— И завтра чтобы духу его здесь не было, — потребовал Берен.
— Хорошо.
Когда его распоряжение было выполнено, и юный певец отправился развлекать слуг воинов Аст-Ахэ, Илльо вернулся в аулу. Берен все с тем же сумрачным видом наводил блеск на древние доспехи.
— Почему тебя так беспокоит судьба этого мальчика? — спросил Илльо. — И его тоже беспокоит твоя судьба, как видно по нему. Вас связывают какие-то узы, о которых ты промолчал?
— Ты бы сам о них догадался, если бы подумал хоть немного. Мальчишка — из Рованов.
— И что же?
— А то, что из-за меня ни один Рован больше не погибнет. Хватит с меня крови старика.
— Я все еще не совсем понимаю…
Берен оторвался от своей работы и вздохнул.
— Другому бы никому не сказал, но тебе — так и быть. Тогда, в первый раз, пацан приходил за моей смертью, — вообразил себя моим кровником.
— Из-за старика?
— Из-за него… Но в Долгую Ночь он не хотел меня убивать. Думал, что его оставят при замке хотя бы на два дня. Правильно думал, да? Но тут случилась эта штука с Фрекартом. Получается, я спас ему жизнь. Теперь он не может мстить раньше, чем отплатит долг чести. То есть, спасет жизнь мне.
— Спасти тебе жизнь, чтобы потом убить? — уточнил Илльо.
— Эге. Наши легенды полны баек о таких делах. В старых балладах за это время герои успевали накрепко сдружиться, делались побратимами и прощали друг другу обиды… Бьюсь об заклад — у пацана в голове немерено старых баллад.
— И ты вытурил его, чтобы не предоставить ему такого случая? — улыбнулся Илльо.
— Я не хочу, чтобы еще один Рован погиб от моей руки, — Берен опять выронил бляшку и ругнулся. — Не хочу однажды проспаться и найти мальчика зарубленным или забитым насмерть. Пусть бродяжничает или возвращается к себе домой.
Он сделал движение, чтобы выбраться из кресла, но Илльо успел подобрать бляшку первым.
— Если ты все понимаешь, то почему же ты пьешь? — спросил он.
— Потому что если я не буду пить, я помру от стыда.
— Но сегодня ты трезв.
— Не удержал в себе, тошнит. Ничего, завтра наверстаю.
— Если ты будешь продолжать пить, ты сделаешься именно тем, кого больше всего ненавидишь.
Тихое «шур-шур» ветоши по металлу, под которое шел весь разговор, прекратилось. Берен поднял от своего занятия глаза и посмотрел на Илльо.
— А тебе не все равно?
Илльо сжал кулак под столом.
Ему было не все равно. Если и в самом деле Тхуринэйтель без особой надобности… о, Тьма!
— Почему она сделала это?
— Потому что ей этого хотелось, — прошептал Берен. — Я ей нравлюсь больше, чем случайные бродяги. Не волнуйся, меня она не убьет: меру знает.
— Я прикажу ей прекратить.
— Прикажи, если сможешь. Только я не думаю, что она послушается.
— Берен, послушай… Это совсем уже в последний раз, завтра может быть поздно… Остановись. Сделайся рыцарем Аст-Ахэ, выбери жизнь и честь, а не смерть и позор. Ведь ты гибнешь…
— Эла! Ильвэ, ты еще мне скажи, сколько пальцев у меня на руке. Я гибну… Да я уже мертв.
Илльо оперся локтями о стол положил подбородок на сплетенные пальцы. Берен думает, что мертв, и Гортхауэр думает, что он мертв, и Учитель, похоже, думает так же. Учитель и Гортхауэр прежде не ошибались никогда, но… но первый вовсе не видел Берена, а второй видел его только в худшие часы и дни его жизни. Этиль после беспричинного убийства орка убеждена, что в Берене уже нечего спасать, Даэйрэт была убеждена в этом с самого начала, а Эрвег встал на эту сторону совсем недавно, после того, как Берен, приглашенный в общество рыцарей Аст-Ахэ, явился пьяный до рвоты. И лишь Илльо был уверен, что спасти его можно и нужно. Только потому, что понял, как он спасал от себя самого рыжего бродячего певца.
