— Мадам, — пробормотал он, — мадам, я принял вас за фею.
Она громко расхохоталась, совсем как ребенок:
— За фею! Скажите, сэр, разве охота на фей в лесу входит в обязанности пастыря Господня?
— Мне так стыдно, — воскликнул он. — Правильно вы меня укоряете. Но в этот весенний денек мои святые обеты вылетели из головы, и я вновь ощутил себя мальчишкой.
— Я вас не укоряю. Я и правда рада, что священник может вести себя как мальчик. Но сюда редко кто забредает, и я подумала, что весь лес — моя вотчина, а как только увидела вас в папоротниках, решила подшутить и напугать, как уже много раз поступала с незваными гостями. Я думала, вы убежите. Но вы настоящий смельчак, потому и раскрыли мою тайну. Я люблю гулять здесь, собираю цветы, распеваю баллады, наблюдаю за зверями и птицами… Но до принятия обетов вы были простым человеком. Как вас зовут?
— Зовусь я Дэвидом Семпиллом. В детстве я жил на Рудфутской мельнице.
— Тогда и у вас есть права на эту землю. Вы тоже играли в Лесу?
— Нет, мадам, в Лес я не заходил. Правда, иногда проезжал по нему. И до сегодняшнего дня я его боялся. У этого Меланудригилла дурная слава.
— Бабкины побаски! Это благословенное в своей невинности место. Мне не нравится, когда его зовут Меланудригиллом. В этом слове заключено темное колдовство. Зовите его Лесом — и вы полюбите его так, как люблю его я… Осторожно, я спускаюсь. Посторонитесь, пожалуйста, и я выведу вас к Раю. Вы не знаете, о чем я? Рай — это святилище посреди чащи, и только я одна могу найти дорогу туда.
Она не была похожа на величественную даму в желтом атласе и голубом бархате, поразившую его в ту ночь в Калидонском замке. Рядом с ним стояла стройная смеющаяся девушка в зеленом, с тяжелыми деревенскими башмаками на ногах. Волосы, перехваченные шелковой лентой, все еще были в беспорядке после погони. Вдруг все его смущение пропало. Рассудок твердил ему, что это Катрин Йестер из Калидона, дочь гордого и непокорного семейства, подозреваемого в нечестии, женщина, красавица… он даже не знал, как подступиться ко всему этому. Но в тот солнечный день все доводы были бессильны — он видел в ней просто девушку.
Они спускались с холма, и по пути она не переставала болтать, точно стосковавшийся по общению ребенок, наконец обретший товарища:
— Я вас первой заметила и понадеялась, что вы броситесь за мной, если я побегу. Вы мне тогда в Калидоне понравились. Я-то слышала, что все священники угрюмые и старые, а вот вы показались добрым. И вы веселый, да, веселый — не грустный, как большинство шотландцев.
— Вы недавно приехали в эти края? — спросил он.
— В прошлом июне. Это моя первая шотландская весна, она не похожа на весну во Франции или в Англии. Там лето приходит почти сразу после зимних холодов, но здесь природа долго готовится, а цветы как будто крадутся с задворок. Я с самой смерти отца жила по большей части во Франции.
— Поэтому-то мне ваш говор кажется странным.
— А ваш — мне, — отрезала она. — Но тетя Гризельда учит меня быть хорошей шотландкой. Заставляет прясть, пока руки не отвалятся, и готовить жуткие отвары из трав, и стряпать ваши диковинные блюда. «Каатрин, королевишна глупоумная, ты на кой в горницу цветиков и грязнухи-зеленухи наволокла? Мы ж не буренки, да и древлий Калидон не пуня». В этом вся тетя Гризельда. Она как хорошая собака — лает, но не кусает, хотя вся прислуга по стенке ходит. Мы с ней играем в карты, она рассказывает мне местные легенды, пусть и не так увлекательно, как дядя Ник. Такие дела! Скорее бы закончились войны и он вернулся домой… Ну, сэр, как вам? Это врата Рая.
Она вывела Дэвида из соснового бора к зеленой расселине с орешником, рябиной и березками по краю. Это было скорее похоже на косогор, чем на лес, да и под ногами лежал дерн, совсем как в холмах. В самом центре из-под земли бил ключ, давая начало ручью, извивающемуся между цветов и водопадом уходящему вниз. Первоцвет, фиалки и ветреница делали место ярким, как сад.
— Я зову это Раем, — сказала Катрин, — потому что мало кто из смертных может найти его. Вы бы и не догадались, что тут что-то есть, пока случайно не забрели бы сюда.
— И сосны здесь не растут, — сказал Дэвид.
Она кивнула.
— Но темный лес я тоже люблю, а в такой денек там лучше всего. Хотя он навевает грусть, а когда небо хмурится и дует ветер, я даже прихожу в уныние. Но здесь мне радостно в любую погоду, это славное местечко. Признайте, сэр, я нашла чудесный уголок.
— Да, тут хорошо. Как писал поэт: «Deus nobis haec otia fecit»[62].
— Тра-ля-ля! Это латынь, а я не книжница. Но и я могу процитировать знакомых мне поэтов. — Голосом, схожим с птичьим пением, она прочитала несколько строк, из которых Дэвид понял только то, что это хвала Весне и что сама богиня Флора превозносит ее:
«О fontaine Bellerie,Belle fontaine cherieDe nos Nymphes, quand ton eauLes cache au creux de ta source,Fuyantes le SatyreauQui les pourchasse a la courseJusqu’au bord de ton ruisseau,Tu es la Nymphe eternelle De ma terre paternelle…»[63]
В голове Дэвида происходили странные, разрушительной силы перемены. Ему показалось, что с глаз спала пелена и он по-новому посмотрел на мир. Это восхитительное создание открыло перед ним дверцу, ведущую то ли к хорошему, то ли к плохому, он и сам не знал куда, впрочем, ему было все равно. Он мечтал, чтобы мгновение остановилось и мир замер навеки: весенняя полянка и темноволосая девушка, поющая среди первоцветов. Он осмелился назвать ее по имени:
— Даже коноплянки не поют так сладко, госпожа Катрин. А не знаете ли вы местных песен?
— Служанки учат меня им. Я могу спеть про шотландку Мэри, про златовласого паренька и… точно, эта песня как раз для Рая.
И она запела:
Королевна юная у окна сидела,Вышивала шелком, глядя из окна.У окна сидела и в окно глядела,Увидала, мой милок, что за окном весна.Вышивала, увидала, за окном весна.
Замолкнув, она пояснила:
— Птичница Джин, от которой я ее услышала, знает один лишь первый куплет. Жалко, я не пишу стихов, а то сама бы дописала остальное.
Источник располагался среди зеленых кочек, в центре того, что деревенские жители называют кругом фей, или ведьминым кольцом. Девушка уселась прямо в кольцо и принялась составлять букетики из собранных по дороге цветов. Дэвид снял украшенный первоцветами берет и растянулся на дерне у ног Катрин, любуясь ее ловкими движениями. Солнце приятно пригревало. Никогда до этого молодому человеку не было так спокойно и хорошо.
Фея, сидевшая рядом, опустила цветы и посмотрела на Дэвида, встретившись с его мечтательным взором. Он как раз пытался понять, как это невероятное создание вписывается в его привычный мир. Неужели их жизням дано соприкоснуться только здесь, в этом Лесу?
