Гордости за сына это не отменяло.
- Он за ней присмотрит, - кивнул тот на Радормира.
Путь в этот мир им открыли разные женщины, но оба получились в него. С его твердостью, пониманием долга, верностью данным клятвам и осознанием собственной ответственности.
И не важно, что для одного это будут миллиарды жизней, а для другого – была всего лишь одна.
- По должности вам положен заместитель, - смягчая ситуацию, подал голос сидевший в углу Шаевский. - К тому же, это может быть подозрительно, - добавил он, так и не открыв глаза. Лишь шевельнулся в кресле, ища более удобного положения. – Рокос всегда был с вами…
- Вы умеете находить аргументы, господин подполковник, - вступил в разговор присутствовавший здесь же Йорг. Стоял у окна, глядя сначала в подступавшую к самым стенам дворца ночь, теперь… нет, не в утро, в пытавшееся застигнуть их врасплох будущее.
- Меня этому учили, - отозвался Шаевский, давая возможность скрестившимся взглядам закончить безмолвный разговор.
И ведь не видел – действительно дремал, используя для отдыха необходимость находиться здесь, а не в собственном кабинете, но ощущение, что нужно послужить фоном, присутствовало.
- Хорошо! – Индарс не уступил – признал, что в этом варианте имелись свои преимущества. – Я могу рассчитывать…
- Отец, - перебил его Радормир. – Я помню свой долг!
Грань должна была подступить. Выставить линию, переступив через которую все станет иначе, но даже эти слова ею не стали.
Я помню свой долг…
Слова прозвучали, но не изменили. Не дернулось, не впечаталось в осознание, не поставило перед фактом, что теперь уже все…
- Оставьте нас одних, - вместо продолжения приказал Индарс.
Кивнул обернувшемуся Йоргу – им так многое нужно было сказать друг другу, но… Перевел взгляд на поднявшегося Шаевского. Хотел спросить… Впрочем, теперь это тоже было не важно. Главное, что жена Рамкира согласилась покинуть империю и вернуться на Землю. Не гарантия – в Союзе имелись свои проблемы, но шансы сохранить жизнь и свою, и ребенка, там были выше.
Йорг и Шаевский вышли вместе, Рокос уже за ними. Плотно прикрыл дверь, оставив их с Радормиром.
Два императора…
В этой реальности случались и такие казусы…
- Напутствий не будет, - Индарс спустился с возвышения, на котором стоял стол, но следующего шага не сделал.
Когда наступала ночь, казалось, что время идет слишком медленно. Теперь…
- Напутствий не будет, - повторил он, но не для сына – для себя. – Ты – император Старх’Эй. Ты – настоящее и будущее империи. Ты…
- Отец… - Радормир перебил, подошел ближе.
Рост ни один в один, но разница настолько незначительна, что можно ставить знак равенства. Схожее телосложение – вбитая в тело мощь, способность брать на себя то, что другим не по силам. Да и внешне… старше - моложе. Черты лица, взгляд, то, как укладывали волосы…
- На тебе мой долг. Я поклялся…
- Я принимаю его, - спокойно, уверенно, произнес Радормир. – Эти дети – мои дети. Не по крови, по совести. Эта женщина – под моей защитой. Не по твоему приказу, по моей воле.
- Да будет так, - Индарс на миг закрыл глаза.
У него еще была возможность передумать…
- Это время будет тяжелым, - твердо посмотрел он на сына. – Иногда будет подступать. До тошноты. До воя. До отчаяния. Только упасть, признав свою слабость…
Пауза была короткой, лишь вспомнить, за миг пролистав всю жизнь.
Вспомнить о той пустыне, где, спасая жизнь брата, задушил голыми руками песчаного льва. О погребальном костре, пепел с которого был пеплом его отца. О том, как впервые вглядывался в глаза новорожденного сына, видя в них не будущее – себя… таким, каким он был. Не императором – мужчиной, мужем, человеком…
Вспомнить о каждой женщине, которую вжимал в свое тело, ища и даря удовольствие. О каждом из множества детей. И о тех… двоих, которым лишь предстояло когда-нибудь родиться. И не важно, что не его кровь будет течь в их жилах. Главное…
О друзьях… Немногих, но тех, когда можно обходиться без лишних слов.
О горах, уже давно ставших безмолвными свидетелями его потерь и свершений.
О небе… О небе и крыльях, однажды отданных другим.
О так и не законченном хатче…
И о ней…
Он до сих пор «слышал» тот звук…Шаркающие шаги и нудный, ерзающий по нервам звон цепей.
Шарк… дзинь…
Шарк… дзинь…
Шарк… дзинь…
У него еще была возможность передумать, но он знал, что не сделает этого.
Не ради себя - ради сына и… Таши, которым нужна была эта свобода. Свобода от него!
- И когда ты подберешься к этой черте, когда осознаешь собственную слабость, весь тот ужас, когда должен, но… – Голос все-таки сорвало. На миг… - Ты подойдешь к зеркалу и посмотришь не в чужие, в свои глаза. И увидишь в них силу и мужество. Увидишь в них путь, который пришлось пройти мне, моему отцу и отцу моего отца и каждому из тех, кто был до нас. Ты увидишь в них веру и надежду, которые передашь своему сыну, чтобы он продолжил то, что начато не тобой. И ты не отступишь, ты будешь биться до конца. Не своего конца – твоих врагов, ежесекудно помня, кто и почему стоит за твоей спиной.
- Я сделаю это… отец! – твердо произнес Радормир, принимая сказанное.
Не клятвой…
Словом, по которому ему предстояло жить…
Посадочный бот перестал быть даже точкой в прозрачной синеве неба, а они продолжали стоять,