Берен возился со своими медяшками до темноты, а потом побросал их в ящик и отправился на двор.
Илльо остался в ауле, дожидаться Эрвега. Не забыть, отметил он себе, расспросить, что за мертвецов находили в окрестностях.
Берена не было долго. Дольше, чем того требует любая надобность. Он еще плохо себя чувствует; потерять сознание в отхожем месте — мало что может быть позорнее… Илльо кликнул слугу и велел ему пойти поискать князя, а если его не будет поблизости от нужника — искать возле дома таэро-ири: в последнее мгновение ему пришло в голову, что Берен мог пойти поговорить со своим несостоявшимся убийцей, а ныне — кровным должником.
Слуга вскоре вернулся и доложил, что князя сейчас принесут слуги таэро-ири.
— Что с ним случилось? — встревожился Илльо.
— Что и всегда, — развел руками слуга.
— В такой короткий срок?!
— Он с утра не евши.
Илльо послал проклятие небесам. Это надо было предусмотреть.
Берена втащили — одежда и волосы в снегу, лицо мокрое от талой воды. Запах браги летел впереди него, как герольд впереди войска. Лицо — только что красивое и благородное — сделалось бессмысленной пьяной маской. Илльо скрипнул зубами. Да, вот в эти минуты верилось, что спасать тут некого.
…А завтра будет все то же самое. Он выползет из комнаты злой, дыша перегаром, потребует опохмелиться и ему дадут. Он немного придет в себя, повозится еще с этим старинным панцирем, но чем ближе к вечеру — тем глупее будут шутки и тем меньше останется твердости в пальцах. Но кулак будет еще достаточно быстр и резок, чтобы своротить скулу некстати подвернувшемуся слуге или орку. Когда он выходил из себя, сладить с ним могли только Болдог и Тхуринэйтель. Однако этого, скорее всего, не случится — к часу Змеи он будет пьян до неподвижности. И так — до конца месяца Тхэнно. И то, что придет в себя на пятый день трезвости, Береном уже не будет…
Илльо дождался возвращения Эрвега и велел собирать дхол-лэртэ армии. Следовало наконец-то назвать верным день выступления; День Серебра.
* * *
— Ты? — Рандир облапил мальчишку и втянул его за собой в хибару при кузне. — Не ждал так скоро. Ну, заползай!
Руско, попав с холода в жарко протопленное строение, набив живот пшенной кашей, слегка осоловел и заговорил не сразу.
— Я князя увидел раньше, чем тебя, — сказал он наконец.
— Ну? Как же так вышло?
— Меня на тракте перехватил наместник, Ильвэ.
Рандир несколько раз обалдело моргнул, потом выдернул из рук Гили котелок и ложку и велел:
— Докладно рассказывай.
Гили рассказал все, начиная с того дня, как перебрался с Аваном через Анах, запутал следы, уходя от банды орков и расстался с товарищем, направляясь в Каргонд. Дорогой надо было навестить еще одного человека, которого Берен полагал верным: командира стрелков в одном из лагерей. Там случай и свел с морготовым полуэльфом. Тот приволок его в Каргонд — Гили умолчал о том, каких страхов натерпелся дорогой — и там он встретился с ярном. Тот задал ему два вопроса о Маэдросе: выгнал ли его эльф? — Гили ответил «нет». Послал сюда? — Гили ответил «да». Тогда ярн устроил так, чтобы Гили выперли в хэссамар для рыцарских слуг, и там он потешал эту братию за кормежку и ночлег. Сам ярн выследил его, когда он выходил по нужде, и тут уж они сумели перекинуться несколькими словами. Ярн велел искать Рандира при кузнице у Эйтелингов, и сказал, когда черные выступят в поход: в первый день последней недели гваэрона. Черные зовут его «Днем Серебра».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
