– Ситар. Индийский инструмент. Эта музыка из Индии.
– Там ей и место, – не унималась я; бог знает, что будет, если слушать ее целый день.
Чез засмеялся:
– Ситар очень сложный инструмент.
– Не сомневаюсь, – отрезала я и повернулась к Грете. – Там, в комнате, был твой ребенок?
– Нет, – ответила она, заваривая чай. – Это Дубрава, сынуля Чеза.
– Дубрава? Впервые вижу мальчика по имени Дубрава.
– Я тоже не сказать чтобы часто сталкивался с девушками по имени Осока, – ответил Чез.
– И где же его мамочка?
– Ой, – улыбнулась Грета. – При Чезе некайфово говорить о Дубравиной маме.
– Почему же?
– Потому что она ведьма, – заявил Чез.
– Ведьма? – переспросила я. – То есть такая, которая колдует?
– Ты сахару не хочешь? Грета, положи ей сахар в чай, – попросил Чез. – Нет, она в другом смысле ведьма.
– А сколько же смыслов у слова «ведьма»? – не отставала я.
– Она эгоистичная и злобная, поэтому мы не желаем иметь с ней ничего общего.
– То есть она, скорее, не ведьма, а просто сука.
Лениво почесывая подбородок большой крепкой рукой, Чез произнес:
– Осока, ты прекрасно знаешь, о чем я; кончай меня подкалывать.
– Ему не в кайф ее обсуждать, – вмешалась Грета.
– Я вовсе не подкалываю тебя, – сказала я. – Что они там курят? Воняет, как мокрая собачья шерсть.
Съев торт и выпив чаю, я пошла домой. Чез предложил подбросить, но я решила, что пешком всего пятнадцать минут, и отказалась, а зря, потому что в итоге меня провожала Грета. Не знаю уж почему. Мне вдруг подумалось, что я ни разу в жизни не встречала такого радостного человека. Она все время улыбалась, правда. Меня даже подбешивало.
– Как твоя старушка?
– Сносно, – ответила я.
Пока мы шли, она напомнила про день рождения Чеза. Я ей ответила, что если будет играть та дурная индийская музыка, то я на вечеринку не пойду. Она сказала: нет, мы будем играть свою, и неожиданно разразилась песней. Старинной китобойной, которую я раньше никогда не слышала. Грета сказала, что она родом из Ярмута и песня тоже оттуда. Мне песня очень понравилась, и я ее запомнила, но Грете об этом не сообщила. Когда она закончила петь, я ей в ответ исполнила «Джона Ячменное Зерно». Она хотела даже остановиться, чтобы послушать, но что за глупость – стоять посреди дороги и голосить. Я настояла, чтобы мы шли дальше.
По окончании песни она принялась на все лады расхваливать мой голос и спросила, сколько я знаю песен.
– Не сосчитать, – ответила я.
– Но где ты их взяла?
– Взяла? Нигде я их не брала. Мамочка мне пела, пока мы собирали растения.
Тут я остановилась и отвернулась от нее. И вовсе не потому, что Грета продолжала лыбиться, словно горгулья, просто я вдруг с ужасом осознала, что вряд ли Мамочка споет мне что-нибудь еще.
Придя в себя, я закидала Грету вопросами.
– Выходит, ты мальчику за мать?
Расклад на ферме Крокера меня заинтриговал. Я пользовалась Гретиной странной привязанностью, чтобы сунуть свой нос как можно дальше.
– Да нет, мы все заботимся о детях. Мы все им за родителей.
– А кто же Чезу за жену?
– А, вот ты о чем, – сообразила Грета. – С этим у нас все просто. Все любят всех.
Я обалдела.
– Хм, на такое я бы вряд ли решилась. Как же вы разбираетесь друг с другом?
– Я тоже временами сомневаюсь, – призналась Грета. – Мне кажется, это скорее мужская история, чем женская.
Я встала как вкопанная.
– То есть вас принуждают?
– Да нет же! – рассмеялась Грета. – Мы сами выбираем, когда и с кем. Просто идея звучит довольно привлекательно, а вот когда доходит до дела, то… М-да!
Мы встретились с ней взглядами. Грета покраснела, потом опять хихикнула, а я подумала: в какую же компашку я попала?
Несколькими днями позже мне принесли письмо. Из акушерского колледжа. Там говорилось, что, несмотря на наличие в моей анкете определенных пробелов и разночтений, ввиду острой потребности в акушерках меня зачислили на курс, начинающийся в ту же неделю. Короче, меня приняли.
Обучение проходило в Лестере, один раз в неделю в течение двух семестров. Меня это вполне устраивало, поскольку я могла посещать занятия после больницы. Курс был усиленный, рассчитанный на акушерок с некоторым опытом и на профессионалов, возвращавшихся в профессию после длительного перерыва. Я все пыталась вспомнить, где я там наврала, что меня вдруг приняли, но вроде бы все написала честно. Полноценной лицензии по окончании не давали, но все-таки давали диплом, с которым можно было двигаться дальше.
