– Иван Ильич! – обратился я к своему заместителю. – Проветривай здесь почаще! Если почувствуете дурноту, сонливость (все уже успели хорошо отоспаться) или головную боль – немедленно наружу!
– Понятно, Николай Александрович! – кивнул Огнев. – Только вот что-то уж очень сильно похолодало! Так и должно быть?
– В дневниках говорилось градусах о пятнадцати-двадцати, – ответил я, оглядывая своих подчинённых. – Но ничего… Держитесь! Останавливаться не будем, пока температура не повысится градусов до десяти, иначе рискуем больше не запустить дизель. Достань-ка, Иван Ильич, наши рации!
Сунув в карман куртки поданную мне Огневым рацию, я кивнул своим людям и быстро выбрался наружу. Осторожно дыша и прикрывая рукой в перчатке лицо от ледяного ветра, я торопливо прошёл к грохочущему трактору и заскочил в кабину. Наташа успела проснуться и с тревогой глянула на меня.
– Очень холодно, Николай Александрович? – сразу догадалась она.
– Да, – рассеянно кивнул я, освобождаясь от шапки и куртки. – Довольно бодрящая погода…
В последующие два часа температура продолжала понижаться, и я начал уже опасаться за прочность стальных конструкций машины – теперь за бортом кабины было что-то около сорока – сорока пяти градусов (при таком холоде любая сильно изношенная, либо изначально дефективная деталь могла легко выйти из строя), а также за годность арктической солярки в баке, которая уже наверняка начала густеть без подогрева на этом лютом морозе. Останавливаться в таких условиях было, разумеется, нельзя, но я, тем не менее, мысленно составил план действий на случай поломки трактора. Обогреватель кабины старался вовсю – я переключил его на «максимум», и мы с моей милой помощницей сидели в тепле, но стекла кабины, за исключением лобового, покрылись толстым слоем инея, а стоило прикоснуться рукой (я почти не снимал перчаток) к любому металлическому предмету, как он буквально обжигал кожу. Каждые четверть часа я вызывал Огнева и спрашивал, как у них обстоят дела, но там пока всё было благополучно – хорошо топили печки, не жалея бензина и вовремя проветривали помещение. Мы продолжали медленно подниматься по очень пологому склону, а температура тоже медленно, но неуклонно понижалась…
II
Проходил час за часом, и я почти каждые шестьдесят минут делал остановку, накидывал куртку, прикрывал лицо воротником свитера и, выбравшись наружу, вставал спиной к ледяному ветру, после чего выполнял в течении пяти-семи минут несложные разминочные упражнения. Это заметно бодрило меня, но очень ненадолго – через полчаса вновь начинало почти непреодолимо тянуть в сон, а весь кофе был уже выпит. Дизель продолжал уверенно грохотать, даже когда температура упала почти до пятидесяти градусов мороза, и я задумался ненадолго, из чего состояло наше арктическое топливо: надо полагать, что процентов на семьдесят – восемьдесят это была керосиновая фракция, ещё процентов пятнадцать – непосредственно солярка, а остальное, скорее всего, приходилось на присадки и синтетические масла. В целом подобная адская смесь была, конечно, не самым лучшим топливом даже для такого неприхотливого дизеля и резко сокращала его моторесурс, но в наших условиях оставалась лишь надеяться, что двигатель всё же продержится на этом горючем (не годившимся даже для заправки примусов) так необходимые для нас несколько десятков часов. В пятом часу «утра», когда вокруг нас заметно потемнело, но благодаря свежевыпавшему белому снегу путь можно было ещё почти также выбирать без особого труда, не включая фар, я сделал очередную остановку – мы находились в дороге более пятнадцати часов, и следовало долить горючее в топливный бак.
– Иван Ильич! – вызвал я по рации своего заместителя. – Я сейчас открою топливный бак – посылай мужиков по одному – только пусть лица прикроют от ветра, – заливать горючее из канистр. Как один зальёт – пусть бежит греться, а ты посылай другого, да смотри, чтобы носы себе не поотмораживали! Всего нужно залить двенадцать канистр.
– Сделаем, Николай Александрович! – тут же отозвался Огнев. – Первый раз сам пойду!
– Николай Александрович! – сразу окликнула меня помощница, когда я надевал свою куртку. – Там ведь очень холодно! Будьте осторожны!
– Я всегда осторожен, Наташа, – ободряюще улыбнулся я девушке. – В противном случае мы бы с вами так и не встретились… И, к слову сказать, мне доводилось бывать в местах с ещё более прохладной погодой!
Прихватив большую воронку, заранее сунутую мной под сиденье, я выскочил наружу и торопливо обошёл трактор. Холод стоял, конечно, лютый, да ещё в сочетании с очень даже свежим ветерком, который добавлял к и без того чрезмерно низкой температуре ещё пятнадцать – двадцать градусов. Быстро поднявшись на левую гусеницу, я после нескольких секунд усилий (у меня даже начало «прихватывать» морозом пальцы через тёплые меховые перчатки) снял крышку топливного бака и вставил в горловину воронку. Почти сразу подскочил Огнев с замотанным обрезками пледа (догадался пустить его на шарфы) лицом, успевший на ходу открыть пластиковую канистру, и принялся заливать топливо в воронку.
– Прячьтесь, Николай Александрович! – быстро сказал он. – Я справлюсь!
Вернувшись в кабину, я придвинулся к левому борту, по пути легко коснувшись губами щеки своей помощницы, и, сняв перчатки, потёр кончиками пальцев маленький участок (размером с донышко стакана) бокового стекла, покрытого толстым слоем инея. Когда мне удалось оттаять на этом месте для себя «отверстие» для наблюдения, я разглядел, что Огнева успел сменить Василий (я узнал его по богатырской фигуре), а через минуту на его место встал с очередной канистрой кто-то другой. Быстро меняясь, мужики минут за пятнадцать полностью залили топливом бак, а последний из них (кажется, Сергей) даже догадался закрыть его крышкой, и мне не пришлось выходить лишний раз на лютый мороз.
– Ну, как там дела у тебя, Иван Ильич? – тут же спросил я, едва вернувшись на своё место. – Никто не поморозился?
– Всё в порядке, Николай Александрович! – опять заверил меня своей дежурной фразой Огнев. – Холоду вот только напустили… Сейчас огоньку добавим!
– Смотри там пожар мне не устрой! – на всякий случай предостерёг я его и, дав отбой, взглянул на свою спутницу. – Вы не проголодались, Наташа?
– Есть немного, Николай Александрович, – улыбнулась она. – Будете со мной гусиные ножки?
– Слишком рискованно на ходу, – отозвался я, трогая машину с места – стоять дальше было уже опасно для двигателя. – Распечатайте мне, пожалуйста, плитку горького шоколада, а гусятиной пока займитесь сами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
