Покуда это происходило и я подарками старался успокоить старика-тамола, другой повторил тот же подвиг и уплыл с кормы, но через несколько минут через посредство тех же старшин должен был явиться сам с покражей. Этому хотелось мне для примера другим дать несколько ударов линьком, однако бедняк был и без того в таком страхе, что я его отпустил, и он, нимало не мешкая, убрался в свою лодку, покуда мы еще не одумались.
Нам по обыкновению стоило немалого труда спровадить честью своих гостей. Оставив их, пошли мы на W к группе Улеа и Улеай (Тринадцать островов Вильсона), которую и увидели к вечеру. Несколько лодок уже плыли к нам навстречу, две или три, невзирая на темноту, догнали нас, когда мы лавировали под малыми парусами, что-то нам кричали, однако пристать к борту не хотели. Всю ночь видны были в разных местах огни, с помощью которых островитяне ловят рыбу.
Я намеревался остановиться на несколько дней в Улеае для астрономических и магнитных наблюдений и потому, спустившись поутру к SO части группы, послал лейтенанта Завалишина осмотреть между островами якорное место.
Лодок до семидесяти окружало нас, покуда мы лежали в дрейфе. Я до времени не велел никого пускать на судно, потому что народ этот очень мешает работам. Наконец один, показывая на себя, закричал: «Pilot!» He ожидая от этого человека большой пользы как от лоцмана, полагал я, что он, может статься, понимает несколько по-испански и тем может нам быть полезен, и потому пригласил его на судно. Однако, оказалось, что, кроме слова «pilot», он никакого другого испанского не знает. Вскоре указал он нам человека в рубашке с брыжами, державшего в руке какой-то пакет, говоря, что и тот тоже «pilot». Пустили и этого. Он подал нам весьма тщательно завернутые в старую английскую газету два презабавные письма: одно бывшему губернатору Марианских островов, другое – Торресу от проходивших здесь в прошлом году китоловных шкиперов. В одном из них вручитель, по имени Тапелигар, титуловался Second Governor [второй управитель]. Тапелигар, получивший эти письма для отправления при случае в Гуахан, держит их вместо рекомендательных. Слово «pilot» объяснилось тем, что здесь «pilot» (капитан) и тамол – синонимы. Итак, мы в воображаемых лоцманах нашли только старшин.
По возвращении лейтенанта Завалишина, нашедшего удобное якорное место, пошли мы в лагуну и, сделав несколько поворотов, около полудня положили якорь против северной оконечности острова Раур.
В тот же день съехал я на этот остров для поиска удобного для астрономических наблюдений места. Работа эта ложилась теперь исключительно на Семенова. Мы прошли на восточную сторону острова и кругом его северной оконечности. Нас сопровождала небольшая, весьма веселая толпа. Но «фарак, фарак!», когда проходили мимо места заключения женщин, надоедало нам, как и в Лугуноре. На наветренной стороне любовались мы, с какой ловкостью и смелостью молодежь вбегала в самые буруны и вытаскивала огромных морских ежей. Доктор Мертенс получил их таким образом множество, а в Гуахане подарил ему губернатор несколько игл этого животного, как редкость.
Мы не нашли здесь такого гостеприимства, как в Лугуноре. Там непременно каждый хозяин дома приглашал сесть и потчевал кокосами, здесь надо было их требовать, да еще и несколько раз. Казалось, что здесь не такое их изобилие, как там, хотя, впрочем, опушка леса состоит вся из кокосовых пальм. Улеайцы оказались такими же попрошайками, как и лугунорцы, особенно мальчики, которые, заметив, что доктор Мертенс собирает ракушки и т. п., приносили ему всякую дрянь, даром никак не хотели отдать, а не получив требуемого, тут же бросали на землю.
На западной стороне острова Раура есть 4 или 5 искусственных пристаней для лодок, чего мы ни на одном из других Каролинских островов не заметили. От берега на расстоянии сажен 15 положен ряд больших камней, а от конца его в обе стороны под углом около 60° еще по ряду, так что все имеет вид якоря. На других островах этой же группы таких пристаней нет, потому, вероятно, что волнение при западных ветрах наиболее бьет в остров Раур.
На следующий день (24 марта) все разделились по своим занятиям. Жители не только никому из нас не мешали, но еще помогали в чем могли. Не нравилась им только стрельба охотников. Сначала они при каждом, даже отдаленном, выстреле вздрагивали и вскрикивали и настоятельно просили не делать такого шума; однако скоро обстрелялись и сопровождали только каждый выстрел обыкновенным «уэ!».
25 марта для светлого праздника дана была всему экипажу свобода от работ. Весь день окружало нас на лодках множество островитян, которые, хотя и шумно, но весело и честно променивали нам рыбу, раковины, ткани, но весьма мало плодов, и то одни кокосы. Старшины привозили в подарок не целые лодки, как в Лугуноре, но ветки с полудюжиной орехов и требовали за то непременно ножей и топоров. Рыбы много и разных видов. Веревками, которых я готов был купить много, очень дорожили, но, странное дело, лодки, которые стоят им наибольшего труда и составляют все основание их богатства, отдавали относительно за бесценок: маленькую лодку купил я за один топор, а одну из самых больших и со всем вооружением – за три, из которых два, конечно, уйдут на постройку новой. Может быть, великое здесь изобилие лодок причина такой дешевизны. Почти перед каждым домом было несколько лодок, множество строящихся. Немалая их часть идет на Гуахан за железо.
Я съезжал на остров Улеай, собственно так называемый, старшина которого Тапелигар был одним из постоянных наших гостей. Я его нашел сидящим на своей лодке под шатром. Лодки на воде и на суше, кажется, постоянные их престолы. Мы редко встречали старшин иначе, как сидящими на лодках. У меня Тапелигар распоряжался совершенно как дома, но не показывал охоты у себя платить мне той же монетой; велев подать несколько кокосов, он не замедлил предложить мне идти обратно к моей шлюпке. И, кажется, не весьма был доволен, когда я, напротив, предложил ему сопроводить меня вокруг его острова.
27 марта терпели мы несносную жару. Пассата совсем не было: по временам находили тихие полоски от SO, иногда сопровождаемые дождем. Мы были по обыкновению окружены почти всем мужским населением группы, среди которого явились, наконец, и женщины: несколько лодок, ими наполненных, вертелись около шлюпа, производя больше шума, нежели все другие вместе. Они на судно не просились, ожидая, может быть, приглашений, сделать которое, однако, никому не пришло в голову; не знаю, потому ли, что они все без исключения были безобразны. Невероятно, чтобы между ними не было совсем пригожих; может быть, ревнивцы не позволяют этим отлучаться от домов.
Остров Кузайэ в Каролинском архипелаге
Под вечер посетил нас главный старшина всей группы, известный из записок Шамиссо, Роуа. Я поручил лейтенанту Завалишину, описывавшему западную часть группы, когда пристанет к его резиденции Улемарай, одарить и обласкать его. Большого труда стоило растолковать ему, от кого и какими судьбами все эти богатства на него сыплются, но когда понял, то непременно захотел сам быть у нас, забыв, что паралич лишил его действия рук и ног. Этого древнего, едва дышащего старика пригласил я было на судно, но он, попытавшись встать, едва не свернулся в воду и долго не мог оправиться; итак, конференция должна была произойти на его лодке. Я его одарил, как и супругу его, несколько моложе, чем только мог придумать. Тамолы на шлюпе толковали мне, чтобы я велел поднять его на стуле, однако мне показалось опасным подвергать старика такому труду, и мы расстались, воздав ему всякие почести на его земле.
