– Что не нравится? – рычит недовольно Ивлева, смотря с вызовом на Соболева. Он хмыкает, наклоняется к ней и что-то шепчет.
– Придурок! – она вырывается, и начинает ускоряться, при этом намеренно задев его плечом.
– Моя мокрая майка тебе с рук не сойдет, лисица, – кричит он ей в спину. Крис же показывает ему средний палец.
Мне кажется, они оба как бомбы замедленного действия: дерни за ниточку, и разнесут не только друг друга, но и все в округе.
– Ты ужасно себя ведешь, – говорю ему, окинув строгим взглядом. – Неужели хамство нынче в тренде?
– О, прима, – ухмыляется он. Его пальцы тянутся к моему подбородку, правда Руслан не дотрагивается, останавливается на середине пути. Я не сразу понимаю, почему он резко меняется в лице, а потом замечаю Глеба, выходящего из соседнего корпуса института. Они идут в компании с Арсением, о чем-то переговариваясь.
Уже предвкушаю, как еще раз поздороваюсь с Глебом, может, даже обменяюсь парой-тройкой фраз, вот только он не доходит до меня. Да в целом ведет себя также как и прежде – не замечает. Хотя может… мне только так кажется? В конце концов, мы уже здоровались, разговаривали, наверное, я просто себя накручиваю.
И чтобы не мусолить эту тему в голове, срываюсь с места, уходя на пару по истории.
***
Историк у нас мужчина возрастной, ему около семидесяти: строгий, требовательный, и объясняет интересно. Опаздывать к нему нельзя, поэтому мы с Кристиной уже за пять минут до начала стоим как штык у дверей. Народ тоже подтягивается мало-мальски, общаются между собой, кто-то вздыхает, не особо желая идти на пару.
Кристина кидает на пол рюкзак и садится у стенки. Я не сажусь, конечно, но встаю рядышком и тихонько спрашиваю:
– Ты как?
– Нормально. Думаешь, этот хам может испортить мое настроение? – хорохорится она, а сама отчего-то взгляд отводит.
– Ты права, плохие парни не должны портить настроение.
– Вот именно! – воодушевляет Ивлева, а меня подмывает узнать, что он шепнул ей на ухо. Но в итоге я не решаюсь.
Следующие пять минут, мы повторяем материал, потому что историк задерживается. Его нет, и через еще пять минут, и даже через десять. Народ, ясное дело, ждать не планирует, оказывается в институте есть негласное правило пятнадцати минут, после которого можно уходить.
– Начинаем отсчет! – кричит какой-то парень с потока. Мы не знакомы, на лекцию ходит более ста пятидесяти человек первого курса, сложно кого-то запомнить.
– Десять! – поддерживает Лейла Арзоева, наша одногруппница. Она одна из ярых прогульщиц, которая планирует закрывать сессию за деньги родителей. Арзоева не стесняется этой информации и буквально на каждой перемене хвастается подругам, как поедет отдыхать на зимние праздники в Таиланд, пока остальные будут учить предметы.
– Девять! – разлетается из толпы.
Кристина поднимается и шепчет мне на ухо:
– Ты как думаешь, историк реально пропустит пару? Он же до мозга костей весь такой правильный.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Может, приболел?
– Не, – качает она головой. – Я видела его сегодня в главном, он точно тут.
– Один! – радостно хлопает в ладони Лейла. – Собираемся, – теперь уже более командным басом добавляет.
Ребята как по команде начинают копошиться, планируя покинуть коридор.
– А если он придет прямо сейчас? – вдруг подает голос Крис. Народ оборачивается на нее, и у меня складывается стойкое ощущение предвестника беды.
– Да его проблемы, – отмахивается Арзоева.
– Если он не даст нам автоматы из-за прогула, это будут не его проблемы, – не унимается Кристина. Лейла хмыкает и подходит к нам, останавливаясь буквально в нескольких сантиметрах. Ростом она выше, в плечах шире. Мы с Ивлевой на фоне этой девушки тростинки, я уж точно. Арзоева грозно тыкает пальцем в Крис, и смотрит так, словно говорит: “тебе хана”.
– Мы уходим, – цедит по слогам она. – Понятно?
