“Браконьеры, — подумал Андрей. — Все сходится. Узнали, что отца и матери нет, выбрали безлунную ночь, выключили мотор и ловят форель. Что делать?”
Волошихинский рыбопункт — это семья Сизовых. Пусть нет отца и матери, но он-то, Андрей, — Сизов. Значит, на нем ответ, если браконьеры возьмут форель в заповедном заливе.
Тихо пошел Андрей обратно к дому. Барбос ткнулся мордой ему в колени, показывая, что он здесь, и если от него что понадобится, то он готов выполнить. Андрей потрепал его по шее и дал этим понять, что Барбос сделал уже свое дело и может идти спать.
Барбос завилял хвостом и, поняв, что его работа окончена, мирно залез в конуру.
Андрей вошел в дом. Свет зажигать было нельзя. Браконьеры, наверное, знали, что взрослых нет, и считали, что дети спят. Если бы зажегся свет, они бы испугались и ушли. Наверное, у них на лодке был мотор, и пойди догони моторку на веслах. Тут надо быть осмотрительным и хитрым.
В темноте Андрей подошел к кровати, где спала Клаша, и начал трясти ее за плечо. Клаша засопела, перевернулась на другой бок, тесней прижала жирафа.
— Клаша, Клаша, — говорил Андрей полушепотом. — Проснись, Клаша.
Он мог бы говорить и громко, сказанное в доме не могли услышать в заповедном заливе, но он был весь в атмосфере тайны. Тайна требует тишины, и он не мог эту тишину нарушить.
Клаша проснулась, и Андрей хоть и не видел, но знал, что у нее очень испуганные глаза.
— Что такое? — спросила Клаша. — Это ты, Андрюша?
— Слушай меня, — сказал Андрей. — Браконьеры рыбачат в заливе. Я пойду их ловить. А если меня до утра не будет, ты садись на Стрелу и скачи в поселок. Ты попроси на почте, чтобы тебя соединили с рыбнадзором. В телефон скажи, что ты Клаша Сизова, и объясни, что в заливе браконьеры. Брат, мол, пошел их ловить и пропал.
— А как я на нее влезу? — спросила Клаша.
— На Стрелу-то? — Андрей задумался. — Ты подведи ее к козлам, мешок положи на спину, а сама влезь сперва на козлы, а оттуда уж на Стрелу.
— А я дорогу не знаю, — сказала Клаша.
— Стрела знает, — сказал Андрей. — Ты ее только иногда ногами по бокам ударяй, она довезет до почты. Поняла?
— Ну поняла, — сказала Клаша. — Боюсь я, Андрей. Маленькая я, не доеду.
— Какая же ты маленькая? — сказал Андрей. — Ты девчонка с соображением, тут неважно, сколько тебе лет, поняла?
— Поняла, — сказала Клаша, потом вздохнула и добавила: — Боюсь, я, Андрей.
— Дурочка, — сказал Андрей. — Думаешь, я не боюсь? Я ужас как боюсь!
— А до утра мне что делать? — спросила Клаша.
— А ты спи, — сказал Андрей, — только запомни, что надо утром рано проснуться.
— Нет, — сказала Клаша, — я не буду спать, я лучше так посижу.
— Ладно, — сказал Андрей. — Только лампу не зажигай. А то они увидят, убегут. Лови их там с их мотором!
— Ладно, — сказала Клаша. И по голосу ее было ясно, что вовсе не ладно, что ей до смерти страшно, и что сидеть ночь в темноте — это очень трудно, даже если рядом жираф, и что она боится, как бы с братом чего не случилось, и что не сумеет влезть на Стрелу и совсем не уверена, что Стрела довезет ее именно к почте, и что не умеет говорить по телефону с рыбнадзором, и вообще, что все очень плохо, просто-таки удивительно плохо.
— Ты делай все так, как я говорю, — сказал Андрей, сунул в карман спички, взял фонарь “летучую мышь” и вышел из дома.
Барбос все-таки встретил его. “Мало ли, — думал, — может, все же понадоблюсь”. Но Андрей потрепал его снова по шее, чтобы объяснить, что все благополучно, взял весла, прислоненные к дому, и пошел к лодке. И когда он дошел до лодки, то вдруг подумал, что ведь мог же он не услышать, как подвывает Барбос, мог же он не проснуться и что он тоже маленький и не обязан бороться с браконьерами. Ну выловят они десять форелей, останется-то больше, народятся новые, вырастут. И еще он подумал: плохо, что Клашу оставил дома. Она-то совсем маленькая, ей-то там каково в темноте.
Но, думая это, Андрей все-таки столкнул с берега лодку, приладил весла к уключинам, несколько раз тронул веслами дно, а потом дна уже не было, и он, стараясь, чтобы уключины не скрипели, чтоб вода под веслами не плескала, повел лодку в темноту, к заповедному заливу.
Глава третья
ЧЕТЫРЕ ДРУГА
Заведующий горкомхозом Андрей Петрович Садиков был страстный рыболов. Каждое воскресенье он с утра отправлялся на целый день на озеро. В этом не было ничего дурного. Все могли видеть, как он садится в лодку с удочкой в руке, сидит неподвижно целыми часами, изредка только взмахивая удилищем. Иногда на крючке болталась рыбешка, иногда ничего не болталось, и снова горбилась в лодке одинокая его фигура. Все могли видеть, что Садиков занимается вполне разрешенным видом рыбной ловли, проводит свой отдых культурно и приятно на свежем воздухе, на воде, ничем не нарушая законов. Бывали удачи: иногда удавалось взять сазана, рыбу деликатесную, вкусную, иногда к вечеру на дне лодки лежала только мелочь, но обычно все-таки на уху хватало.
Ели уху торжественно, всей семьей, похваливали, слушали рассказы главы семьи о том, как он подсек карпа, как чуть было не взял сазана, да только тот в самую последнюю минуту ушел.
И в понедельник на работе Садиков рассказывал сотрудникам события своего рыболовного дня, привирал, как все рыболовы, но сотрудники знали, что он привирает, и верили только наполовину. Так что, в общем, получалась почти что правда.
Работник Андрей Петрович был добросовестный, и хоть звезд с неба не хватал, но зато на него можно было положиться: все выполнит, не подведет. И никто не знал, какие бурные страсти, какие дерзкие мечты таились под скромной внешностью этого лысоватого сутулого аккуратного человека.
А страсти в нем кипели, мечтания туманили голову.
Он мечтал нарушить закон, обвести рыбнадзор вокруг пальца, темной ночью закинуть запрещенную сеть и вытащить ее, полную охраняемою законом рыбой. Он мечтал о том, чтобы, внимательно вслушиваясь в тишину — не стучит ли мотор сторожевого катера, — вытаскивать сеть, тихо перешептываться с верными товарищами, пристать к берегу в пустынном месте и оттуда утащить в мешке домой свою долю добычи и сделать жене строгое предупреждение, чтобы она не проболталась, и тайно от детей мариновать, жарить, солить и коптить форель.
Он мечтал об этом долго, упорно, но, по чести сказать, это были одни мечтания. Садиков от природы был трусоват, очень высоко ставил свою должность, и, когда представлял себе, как его, заведующего горкомхозом, пойманного с поличным, ведут в милицию, Андрей Петрович только крутил головой да вздыхал. Хочется, но больно рисковое дело. Поймают, и вся жизнь прахом пойдет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
