– Что за бред? – сморщился Павленко. – В какую еще поликлинику?
– В десятую, – повторил я. – Мы расстались с вашей подругой минут пятнадцать назад и, надо сказать, Катерина была сердита.
– Как вы здесь оказались, черт возьми! – закричал Павлин.
– Да надоело как-то сидеть в одиночестве, – пожал я плечами. – Кстати, в соседнем отсеке я обнаружил Катю, пока вы ехали сюда в надежде добиться от этих двух престарелых мерзавцев консенсуса насчет драгоценностей и выудить таким образом от этого хмыря местонахождение вашей... э-э... подруги.
– Так Катя на свободе?
– Разумеется.
– А она еще и сердится, – ухмыльнулся Горбачев. – Вот молодежь пошла.
– Сердится, сердится, – подтвердил я. – Очень была недовольна.
– Это еще почему же? – недоуменно взвыл Павлин. – Неужели плащик ей не подошел?
– Насчет плащика – не знаю, но сердита, – твердо ответил я.
За спиной у нас раздался тихий вскрик и все мы, словно по команде повернули головы.
В дверном проеме стояла Катя, в ужасе глядя на труп собственной бабушки.
– Ну знаете ли, – обвела она нас глазами, – это уж слишком.
– Видишь ли, Катюша, – начал Павлин, но она резко оборвала его.
– Заткнись, сифилюга! Где ты подцепил на конец, а? В баньке, когда с немцами контракт обмывали? Или тогда, на пленэре?
– Ты о чем? – недоуменно спросил Павел Андреевич. – Я что-то никак в толк не возьму... Кстати, тебе подошел плащик, который...
– Обмотай этой тряпкой свой конец и подожги, гадина! – заорала Катя. – Этого мне еще не хватало! Какую-то таиландскую дрянь вместо фирмы присылаешь, потом меня крадут буквально у тебя из-под носа, держат взаперти, в говне по уши...
– Но все ведь устроилось! – невразумительно возразил ей Павленко.
Горбачев уже, охая, встал на ноги и не без удовольствия наблюдал за перебранкой.
– Черта лысого устроилось! – заорала Катя, забирая голосом все выше и выше. – Прихожу в поликлинику, меня под белы рученьки два санитара и в кожвендиспансер на учет! Сифилис, мать твою!
Катерина швырнула в физиономию Павленко какие-то бланки с размытыми печатями и рухнула на стул. Она уже была на грани истерики.
– Теперь еще и бабку пришили! – продолжала она. – Вы что, другого места не могли подыскать. Что это за тип в моей квартире?
Она ткнула пальцем в Горбачева и в гневе уставилась на Павлина, ожидая ответа.
– Это старый приятель твоей бабушки, – объяснил ей Павленко. – Они много лет знают друг друга, решили встретиться, поговорить... Знаешь, как бывает между старыми знакомыми, которые вместе...
– ...зону топтали, – закончила его фразу Катя. – Поговорили, вижу.
Она кивнула на труп и разрыдалась. Павлин обнял ее за плечи и насильно вывел в ванную. Послышался плеск воды и завывания Кати, бившейся в истерике. Затем раздался звук пощечин и плач замолк.
Горбачев решил не терять времени даром и обратился ко мне:
– Я вижу, молодой человек, что я недооценил вас. Каюсь, – прижал он руки к груди. – Примите мои восхищения вашей сноровкой и...
– Короче, – прервал я его. – Что вы от меня хотите, Пал Палыч?
– Ну... если вам удалось выбраться из безвыходной ситуации, – с хитрецой посмотрел на меня Горбачев, – то не выберетесь ли вы еще из одной?
– Вы что, хотите меня нанять? – с отвращением спросил я.
– Именно, молодой человек, – Горбачев взял меня за локоть и отвел в сторону. – Видите ли, покойница унесла с собой в могилу некую тайну... Так вот, мы с Идой Франц во время оно пощипали одного ювелира. Взяли много, очень много. Понимаете, очень.
Горбачев подчеркнул это слово каким-то неуловимым тембром, придав ему особое значение. Старик явно не собирался сдаваться и теперь в его планы входило перетянуть меня на свою сторону.
– А тут возьми да и грянь война. Которая Великая Отечественная. Такая вот неприятность, – покачал головой старичок. – Жизнь нас раскидала, а потом вновь свела, да вот сами видите...
Он кивнул на тело Французовой и горестно вздохнул, мелко перекрестившись.
– Только-только я до нее добрался, – Горбачев сжал ладонь в кулак, – а она и уйди. Да так далеко, что отсюдова не достанешь. Чертов бугай, не мог повременить... Я к ней и так и этак... Еще ведь десять лет назад, – десять лет, молодой человек! – родственничков ее убрал – припугнуть вздумал. Куда там! Старуха была как железо – не отдам и все. Потом вот...
