хотя я о них слышала. — Она повернулась к Рэйчел и пояснила: — Поскольку Друзья известны своей беспристрастностью и приверженностью миру, иногда их приглашают вести переговоры между… конфликтующими сторонами, — закончила Сильвия, с сомнением взглянув на Кэтрин Брант.
— Да, верно. — Миссис Брант налила чай через серебряное ситечко с цветочным орнаментом, и призрак полузабытого аромата поднялся из чашки.
— Чай! — невольно вырвалось у Рэйчел, и она тут же покраснела. Тайенданегеа широко улыбнулся ей сквозь пар.
— Он самый. — Хозяин вздернул бровь. — Полагаю, вы теперь нечасто видите чай?
Вопрос был деликатный, однако Йен заранее это предусмотрел. Он сказал Рэйчел, что не намерен утаивать свои политические взгляды, так как неизвестно, сколько Тайенданегеа уже знает.
— Нет, — просто ответил Йен, беря булочку с цветастой фарфоровой тарелки, поднесенной ему слугой. — Мой дядя от него чихает.
Вокруг глаз Бранта собрались веселые морщинки.
— Наслышан о вашем дяде, — заметил он. — «Девятипалый» — так его прозвали среди ирокезов?
Рэйчел слышала это впервые, а вот Йен либо уже знал, либо сумел скрыть удивление.
— Да. Тсалаги называют его «Убийца медведей».
— Человек с несколькими именами, — довольно изрек Брант. — А генерал Вашингтон, полагаю, называет его своим другом.
— Он друг свободы, — пожал плечами Йен.
— У вас прекрасный чай, что и говорить, — вдруг обратилась Дженни к миссис Брант, хотя и поставила чашку недопитой. — И красивый дом. Давно вы здесь живете?
Рэйчел гадала, являлось ли слово «свобода» условным сигналом между матерью и сыном или же оно естественным образом всплыло в разговоре, балансирующем на грани политики и светской учтивости. Как бы то ни было, Кэтрин Брант ответила на вопрос Дженни, и женщины легко перешли к обсуждению дома и убранства, а затем от узоров на фарфоре — к еде, после чего беседа стала по-настоящему теплой.
Несмотря на искренний интерес к кукурузному супу и жареным хлебцам, Рэйчел прислушивалась к мужскому разговору, который легко перескакивал с английского на мохок и обратно. Время от времени она различала имена, например могавское имя Смотрящего на Луну и Оуневатерика — прозвище, данное индейцами генералу Ли. И тут ее ухо уловило имя, которого она ждала: Вакьотейеснонса.
Рэйчел старалась не слушать и заставляла себя не смотреть на Йена. Она скорее почувствовала, чем увидела пристальный взгляд Дженни на сына.
Что бы ни говорили об этой женщине, разговор продолжался недолго, ибо вскоре Брант повернулся к Рэйчел и спросил о ее брате Дензиле, которого повстречал в Олбани, после чего турбулентные потоки застольной беседы слились в единое плавное течение.
Теперь, когда с Работающей Руками на ближайшее время было покончено, Рэйчел могла перевести дух и поразмыслить над неординарностью застолья и его хозяина — в настоящий момент тот любезнейшим образом болтал с Сильвией Хардман.
Неужели они сидят здесь и ведут самые обычные разговоры с человеком, который, по слухам, убивал сам и приказал убить множество людей?
Ты ведь не только садишься обедать с Джейми Фрэзером, ты любишь и уважаешь его, — заметил ее внутренний свет. — Разве он не делал того же?
Не с невинными людьми, — упрямо подумала Рэйчел. Хотя вообще-то она прекрасно знала, что о человеке могут говорить разное и это не всегда соответствует истине.
Полагаю, они оба поступали так, потому что идет война… Ее внутренний свет был настроен скептически, однако отошел в тень при внезапной смене темы.
Брант что-то небрежно сказал Йену на мохоке и бросил на Рэйчел косой взгляд, от которого у нее по коже головы побежали мурашки. Йен намеренно отвернулся, чтобы жена не могла видеть его лица, и произнес что-то на том же языке — ответ рассмешил Бранта.
Рэйчел заметила, как сузились глаза сидящей рядом Дженни. Кэтрин Брант в свою очередь наблюдала за ними поверх чашки с чаем, подняв одну бровь. Увидев, что Рэйчел смотрит в ее сторону, она поставила чашку и подалась вперед.
— Он сказал, если Брат Волка не может содержать двух жен, пусть имеет в виду, что Работающая Руками владеет от своего имени восьмьюдесятью пятью акрами хорошей поймы и знает толк в фермерстве. Но пусть Брат Волка не опасается за твое будущее, — улыбнулась она Рэйчел. — Хороший переговорщик — всегда желанный гость в любом доме, и Тайенданегеа с радостью тебя оставит.
Несмотря на всю выдержку, у Рэйчел отпала челюсть.
— Ох, не в этом смысле, — заверила Кэтрин. — Он имеет в виду, что будет тебя содержать как ценного члена своей семьи, а не в качестве любовницы.
— А-а, — еле слышно произнесла Рэйчел.
Не успела она придумать вежливый отказ от любого предложения, как из передней, где открылась входная дверь, повеяло холодом и в коридоре послышались тихие шаги.
Все повернулись к вошедшему. Рэйчел увидела пожилого мужчину-могавка, все еще стройного и с прямой спиной; его седые волосы были затейливо украшены серебряными пуговицами, а на вплетенном в косу синем шнурке болталась пара крыльев странствующего голубя. Складки и темные глаза на сильно обветренном лице выдавали человека уверенного в себе и обладающего чувством юмора. Он поклонился дамам, не скрывая интереса.
— А, вот и ты, — весело сказал Джозеф Брант. — Я должен был догадаться, что ты не упустишь таких гостей. — Он встал и кивнул дамам. — Мадам Мюррей, другая мадам Мюррей и мадам… Хардман? Право, как странно… Позвольте представить вам сахема[232], моего дядю.
— Очарован, сударыни, — сказал сахем, чей акцент колебался между интеллигентным английским и французским. — Ты, стало быть, Огвахо, йататеконах, — добавил он, тепло кивнув Йену, а затем поблагодарил двух слуг, которые принесли дополнительный стул, сервировочные тарелки, столовые приборы и льняные салфетки. Сахем сел между Рэйчел и Дженни, улыбаясь то одной, то другой.
Рэйчел гадала, было ли появление сахема рассчитано на то, чтобы развлечь женщин, пока Йен говорил о политике с Брантом. Однако беседа с ним украсила бы любую гостиную, и через несколько мгновений их половина стола оживилась благодаря наблюдениям, комплиментам и рассказам на любой вкус.
Рэйчел привыкла наблюдать за людьми и слушать их, и сахем произвел на нее приятное впечатление: он задавал умные вопросы и с интересом следил за ответами, а когда спрашивали его мнение, высказывался достаточно остроумно и занимательно, чтобы отвлечь (ну, или почти) ее от размышлений насчет слов Бранта о нескольких женах.
— У вас есть имя, сэр? — поинтересовалась Дженни. — Или вы просто родились сахемом и все?
Рэйчел вопросительно посмотрела на свекровь. Она прекрасно знала, что Дженни известно слово «сахем»: на протяжении всего пути от Филадельфии до Канаджохари Йен описывал могавков и объяснял их образ жизни. Лицо мужа сияло от воспоминаний и предвкушения встречи, так
