на воскресных службах), а Ханнеле часто ей аккомпанировала. Джек поинтересовался, много ли в мире написано музыки для дуэта орган – виолончель (он сам впервые слышал о таком), но дама из академии сказала, что Ханнеле и Ритва знамениты своими «импровизационными талантами». Да уж, лесбийской паре приходится развивать «импровизационные таланты», подумал Джек; еще бы, если, как говорила Ингрид My, они в самом деле обе переспали с Алисой, но не расстались после этого, то, значит, они и правда умеют ставить успешные эксперименты.
На всю Финляндию прославились не только их выступления, но даже репетиции, народ в обеденный перерыв ходил в Церковь в скале, только чтобы послушать, как они «разминаются». Джек подумал, в таком контексте с ними будет непросто завязать разговор – и Ханнеле, и Ритва, и сам он слишком знамениты, чтобы окружающие уважительно относились к их праву на личную жизнь. Наверное, лучше появиться в церкви сразу после обеда и пригласить их обеих на ужин.
Джек заканчивал тренировку (подъемы туловища из положения лежа), когда поток его мыслей прервали – ни с того ни с сего его тренажер окружили с полдюжины беременных из группы по аэробике, видимо, подумал он, у них только что закончилось занятие, эти их опасные упражнения. Джек размышлял о Мишель Махер, кроме того, его беспокоили воспоминания о картинках из немецкого журнала, и на этом фоне толпа беременных женщин привела его в смятение. Вид у них был откровенно агрессивный и угрожающий, Джека прошиб холодный пот.
– Привет, – сказал он, лежа на спине.
– Привет, – ответила тренер по аэробике, молодая темноволосая женщина с привлекательным овалом лица и миндалевидными глазами.
Пока она вела занятие, Джек видел ее только со спины, поэтому не знал, что она тоже беременна.
– Ты похож на Джека Бернса, ну, который актер, – сказала самая беременная из присутствующих.
Джек позднее очень удивился, узнав, что это были ее последние слова перед началом схваток.
– Но этого не может быть! Что Джеку Бернсу делать у нас тут, – вступила другая женщина. – Но ты просто вылитый Джек Бернс.
– Это какое-то проклятие, – с горечью в голосе ответил им Джек. – Ну что мне делать, если я на него похож. Вот ведь сволочь, я его просто ненавижу!
Не стоило ему так говорить – это была реплика Радужного Билли, он произносит ее за фильм трижды, всякий раз о разных людях.
– Это он! – закричала третья женщина.
– Я знала, что ты Джек Бернс, – сказала самая беременная. – От Джека Бернса у меня всегда мороз по коже, а я едва тебя увидела, как по спине побежали мурашки!
– Ну, значит, этот вопрос закрыт, – сказал Джек, продолжая лежать на спине; с момента, как они его обступили, он не шелохнулся.
– А какое кино ты у нас снимаешь? – спросила четвертая. – Кто еще с тобой играет?
– Нет, я тут не на съемках, – ответил Джек, – я материал собираю.
Пятая женщина застонала, словно схватки у нее начались именно от известия о том, что Джек Бернс, видите ли, собирает в Хельсинки материал, – знаем мы, мол, какой материал обычно собирает Джек Бернс. Половина дам покинули Джека – получив ответ на свой вопрос, они потеряли к актеру интерес. Остались тренер по аэробике и еще две женщины, среди которых была и самая беременная.
– Что за материал-то? – спросила тренер.
– Это любопытная история, произошла она давно, двадцать восемь лет назад, если быть точным, – начал Джек. – Главный герой – органист, у которого развилось пагубное пристрастие к татуировкам, а главная героиня – дочь человека, который сделал органисту его первую татуировку. У них рождается ребенок. Это лишь одна из версий того, что произошло, есть и другие; как бы то ни было, они расстаются.
– Ты играешь органиста? – спросила самая беременная.
– Нет, я играю ребенка – ну то есть человека, в которого он вырос спустя двадцать восемь лет, – ответил Джек. – Я пытаюсь выяснить, что на самом деле произошло между моими родителями.
– Какая печальная история! – сказала единственная женщина, которая до сих пор не произнесла ни слова. – Я не понимаю, зачем вообще снимают такие фильмы!
Она повернулась и ушла прочь, наверное в раздевалку, а самая беременная – за ней. С Джеком осталась тренерша.
– Ха-ха. Ты ведь не сказал, что собираешь материал для фильма, – сказала она.
– Верно подмечено, я этого не сказал, – признался Джек. – Материал нужен мне вовсе не для кино.
– Может, тебе нужна помощь? – спросила она. Беременна на седьмом, а то восьмом месяце, пупок торчит, словно набухший сосок, из-под трико. – По женской части.
– Беременные еще ни разу не оказывали мне такую помощь, – сказал Джек.
– Я не замужем, у меня даже друга нет, – сказала она. – Мой ребенок – нечто вроде эксперимента.
– Ты что, сама умудрилась его изготовить?
– Обратилась в банк спермы, – сказала она, – так что его отец – анонимный донор. Тебя ведь не интересует, как устроена сама процедура?
Лежа на спине, Джек поступил как обычно – принял поспешное решение, из которых почти целиком и состояла его половая жизнь. Он воображал, что хочет переспать с беременной, и поэтому решил, что переспит с тренершей по аэробике из «Мотивуса» – вместо того, чтобы прежде попытаться назначить встречу с Ханнеле и Ритвой, лесбиянками, ради которых он и приехал, собственно, в Хельсинки.
Джек убедил себя, что от органистки и виолончелистки, которые были вместе, когда в финской столице жили его мама и папа (и которые не расстались до сих пор), не узнает ничего нового. Матери Джека удалось и здесь ввести его в заблуждение – она сказала ему, что они спали с папой, в то время как это она спала с ними. Конечно, они могут раскрыть Джеку глаза еще на пару-другую деталей подобного рода, но все это такие пустяки, что их можно обсудить за чашкой кофе; ужин для этого не потребуется.
Джек решил зайти в Церковь в скале во время репетиции и подождать,
