– Вы мне все наврали, да? Выходите-ка из машины.
Профессиональный полицейский голос, с оттяжечкой, подумал Джек. Вдруг из-за кустов, оттуда, где, по его расчетам, была подъездная дорожка к дому Люси, выскочил темный «мерседес». Джек видел, как «мерседес» вырулил на улицу и помчался прочь от них, в сторону Сен-Чарльз-авеню. Красные задние огни превратились в искорки и готовы были раствориться во тьме, когда Криспин Антонио Рейна очнулся и что-то заорал по-испански. Фрэнклин де Диос (проживающий в Южном Майами) склонился над рулем, повернул ключ в замке зажигания…
Сейчас они уедут, ничто не преграждает путь «кадиллаку», он помчится в погоню! Но тут Рой сунул руку в машину, ухватил клок прилизанных волос и выдернул голову Фрэнклина де Диос в окошко.
– Задумали удрать? – поинтересовался он. Снова сунул руку в машину – на этот раз левую – и достал оттуда револьвер.
– Так, а тут у нас что?
Джек поспешил на помощь, зная теперь, что надо делать. Рой предложил Фрэнклину де Диос на выбор: либо он сам выйдет из машины, либо его вытащат за волосы. Криспин Рейна потянулся к «бардачку», нажал кнопку, собираясь его открыть, но тут Джек сунул руку в машину, схватил Криспина Рейна за волосы и отбросил его на сиденье. Поменял руки, на ходу обучаясь приемам этого ремесла, левой рукой вжал голову парня в спинку сиденья, чтобы удержать его на месте, правой рукой порылся в «бардачке», нашел автоматический пистолет и, аккуратно держа его в руке, отступил от машины. Сталь тускло переливалась в свете фонарей. Такую вещь приятно держать в руках. Криспин Рейна повернулся, пытаясь разглядеть своего противника, но Джек отступил подальше, жестом приказав Криспину смотреть прямо перед собой, для убедительности ткнув дулом ему в ухо.
Тем временем Рой выволок Фрэнклина де Диос из машины, приказал ему положить руки на капот и расставить пошире ноги.
– Шире, шире! – скомандовал он, и парень повиновался. Его лицо с высокими индейскими скулами оставалось безучастным, точно высеченное из камня.
– Отвезем этих засранцев в Централ и там оформим все бумаги? – предложил он.
– Терпеть не могу возиться с бумагами, – откликнулся Джек.
– Ага, мне тоже неохота, – подхватил Рой. – Так что будем делать? Река – вон она, рядом.
Фрэнклин де Диос теперь смотрел прямо на Джека, все тем же спокойным немигающим взглядом. Заметив это, Джек уперся локтем в крышу автомобиля и рукой заслонил лицо.
– Да, Миссис Миссисипи – то, что надо. Пусть себе сплавляются. Авось умеют плавать.
– Может, груз какой привязать?
– Не, оставим им шанс.
Криспин Рейна опять раскипятился – они-де тупые копы, на хрен, пусть позвонят начальнику.
– Говорю вам, у меня есть разрешение!
– С другой стороны, может, их бросить в канал? – предложил Джек. – К утру их снесет в залив.
Рой, возвышавшийся над Фрэнклином де Диос, задумчиво кивнул.
– Есть еще «кладбище чужаков».
– Где это?
– Приход Иоанна Крестителя-на-Болоте. Говорят, если б все погребенные там мертвецы восстали, они бы и в соборе не уместились.
– Тоже неплохо, – согласился Джек. Главное было – подольше не отпускать этих парней. Люси понадобится час, и пусть она едет спокойно, не оглядываясь поминутно через плечо. Вот почему Рой с Джеком погрузили Фрэнклина де Диос и Криспина Рейна в багажник «крайслера», несмотря на яростные протесты Криспина – уложили их вплотную друг к другу, точно парочку дружков на койке в «Анголе». Рой обещал их выпустить, как только они научатся хорошо себя вести.
А что делать с оружием? Две красотки – девятимиллиметровые «беретты» – куда лучше тех шестизарядных «смит-вессонов», которые Рою в свое время выдавали на службе. В конце концов они засунули «беретты» в машине Джека под переднее сиденье, потом обсудили, куда отогнать «крайслер» – они собирались бросить его с ключом в замке зажигания. Джек предлагал городской парк в Вест-энде, Рой – приход Св. Бернара, где полно укромных местечек, но Джек опасался, что там креолов никто не найдет и они так и останутся подыхать в багажнике.
– Ладно, – сказал Рой, – куда мы едем потом?
Джеку хотелось уже приняться за дело: заехать в отель Сен-Луис, выяснить, в каком номере остановился полковник, провести разведку на местности и все такое.
– О'кей, – сказал Рой, – оставим их где-нибудь по дороге.
Так они и сделали. Рой вел «крайслер», Джек ехал позади. Остановились возле «Каллиопе», где парковались приезжавшие на ярмарку автомобили. Когда Рой пересел в «фольксваген», Джек встретил его широкой ухмылкой:
– Жаль, что нельзя остаться посмотреть. Представляешь, какие-нибудь ребята наткнутся на этот «кадиллак», решат покататься – и вдруг услышат сзади стук и голоса, взывающие словно издалека: «Помогите, сеньоры, помогите!»
– Делани, да ты мастак на розыгрыши! – сказал ему Рой.
