class="p1">
Внезапно — обыкновенно это бывает в так называемый переходный возраст, в период наступления половой зрелости — будущий шаман подвергается острому нервному заболеванию, которое сопровождается истерическими припадками, обмороками, галлюцинациями и тому подобными явлениями и которое мучит его иногда в течение многих недель, и столь же внезапно во время одного из припадков или во сне является к нему его дух-покровитель, объявляющий ему об его избрании, приказывающий ему стать шаманом, предлагая ему свое руководство и помощь. Иногда это дух умершего предка, умершего шамана, передающего неофиту своих духов-помощников, служивших ему при жизни, иногда это сам дух-покровитель этого предка, а еще чаще — дух новый, никогда не виданный им, незнакомый. Бывают случаи, когда призванный сначала отказывается от возлагаемого на него бремени, упорствует, колеблется, но в конце концов, измученный угрозами или соблазненный посулами избравшего духа, покоряется и вступает в союз со своим покровителем; обычно после этого припадки исчезают и больной выздоравливает. С этого момента начинается шаманское служение[60].
Как сами шаманы понимали свой новый статус, итог своих духовных и физических изменений? Вернемся к автобиографиям нганасанских шаманов. Напомню, что целью шаманского искуса, смыслом пути будущего шамана было вот что: узнать свое происхождение, получить разум и… стать человеком! «Ты зачем пришел?» — задают неофиту вопрос «духи начала шаманства». «Чтобы дали мне разум, чтобы стать человеком» (СН, с. 98); «Бабушка и дедушка, как я стану человеком?» — спрашивает он духов болезни (СН, с. 103); «Так стал человеком, сейчас все-таки вырос», — подытоживает другой шаман свой рассказ[61]. Пройдя в ходе своей таинственной символической инициации сквозь сиротство, мучения и смерть, герой получает новое имя, новое тело, иное по физическим качествам, чем у других людей; обретает новый статус: «Что за гость? Это, наверное, потерявшийся бедняга-сирота, снабдившись руками, ногами, глазами и ушами, прибыл» (СН, с. 106). Любопытно, однако, что этот новый статус не имеет в автобиографиях никакого специального наименования — слово «шаман» (нгэда) в них ни разу не встречается. Более того, есть прямое указание, что и до своего призвания шаман был человеком (СН, с. 96–97). В чем тут дело? На мой взгляд, объяснить это кажущееся противоречие можно путаницей терминов, то есть наложением двух разных точек зрения на понятие «человек» — точки зрения шаманов и точки зрения обычных людей.
Нганасанские шаманы весь мир разделяли на две части: в одну входят обычные люди и животные, в другую — шаманы и их зверо- и птицеподобные духи дямада. Соответственно, с позиции шаманов, есть люди «обычные», «настоящие» (именно так переводят на русский язык составные этнонимы, например: нэнэй нэнец — «настоящий человек»), а есть люди «разумные», «выросшие», «полные», сравните: «Тогда (до шаманской болезни) я не полный человек был»[62]. С позиции же обычных людей, человек — это один из них, «настоящих людей», а шаманы относятся к другой группе — людей «необычных», «особых». Интересно, какова в этом вопросе точка зрения духов? Автобиографии дают на это ответ: люди — это обычные люди, пища духов, подобно тому, как дикие олени — пища людей; шаманы же — «люди отмеченные» (СН, с. 103), подобные оленям «с тамгой божества», то есть священным, табуированным животным, которых не убивают в жертву духам, а дарят им живыми. Точка зрения духов, таким образом, в обоих случаях оказывается внешней: «настоящих» людей они описывают с позиции шаманов (как людей обыкновенных), а шаманов — с позиции «настоящих» (как людей особенных).
Хоть и нечасто так бывает, но избранники духов, столкнувшись с испытаниями, духовными и физическими страданиями, могут по разным причинам и не пройти обряда посвящения. Кто-то не хотел судьбы шамана потому, что она была тяжела. Крещеные в православие считали это грехом и всячески сопротивлялись призванию. Другая причина, часто встречавшаяся в СССР начиная с 1930-х годов, — страх репрессий, стыд перед окружающими, наконец, отсутствие (в результате репрессий) опытных шаманов. Говорят, что в советские годы тувинские психиатрические больницы были полны молодыми людьми — это были те, кого мучила шаманская болезнь и кто не мог преодолеть ее по старым «рецептам» своей культуры. Похожая ситуация была и у других народов Сибири и Дальнего Востока, но иногда возможность выхода из нее все же находилась, как в следующем примере — у нанайцев.
В 1960-х годах заболела в Джари молодая замужняя женщина (не старше тридцати лет), имевшая маленьких детей. Болезнь продолжалась несколько лет; вполне современная, начитанная, получившая среднее образование, она долго лечилась в районной больнице, но, видимо, не решалась открыться врачам. Между тем страдания ее усиливались. Старые родственницы советовали ей не мучиться: «Бери бубен и начинай шаманить для себя». Раньше, если при подобных заболеваниях к больному звали шамана, тот его «лечил», а потом «посвящал в шаманы»; в это время в психике больного происходил перелом, и он выздоравливал. Для себя же он мог камлать и без посвящения[63].
Но была ли возможность освободиться от призыва духов, прогнать их?
Основной способ, который был у всех народов Сибири, — это камлание старого опытного шамана. Вместо ритуала посвящения он проводил камлание, в котором просил духов оставить своего избранника, найти кого-то другого.
А. В. Смоляк пишет, что некоторым нанайцам и ульчам, больным шаманской болезнью, удавалось самим избавиться от призвания, не становясь при этом шаманами. Для этого нужно было быть духовно очень сильным человеком, поэтому такие случаи крайне редки. Таков был ульч Дятала Вадяка из селения Кольчом; по его словам, он сумел победить приходивших к нему духов и не стать шаманом. Удивительно, что то же самое — о духовной силе — говорили люди, ставшие шаманами, не имея шаманов-предков: они победили и подчинили себе чужих духов и так начали камлать. Видимо, дело тут в том, что так было в досоветские времена, а Дятала Вадяка рассказывал о себе в 1973 году, когда камлать было запрещено. Значит, человек, подчинивший себе духов, мог с равной степенью успеха стать шаманом, подчинив духов, и не стать им, прогнав их.
Были и специальные средства для отгона навязчивых мучителей. Так, чукчи полагали, что если голову человека, мучимого духами, потереть травой, служившей подстилкой родильнице, то духи его оставят, так как все, что связано с родами людей и животных, гибельно для шаманской силы. Якуты считали, что призываемый, не желая быть шаманом, должен воспользоваться такой ситуацией: когда умрет женщина из близкой родни, он должен во время обмывания тела подойти и скрытно от окружающих дотронуться пальцем до ее ребер. Так женская нечистота умножается на нечистоту мертвого тела, и это лучшее средство для отгона духов. А кеты отгоняли
