Выдуманная причина все равно расстроила маму. Она бросилась ко мне со слезами на глазах и обняла, хотя я совершенно этого не хотела.
- Моя девочка, - говорила она, гладя меня по растрепанным волосам. – Как же так? Как это произошло? Полинкин, ты ведь всегда была такой хорошей девочкой, такой милой, такой послушной… Она тебя не сильно ударила? Ничего не болит?
- Все в порядке, мама, - отстранилась я от нее. – Это недоразумение. Такого больше не повторится.
- Надеюсь! Андрей, я хочу сходить в школу и поговорить с классной руководительницей, - повернулась мама к отчиму. – Это же просто безобразие! Ты говорил, что эта школа хорошая, а что на самом деле там творится?
- Брось, любимая, - фальшиво улыбнулся отчим. – Обычные детские разборки.
Я тихо фыркнула. Смешно. Детские разборки.
- Но я все равно хочу пообщаться с классной!
- Не стоит. Я уже пообщался с ней. И с мамой той девочки. Конфликт решили.
- Но я должна…
- Дорогая, - прервал ее Андрей, обнимая за талию. – Ты мне не доверяешь? Обидно.
- Что? Нет, - замотала головой мама. – Просто…
- Тогда доверяй мне, - снова не дал ей сказать отчим. – Повторю: я все решил. А тебе нельзя волноваться.
И он погладил ее по животу, словно давая понять, почему ей нельзя волноваться.
В конечном итоге мама успокоилась, поверив ему. А мне вдруг впервые за долгое время стало понятно – она готова была поверить в любую ложь, лишь бы не знать ложь, от которой болит сердце. И это касается не только сегодняшней ситуации. Это касается всей ее жизни в последние годы.
Наверное, это защитная реакция. Только мне от этого не легче.
Они с отчимом отправились в спальню.
- Мам, - сказала я ей в спину, и она повернулась ко мне с уставшей улыбкой.
- Что такое, Полинкин?
- Не называй меня так больше, - попросила я.
- Что? – удивилась мама. – Почему?
- Не нравится. Слишком по-детски, - ответила я.
Так могла называть меня та мама, другая, которая беспокоилась обо мне и переживала. А не та, которая нашла мужика, задурившего ей голову.
Я не хотела, чтобы она называла меня старым детским прозвищем, придуманным папой. И вместе с этим странным желанием внутри что-то окончательно поломалось.
Надеюсь, отчим поскорее промоет ей мозги с тем, чтобы меня отправили обратно в родной город. Я не могу находиться с ними рядом. Не могу ходить мимо дома, в котором жил Дима. И смотреть в его окна тоже не могу.
Слишком больно.
На кухне я встретила отчима – он пришел налить маме гранатовый сок, который она в последнее время полюбила. Иногда он бывал сверх-заботливым.
- Надеюсь, ты выполнишь то, о чем мы договаривались, - тихо сказала я.
- Посмотрим. Сначала убери из моего дома кота. Я даю тебе последний шанс сделать это.
- Чем он тебе мешает?
- Это моя квартира. И я буду решать, станут тут жить животные или нет, - холодно сказал отчим. – На моей территории их не будет. Или я, или они. Уяснила?
Андрей был прав – квартира его, и правила устанавливает он. И меня это ужасно бесило. Потому что я еще острее чувствовала себя чужой.
- Да ты просто ненавидишь животных, - вырвалось у меня.
- Конечно же, нет. Ты же знаешь, у меня аллергия. Я пью горстями таблетки, но все равно мучаюсь, - совсем другим голосом – дружелюбным и в то же время виноватым – вдруг сказал отчим. И следом раздался голос мамы:
- Полинкин, ну чего ты в самом деле, как ребенок? У Андрея сильная аллергия на шерсть!
- Да, конечно, - раздраженно фыркнула я. – Не дай бог коту будут уделять больше внимания, чем ему!
Отчим улыбнулся – мол, какая забавная глупость. А мама рассердилась.
- Полина, имей совесть, в конце концов! Аллергия – это болезнь! Котенка действительно пора уже пристроить! Не испытывай терпение своего отчима…
- Отца, - подсказал Андрей. И меня просто перекосило от отвращения. Отца?! Да пошли вы все!
- Боже, - выдохнула я. Опять этот урод подставил меня перед мамой. А, пофиг. Плевать на него. И на нее уже тоже.