Джек замолчал, но радость так и распирала его: дела шли отлично.
10
Они доехали до стоянки такси на Бьенвилле и там остановились. Рой, не забывший свое полицейское прошлое, заявил, что таксистов знает хорошо и, если они будут возникать, пошлет их на хрен. Стоянка находилась точно напротив отеля Сен-Луис.
Джек расположился за столиком в просторном внутреннем дворе, дождался официанта и заказал водку и скотч.
– Похоже, народу маловато, – сказал он официанту, тот ответил:
– Похоже на то.
– Где же все? – поинтересовался Джек. Официант высказал предположение, что народ веселится в городе.
Небось валом валят по Бурбон-стрит, натыкаясь друг на друга, сами не зная, куда, зачем. Думают, это и есть Новый Орлеан. На одной стороне улицы – выставка кож и мехов, на другой – дешевая галантерея. Бедолаги в «Презервейшн-Холле» и прочих местах играют что-то на тему диксиленда, «Когда святые» и так далее, снова и снова, а туристы торчат в проходе. А ведь в городе бывает и хорошая музыка – когда приезжает Эл Хирт, когда на эстраду выходит Билл Хантингтон со своим контрабасом, когда собирается группа Эллиса Марсалиса – его сын, Уинтон, уехал из города, покоряет весь мир своим рожком.
В этих кварталах всегда есть чем потешить зрение и слух, да и кормят неплохо. Чего ради туристы прутся на Бурбон-стрит? Джек не понимал их – может быть, оттого, что сам всю жизнь прожил в Новом Орлеане. Но ему казалось, даже приедь он издалека, он бы устроился здесь, в тени магнолий и душистой японской айвы, расслабленно попивал водку и скотч, любуясь игрой света в брызгах фонтана, бледным оранжевым сиянием, заливавшим весь двор.
Если б он приехал откуда-то из других мест, он бы смотрел вверх, на белую террасу, окружавшую двор со всех сторон, на двери, открывавшиеся с террасы в гостиные и темневшие за ними коридоры, на окна, украшенные темными рамами. Он бы сидел здесь, как он и сидел на самом деле, размышляя о том, что в чужую комнату, пожалуй, можно проникнуть незамеченным, вот только странное это чувство – прокрадываться туда, опасаясь, что кто-то глядит тебе в спину со двора.
Полковник жил в номере 501 на верхнем этаже – в люксе, располагавшемся на отдельной площадке у лифта. В регистратуре сказали, что постоялец отлучился.
Рой отправился разузнать, нет ли у него знакомых среди обслуги – вообще-то зацепки у него были во всех гостиницах Французского квартала. Хорошо иметь много друзей, говорил Рой, особенно таких, которые тебе чем-то обязаны. Когда-то у него была подружка на Бьенвилле, чуть подальше «Арно», звали ее Нола, и готовила она лучше любого повара в самом роскошном ресторане – милая девочка, добрая-предобрая, только вот запуталась в жизни. В этом-то вся беда с женщинами, говорил Рой: отличные информаторы, особенно шлюхи – те просто прирожденные наводчицы, но эмоции вечно берут над ними верх, и они выбалтывают все подряд.
– Теперь-то я это знаю, – говорил Рой, – но здесь какая мне польза от этого?
Это было в тюрьме, где Рой подружился с Джеком и поведал ему свою историю.
– Она была очень милой девочкой, совсем не похожа на шлюху, маленькая такая, голосок тоненький: «Ох, Рой, если бы не ты, меня бы давно забили насмерть».
– Вы были друзьями?
– Друзьями, только мы и про постель не забывали. Нас обоих дома третировали. Моя старуха Розмари только одно и умела: ныть, что меня домой не дождешься. Можно подумать, кто-нибудь стал бы спешить вечером к такой бабе. А Нола вышла замуж за гребаного букмекера – Дики Дюшене его звали, может, слышал про такого? Его прозвали Ду-ду, он работал на улице Дофине. Он принимал ставки, она торговала передком, так что семейная жизнь у них была та еще. Мы условились: я заглядываю к Ноле, она рассказывает мне, как да что, не слыхала ли она чего-нибудь интересного на улице или от Дики, а я присматривал за ней, не наезжал на них, позволял им обоим заниматься своим делом. Однажды я прихожу, а она вся в слезах, всхлипывает, точно похоронила кого. «В чем дело, лапонька?» – спрашиваю я ее. Она вытаскивает из уборной завернутую в газету пачку – сплошь сотенные и полусотенные, тридцать кусков. «Ну и ну, – говорю, – ты себе передок часом не стерла?» Она говорит, деньги ей дал Дики, а она боится держать их у себя, потому что какой-нибудь маньяк может ее обчистить, пусть лучше я возьму их на хранение. Говорит, Дики заработал эти деньги на ставках и на игре в карты, а теперь это местечко на улице Дофине вроде бы закрылось. Ладно, думаю, но что-то тут не сходится. Зачем он отдал ей тридцать грандов, у нее тут полно гостей, и никто удостоверение личности не показывает. «Что за чушь, Нола?» – говорю я ей, а она твердит, он дал ей деньги, все так и было. Потом выясняется еще кое-что: Дики обманывал ее с медсестрой из больницы, Нола закатила ему сцену, всю посуду перебила, так что он дал ей тридцать штук, чтобы она малость успокоилась. Только он плохо рассчитал.
