Я нашел Ведьмака в тени неподалеку от того места, где лежал ковер Хромого. Он одарил меня широкой ухмылкой и воздетым кверху большим пальцем:
— Заметил почти сразу. Поднял, осмотрел и подпрыгнул, словно кто-то огрел его лопатой.
— Значит, сообщение он получил.
Гоблин не отрываясь смотрел на запад; сказал только:
— Вот так впустую расходуется прелестная девичья плоть. — И потом: — Пойдем-ка позовем Ильмо и Одноглазого да пропустим по кружечке в «Темной лошади». Ильмо ведь взял карты?
ДЖИН ВУЛФ
Кровавый спорт
(А. Гузмана)
Джин Вулф работал инженером, затем редактировал специальный журнал «Plant Engineering». Как писатель он обратил на себя внимание в конце 1960-х годов рассказами, публиковавшимися в антологиях «Орбита» под редакцией Деймона Найта. Более широкую известность он приобрел романами «Пятая голова Цербера» («The Fifth Head of Cerberus») и «Покой» («Peace»), а упрочил свою репутацию циклом из трех длинных многотомных романов: «Книга Нового Солнца» («The Book of the New Sun»), «Книга Длинного Солнца» («The Book of the Long Sun») и «Книга Короткого Солнца» («The Book of the Short Sun»). Его рассказы публиковались в сборниках «Остров доктора Смерть и другие истории» («The Island of Doctor Death and Other Stories»), «Охраняемые виды» («Endangered Species»), «Странные путники» («Strange Travelers») и другие, последний из них, ретроспективный, — «Лучшее от Джина Вулфа» («The Best of Gene Wolfe»). Он получал следующие награды: Небьюла, Всемирную премию фэнтези, премию журнала «Локус», Мемориальную премию им. Джона У. Кэмпбелла, Британскую премию фэнтези, Британскую научно-фантастическую премию, а также Всемирную премию фэнтези по совокупности заслуг. Его последний опубликованный роман — «Гость недобрый» («An Evil Guest»). Готовится к выходу следующий — «Дом чародея» («The Sorcerer’s House»).[6]
Присаживаитесь, и я вам все расскажу.
Я был еще юнцом, когда меня отдали Играть. Я бы отказался, будь такое возможно, однако увы и ах: отказаться было нельзя. Ростом и силой меня природа не обделила, так что я стал рыцарем. Учили нас так, что врагу не пожелаешь; двое парней отдали концы, а третий на всю жизнь остался калекой. Я хорошо знал этого третьего, дружил с ним и пил с ним, однажды мы сошлись в поединке. Из школы его увозили на маленькой тележке, в которую впряглись два его брата; я смотрел ему вслед и не завидовал ему.
Через два года меня посвятили в рыцари. Я-то боялся, что дотяну только до лучника, так что был повод порадоваться. Позднее в тот же день мне выдали трех жеребцов — коней прекраснее я в жизни не видел, стремительные золотистые скакуны с хвостами и гривами темнее самой темной тени. Долгими часами я обхаживал и обучал их, и я никогда не выпускал их пастись на один луг или даже на соседние луга, чтобы не передрались. Если же в некоторый день мне отказывали в трех лугах, один конь оставался в стойле, пока двое других паслись, но после моей первой Игры я никогда не получал отказов.
Теперь в Игру больше не играют. Может, вы ее забыли, а может, вам повезло и вы никогда ее не видели. Правила Игры сложные, объяснять их я не стану.
Но одно скажу сейчас четко и недвусмысленно: я никогда не стремился убить противника. Никогда или, по крайней мере, очень редко. Противника мне полагалось победить, ну или хотя бы всеми силами попытаться. А ему — меня. Свой первый бой я помню очень хорошо. Бился я с другим рыцарем, а именно такие схватки самые редкие. Мне приказали подставиться под удар лунного рыцаря. Позиция казалась безопасной: одержи он победу, ему не миновать нападения самой нашей королевы. И все же он атаковал.
По правилам нападающий должен подбежать к позиции защищающегося или подъехать верхом, что уже огромное преимущество. Так нас учили, но усвоил это намертво я именно тогда, когда был атакован; ничто не предвещало нападения — и вдруг приближается оглушительный грохот копыт. Белый скакун одним прыжком вылетел на ристалище — иным коням тут и двух прыжков было бы мало, — и закипел бой. Топор лунного рыцаря против моей палицы. Мы ожесточенно сражались, пока один из моих ударов не сшиб с его головы шлем, а он так и остался сидеть в седле, полуоглушенный. Если сдаешься, ты должен бросить оружие; пока оно у тебя в руке, схватка продолжается. Так вот, глаза его недвижно застыли, пальцы безвольно повисшей руки едва удерживали топор.
Но все же не выпустили. Я был вправе убить его на месте; вместо этого я ударил по латной рукавице. Один из шипов пробил сталь и пригвоздил его руку на мгновение к рукояти топора. Я высвободил палицу, и он медленно повалился из седла. Он упал головой на клятую каменистую почву черного квадрата, и я испугался, как бы он не сломал шею. Однако он был жив и, когда его уволакивали на носилках, дергался и стонал. Зрители на трибунах были мною недовольны, а вот я был очень собой доволен: главное ведь победа, а не смертоубийство.
Следующий мой поединок был с пешкой. Она была огромной, как и все пешки; кто-то говорит, что такими их специально выводят, будто строевых лошадей. А кто-то заявляет, что просто к магам приносят маленьких девочек и те творят над ними какое-то свое колдовство. Как вы, несомненно, знаете, вооружение у пешек самое простое — длинный меч да продолговатый щит почти с пешку высотой и шире, чем она. Вдобавок набедренная повязка и сандалии — доспехов пешки не носят. Я думал задавить ее конем или зарубить мечом. Идти на пешку положено с мечом.
Но не тут-то было. Она отпрыгнула влево, удар мой запоздал, и она вышибла меня из седла. Миг — и вот я лежу навзничь на мягкой зеленой траве солнечного квадрата, а острие пешкиного меча щекочет мне горло.
— Сдаюсь! — выкрикнул я, и она победно оскалилась.
Меня вывели с поля и оставили одного; я сел и уронил голову на руки. Так меня и нашел Дхори, мой наставник. Он хлопнул меня по спине и сказал, что гордится мной.
— Я атаковал пешку, — пробормотал я.
— Которая тебя одолела.
Я кивнул.
— Да ладно, с кем не бывает. Лурн лучшая из лунных пешек, вдобавок тебя только что атаковал рыцарь. — («Только что» — это было явное преувеличение.) — Ты раздавал могучие удары и получал их. Два хода — и тебя снова послали биться. Ты вообще знаешь, какая это редкость — когда рыцарь атакует другого рыцаря и проигрывает? Трибуны до сих пор гудят, твое имя у всех на устах.
Я ему не верил, но все равно успокоился. И вскоре понял, что он был прав, поскольку не успели мои синяки зажить, как меня послали в новую партию. Эту Игру я описывать не стану. Как и все последующие.
Лунные — отдельно, мы — отдельно, и все же победившую меня пешку я видел еще дважды. Как-то мы стояли на соседних клетках, и, хотя переговариваться запрещено, по ее лицу я понял, что она меня тоже узнала. Скалясь, она крутанула мечом, а я поднял свой и уставил его на солнце. Волосы ее были черны как ночь, плечи широкие, а талия узкая. Мышцы ее перекатывались под молочно-белой кожей, как драконы, и я понимал, что едва оторву от земли серповидный лунный меч, легко плясавший в ее руках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