- Полина, что за поведение?! – закричала мама.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Перестань, Дана, не злись. Нашему малышу не нужно, чтобы ты волновалась, - заворковал отчим.
Стремительно покинув кухню, я вошла в свою темную спальню и рухнула на кровать, а Обед спрыгнул с подоконника и ляг мне на живот, начав мурчать и перебирать передними лапками. Я читала, что так кошки выражают свои любовь и заботу. Обед любил меня, а мне нужно было отдать его поскорее. Хорошо, что Диларе…
Однако этого не произошло.
На следующий день, в пятницу, в школу я пошла, как и Дилара. А вот Малиновской, ее подружек и Власова не было. После того, как в классе не стало Димы, Лехи и Вала, наши ряды заметно поредели.
Разумеется, каким-то образом все уже были в курсе насчет вчерашнего. И смотрели на нас с опаской. Я была уверена, что случившееся обросло слухами, и нас с Диларой побаивались. Та же Милана взглянула с осторожностью и кивнула, приветствуя. Ей не хотелось приближаться к нам, но и не поздороваться она не могла.
- Милан, - окликнула ее Дилара, и та, вздрогнув, медленно обернулась.
- Что?
- Ты ведь знала?
- А?
Дилара вдруг подскочила к бывшей подружке и схватила за плечо.
- Ты же знала, верно? – тихо спросила она. – Про то, что готовит Малина. Я уверена, что знала. Многие знали. Иначе бы не переглядывались так.
- Ты о чем? – забормотала Милана. – Ничего я не знала. Никто ничего не знал…
Глаза ее забегали, и Дилара отпустила ее, поняв, что была права. Милана поспешила к близняшкам, которые тоже прятали глаза. А Дилара рассерженно выдохнула:
- А я ведь в точку попала! Все она знала! Многие знали и молчали. Знаешь, я только что осознала, что навсегда потеряла подругу. Навсегда.
- Зато у тебя есть я, - подбодрила я ее улыбкой и положила руку на плечо. Странный жест. Раньше я так не делала. А теперь с его помощью давала понять – я с тобой. Не брошу. Защищу.
Так делал Дима.
Больше никто не лез к нам – ни девчонки, ни парни. Никто. И я поняла – мы выиграли. Победили их всех. Вс. Эту толпу, которая боялась пойти против лидеров.
После уроков нас с Диларой вызвала к себе Ольга Владимировна. Мы очень долго разговаривали, и она настояла, чтобы мы обе пошли к школьному психологу. Пришлось пообещать.
- Почему ты не рассказала мне сразу? – спросила классная руководительница тихим голосом, когда мы с ней остались наедине – Диларе позвонила мама, и она вышла в коридор.
- Что? – подняла я на нее глаза.
- Что с начала сентября Малиновская задирала тебя.
Видимо, Ольге Владимировне все стало известно. Только она не была рассерженной – в ее глазах читались боль и горечь. То, что я хотела увидеть в глазах мамы. А она так ничего и не узнала… И теперь не узнает.
- А что бы вы сделали? – прямо спросила я.
- Мы бы нашли выход! – нахмурилась учительница.
- Сначала мне было страшно и стыдно. Потом я решила, что справлюсь сама. Вот и все.
- Кто же тебя так обидел, что ты не доверяешь взрослым? – вздохнула Ольга Владимировна. Я ничего не ответила. Мне действительно нечего было отвечать.
После разговора с классной мы с Диларой пошли ко мне – она, наконец, должна была забрать Обеда. Я знала, что они с сестренкой уже купили ему новые миски, лоток, игрушки и когтеточку, знала, что у них ему будет хорошо, но все равно переживала.
Однако когда мы пришли домой, я не нашла Обеда. Его не было ни в моей комнате, ни во всей квартире.
- Где мой кот? – спросила я с ужасом маму, и она удивленно посмотрела на меня.
- Не знаю, наверное, как всегда, в твоей комнате, - ответила она. – Где же ему еще быть?
Но Обеда нигде не было. Совершенно нигде. Я едва с ума не сошла, да и на Дидаре лица не было. Мама тоже начала волноваться. И мы втроем обыскали весь дом. Даже на лестничной площадке смотрели!
Его кто-то выкинул.
Отчим. У меня не было сомнений, что если его кто-то и выкинул, то это он. Больше некому.