Крис не теряется и откидывает руку Лейлы.
– Я не уйду.
В коридоре воцаряется глубокое молчание. Удивительно, но и другие теперь не спешит уходить. Некоторые открыто перешептываются, поддерживая решение Ивлевой.
– Мы не уйдем, – поддерживаю я подругу, понимая, что один в поле не воин. Тем более, раз историк в универе, он может реально, потом с нас три шкуры снять. О нем много слухов ходит, и если Арзоевой родители могут оплатить сессию, то нам никто ничего платить не будет.
– Белый пиджак решили надеть? – хмыкает Лейла.
– У нас будут проблемы, если он придет, – пытается достучаться Кристина.
На эту фразу Арзоева наклоняется и что-то шепчет на ухо Ивлевой, затем снова вслух задает вопрос:
– Ну так?
– Я уже сказала, – стоит на своем Крис.
– Народ, пошли, ничего не будет нам. Уже восемнадцатая минута пошла. Мы не нарушали, – Лейла машет всем рукой, и больше не говоря ни слова, уходит первая. За ней идут многие, но пару человек все-таки остаются. И мне уже кажется, мы не одни, однако потом и эти единицы скрываются за дверью, ведущую на лестницу.
Мы же обе молчим, стоя напротив дверей кабинета. Давно я не ощущала этого знакомого чувства “белой вороны”. И тут вдруг реально появляется историк, весь запыхавшийся, от нервов у него даже распечатки летят на пол.
– Прошу… – он поднимает свои документы, взгляд у него такой растерянный, шокированный немного. Правда, мужчина быстро берет все в руки и тихо хмыкнув, кивает в сторону кабинета. – Заходите.
И прежде, чем войти, я спрашиваю у подруги:
– А что тебе сказала Лейла?
– Что они объявят нам бойкот, – с усмешкой говорит она. – Детский сад какой-то.
Глава 23 - Даша
– Детский сад, говоришь? – поглядываю на Крис, пока она колотит кулаками в дверь кладовой.
Час назад нашей группе позвонила куратор, и сказала, что историк поставил всем прогул, а еще объявил о каком-то контрольном тесте, за не сдачу которого, он не допустит к экзаменам. Только поправочка – мне и Кристине поставил этот тест автоматом и освободил от него.
Девочки обозлились. Хотя я их тоже понимаю, если бы мы все вместе ушли, то проблем вероятно и не было бы. С другой стороны, кто знает, может историк устроил бы что-то похлеще, если конечно, он имеет право с учетом правила “пятнадцать минут”. Как итог, несколько представительниц женского пола, подхватили нас с Ивлевой под руки, когда мы вышли в пустой коридор первого этажа, и затолкали в подсобку, уж откуда у них ключи от нее, не знаю. Выключили свет и закрыли дверь на замок.
Все это, конечно, в студенческом возрасте выглядит дико, но эта Лейла, у нее будто недозрелый пубертатный период. И ведь не одна она все замыслила, тот парень белобрысый, который первым начал всех подстегивать, подключился и помог ей.
– Да она в конец офигела! – возмущается Кристина, пытаясь, дозвонится до сестры.
– Когда я училась в балетном училище, у нас было похлеще, – вздохнув, с грустью произношу я.
– Над тобой издевались? – удивляется она.
– Ну… скорее учителя, там в целом… такая себе обстановочка, – я отмахиваюсь от допросов, в конце концов, у нас не принято рассказывать всем вокруг, какой зверинец творится в мире балета.
– Жесть… этот мир сошел с ума. Просто жесть, – Кристина усаживается на пол, облокотившись о стену. Она подсвечивает телефоном маленькую комнатушку, обреченно поглядывая, как ее сестра оставляет не отвеченными исходящие. – Тебе есть, кому позвонить?
– Мне?
– Ну да. Друг, брат, подруга, не знаю, преподы. Я не очень хочу тут тусоваться до утра.
Прикусываю губу, даже не представляя как вслух сказать, что искать мне помощи не от кого. И вдруг, словно мои мысли перенеслись по воздуху, мобильный начинает вибрировать, а на экране отображается имя Глеба. Я вздрагиваю, не сразу веря своим глазам, потом провожу пальцем и подношу трубку к уху.