Но в это время из ванной вернулись Катя с Павлином. Одежда шоколадного магната была забрызгана водой, а сам он выглядел очень раздраженным. Катя безвольно обвисала, держа его за локоть.
– Этот вопрос мы обсудим позже, – строго сказал Павлин, заканчивая, очевидно, неприятный разговор, начатый в ванной.
– Все равно я от тебя уйду, – упрямо промолвила Катерина.
– Так я вас нанимаю? – быстрым зашептал мне на ухо Горбачев.
Я отрицательно покачал головой и отошел от Пал Палыча – уж больно он был мне противен.
– Все из-за денег, – сомнамбулически произнесла Катя, – все из-за проклятых денег. Бедная бабуся! Всю жизнь тряслась над ворованным... А пошли ли ей эти деньги впрок? Новую жизнь на них разве купишь?
Горбачев оживился.
– Ида Яковлевна, говорите, беспокоилась о сохранности своих ценностей? – спросил он украдкой. – Я ее понимаю. Время сами знаете какое...
– Прятала-прятала, – продолжала Катя, быстро стрельнув глазами в мою сторону, – а что теперь... Так и сгниют где-нибудь...
– Где именно? – потерял всякую осторожность Горбачев. – Где именно сгниют?
– Да хоть в пионерлагере, – бесстрастно произнесла Катя. – Бабка там сторожем одно время работала, так потом каждый год туда наведывалась. Раз и я с ней поехала. Жара была, помнится...
– Так-так, – подсел к ней поближе Горбачев. – И что вы там делали?
– Градусов тридцать, не меньше, – продолжала Катя. – К черту на рога, на край города... Что делали? Да гуляли, помнится. Бабка все возле одной скульптуры стояла, гладила ее, смотрела, как травка растет возле постамента. Пионер с горном, что возле столовой...
Павлин обменялся понимающим взглядом с Горбачевым и быстро направился к двери. Старик засеменил следом за ним. Из прихожей слышались их голоса:
– На сколько там?
– По весу килограмм на пятнадцать с половиной, – доносился удаляющийся голос Горбачева.
– Рыжье?
– Камушки...
– Посмотрим-посмотрим... Хоть какой от девки прок будет, – пробормотал себе под нос Павлин, – может, и расходы окупятся...
Внизу хлопнула дверь подъезда. Мы остались с Катей вдвоем, если не считать трупа.
Девушка последний раз шмыгнула покрасневшим носом, высморкалась, потом резко встала со стула и озорно посмотрела на меня.
– Ну что, – подмигнула она, – поехали? Или ты весь такой бескорыстный?
– К Мамыкиным? – спросил я наугад и явно попал в точку.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Катя. – Ах да, ты же ведь этот... Шерлок-Пуаро.
– А это? – я указал на окоченевшее тело своей бывшей клиентки.
– Павлин потом приберет, – просто ответила Катя. – Я еще немного с ним подружу, а потом подготовлю себе пути к отступлению. Сегодня я заявила, что уйду от него, так он – сразу на дыбы. А ведь я поняла, что он уже собирается меня бросить, и не сделай я первый ход, – точно бы расстались. Но теперь – хренушки.
Я только и мог, что подивиться таким глубинам психологии.
Мы не стали ждать автобуса и добрались к Мамыкиным на попутке. Ветхий домишко выглядел точно так же, как и во время моего прошлого посещения. Только теперь облезлая собачонка сидела на крыльце и, покачиваясь от порывистого ветра, жалобно выла.
– Это к беде, – серьезно сказала Катя. – Но мне уже ничего не страшно.
Она подошла к калитке и, своротив ее на сторону, решительно направилась к дому. Собака, не переставая выть, поджала хвост между ног и проворно скрылась в густых зарослях высокой конопли.
Хозяева сидели в горнице и смотрели по телевизору, как Президент зачитывает ежегодное послание Федеральному Собранию. Наше появление было встречено почти без эмоций, разве что Анна Павловна кивнула и указала нам на табуретки, стоявшие возле телевизора.
– Про всю про нашу жизнь объясняет, надо выслушать, – на мгновение повернулась к нам Мамыкина и снова уткнулась в экран.
Этого еще не хватало!
Я не исключал вероятности того, что Павлин с Горбачевым могут нагрянуть сюда, к Мамыкиным в самое ближайшее время. А до этого момента мне все же хотелось бы разобраться со злополучным кладом.
Хотя, честно говоря, с формальной стороны дела из моих клиентов оставалась только Ольга Травкина, заказавшая мне расследование убийства Романа Егорычева. Ида была мертва, а Кате я вернул кассету.
На наше счастье, Президент уже заканчивал. Он перевернул последний листок своей объемистой речи и, заметно, ускорив темп, продвигался к концу.
– А это кто? – спросил Леонид Ильич у супруги, указывая в телевизор.