Я посмотрела на дату отправления письма и сверилась с календарем. Первое занятие будет через два дня. На фоне всех невзгод последнего времени это был настоящий лучик света. Мне сразу захотелось кому-нибудь похвастаться. И в первую очередь Джудит, хотя с неменьшей радостью я сообщила бы новость Чезу или Грете. Но, прижимая к сердцу заветное письмо, я поняла, что удовольствуюсь спокойным отчетом Мамочке, которая не сможет не одобрить такого шага.
На следующий день явился Винаблз. Он был в фуражке и плаще. С собою он привел Артура Макканна и еще одного парня. Выглянув из окна, я заметила, что Артур плетется сзади, явно помирая от стыда и неловкости. Винаблз подошел к двери и тихо постучался. Когда я отворила, он почтительно снял фуражку.
И сразу перешел к делу.
– Послушайте, Осока. Вы не обязаны впускать нас внутрь, если не хотите, но нам необходимо осмотреть дом снаружи. Надеюсь, вы не против. – Он разговаривал очень изысканно; речь его лилась как мед. – Если быть до конца откровенным, нам нужно оценить, нуждается ли дом в сносе.
– В сносе? Дом?
– А вам какая разница! – воскликнул он. – Вас же здесь все равно не будет.
Огорошенная новостью о том, что мой единственный неповторимый домик могут снести, я безмолвно прошла в гостиную и села у камина, оставив их у двери. Здесь все дышало Мамочкой, я никогда не знала другого дома. И полагала, что, даже если нам придется выехать, я позже как-нибудь его верну.
Винаблз позвал второго парня, и они направились за мной.
– Поверьте, я делаю это скрепя сердце, но голые факты таковы, что ваша арендная плата год как просрочена и вы ничем пока не дали нам понять, что можете задолженность погасить.
Я покачала головой. Я силилась не разрыдаться, но слезы так и жгли глаза. Как можно быть таким?! Как можно вести себя так вежливо и обходительно, снимать при входе в дом шляпу, так красиво изъясняться и быть при этом зверем?!
Он смерил меня взглядом. В эту минуту, я знаю, он испытывал ко мне смесь жалости и презрения. В конце концов он молвил:
– Засим мы вас оставим. – И вышел.
Когда они ушли, Артур немного задержался. Я понимала, что ему неловко, и сочувствовала.
– Осока, ты в порядке?
– Артур, – выпалила я, сама себе не веря, – придешь ко мне в пятницу?
– В пятницу? Ты что, нашла деньги, чтобы заплатить аренду? Могу утром.
– Не надо утром, – ответила я, не сводя с него глаз. – Не про аренду речь. Приходи вечером.
– Вечером?
– Мне одиноко. Хочется с кем-то поговорить. Я тебя ужином угощу.
Он на секунду потерял дар речи. Потом весь вытянулся, как будто кол проглотил.
– Ужином?
Когда я кивнула, он стал неловко озираться, будто попал сюда впервые.
– Макканн! – послышался с улицы окрик Винаблза.
– Тогда в семь. В пятницу.
Он кивнул и вышел, а я так и не верила, что дело сделано. Я только знала, что Мамочка ни за какие коврижки не согласилась бы на подобную авантюру, будь это даже последний шанс для человечества. И тут я подумала: а вдруг я заблуждаюсь?
17
– Хопс. У тебя получилось. Хопс.
Джудит, по собственному признанию, была скорее соблазнительницей, нежели отпугивательницей мужчин. И вот теперь, когда я последовала ее совету, когда я насадила наживку на крючок, когда я так опасно приблизилась к продаже собственного тела, ей нечего было предложить мне, кроме нелепого, как в комиксах, звукоподражания.
– Ну хватит, сколько можно.
– Так ведь хопс же! – воскликнула Джудит. – Давай посмотрим на вещи по-другому: чем это чревато в худшем случае? Что он тебя трахнет?
На улице резко потеплело. В тот вечер мы сидели на поросшей травою насыпи перед старинным редутом и наблюдали, как в деревне Халлатон мерцают редкие огни. За день солнце прогрело землю. Я чувствовала его тепло и знала, что лето будет жарким, хотя мы только стояли на пороге весны. Оборонительная насыпь располагалась на естественной возвышенности, откуда открывался идеальный обзор во все стороны. Это место было заряжено невероятной энергией, загадочной и мощной, и я всегда испытывала здесь смешанные чувства. На небе показались звезды. Бывают такие удивительные моменты: ты только что смотрел на небо, и в небе было пусто; вдруг раз – и оно уже усыпано звездами.
– До чего же ты грубая! – спокойно сказала я. – Да и потом, я не хочу, чтобы он меня трахал.
