Мистер Лисс ковырялся и ковырялся в замке. Внезапно он произнес самое ругательное слово из всех, которые знал Намми, – он знал шесть, – вновь посмотрел в окошко, открыл дверь и покинул лестничную площадку.
Намми последовал за стариком в коридор, потом направо, к светящейся табличке «Выход». Они проходили мимо закрытых дверей, и из-за некоторых дверей доносились голоса.
Схватив мистера Лисса за руку, чтобы привлечь его внимание, Намми прошептал: «Мы должны кому-то сказать».
Отбросив руку Намми, мистер Лисс открыл дверь в дальнем конце коридора, но они не вышли на улицу, как ожидал Намми, а попали в раздевалку.
– Мы должны кому-то сказать, – настаивал Намми.
Мистер Лисс оглядывал стеганые куртки, которые висели на крючках.
– Сказать что?
– Что людей убивают в подвале.
– Они знают, болван. Они-то и убивают.
Мистер Лисс взял куртку и надел ее. С полицейской нашивкой на рукаве. В куртке старик «утонул», но все равно застегнул молнию и направился к двери на улицу.
– Вы украли куртку, – указал Намми.
– А у тебя в голове опилки, – мистер Лисс вышел в переулок.
Намми О’Бэннон не хотел идти за стариком со зловонным дыханием, сквернословом и вором, но страх его никуда не делся, и он не знал, что ему еще делать, кроме как идти за мистером Лиссом. Так он стал не только беглым заключенным, но и сообщником курточного вора.
Торопливо шагая по переулку рядом с курточным вором, Намми спросил:
– Куда мы идем?
– Никуда мы не идем. Я ухожу из города. Один.
– Только не в оранжевом. Вы не сможете уйти в оранжевом.
– Я не весь в оранжевом. На мне куртка.
– Оранжевые штаны. Люди знают, что оранжевые штаны – тюремные штаны.
– Может, я гольфист.
– И куртка ваша слишком уж вам велика.
Мистер Лисс остановился, повернулся к Намми, схватил его за левое ухо, крутанул и под «ой-ой-ой-ой» потащил Намми из переулка на переходную дорожку между двумя домами. Там ухо отпустил, зато так сильно прижал Намми к стене, что тот почувствовал холод кирпичей.
– Твоя бабушка хорошая и мертвая, так?
Стараясь оставаться вежливым, стараясь не задохнуться в зловонном дыхании мистера Лисса, Намми ответил:
– Да, сэр. Она была хорошей, а теперь умерла.
– Есть у тебя место для жилья?
– У меня есть место для жилья. Я знаю мое место. Я там живу.
– Я спрашиваю, ты живешь в доме, в квартире, в старой бочке из-под нефти или еще хрен знает где?
– Я живу в доме бабушки.
Мистер Лисс нервно посмотрел налево, в сторону переулка, направо, в сторону улицы.
Его лицо, ранее напоминавшее птицу-которая-ест-падаль, теперь вдруг превратилось в морду хитрой крысы.
– Ты живешь там один?
– Да, сэр. Я и Норман.
– Разве твое имя не Норман?
– Но люди называют меня Намми.
– Так ты живешь там один?
– Да, сэр. Только я и Норман.
– Норман и Норман.
– Да, сэр. Но люди, они не называют его Намми.
Мистер Лисс отпустил свитер Намми (он все прижимал его к кирпичной стене) и вновь схватился за ухо. На этот раз крутить не стал, но чувствовалось, что может это сделать в любой момент.
– Ты действуешь мне на нервы, болван. Кто тебе этот Норман?
– Он – мой пес, сэр.
– Ты назвал своего пса Норманом. Пожалуй, это следует поставить тебе в заслугу. Ты же мог назвать его Псом. Он дружелюбный?
– Сэр, Норман – самый дружелюбный пес на свете.
– Это в его же интересах.
– Норман не кусается. Он даже не лает, но Норман в каком-то смысле может говорить.
Старик отпустил ухо Намми.
– Если он не кусается, пусть хоть поет и танцует. Как далеко твой дом?
– Норман не поет и не танцует. Никогда не видел собаку, которая это делает. Хотел бы увидеть. Вы знаете, где я могу увидеть такую собаку?
Теперь мистер Лисс выглядел не птицей, которая ест падаль, не хитрой крысой, не дикой обезьяной, а змеей в джунглях, гипнотизирующей злым взглядом. Того зверья, которое проглядывало в лице мистера Лисса в разных обстоятельствах, хватило бы на целый зоопарк.
– Если ты не хочешь, чтобы я засунул эти отмычки тебе в ноздри и вытащил через них твой мозг, тебе лучше сказать, как далеко отсюда находится твой дом.
– Недалеко.
– Можем мы пройти туда переулками, чтобы реже встречаться с людьми?
– Вы не очень-то любите людей, мистер Лисс?
– Меня тошнит от людей… особенно, когда на мне оранжевые штаны.
– Ох, я забыл про оранжевое. Самый короткий путь – по трубе, и там нас никто не увидит.
– Трубе? Какой трубе?
– Большой дренажной трубе, по которой при грозе течет вода. Когда идет дождь, по трубе идти нельзя, потому что утонешь, и тогда приходится идти длинным путем.
Глава 22
Узнав, что Девкалион прошел в кабинет, не позвонив в звонок и не воспользовавшись парадной дверью, поняв, что Мэри Маргарет Долан ничего не известно о его присутствии в доме, Карсон закрыла дверь в коридор. Несмотря на то, что дочери Долан дорожная полиция выписала штраф за проезд по неположенной полосе движения, Карсон не хотела терять Мэри Маргарет. И хотя она подозревала, что неукротимую няню не смутит вид первого создания Франкенштейна, она предпочитала не рисковать: а вдруг миссис Ди не захочет работать в доме, куда мог запросто заходить такой вот гигант.
Без малейшего колебания Майкл передал Скаут Девкалиону, который уже встал и теперь покачивал малышку на сгибе правой руки. Одну ножку Скаут он держал между большим и указательным пальцами левой руки, восхищаясь ее миниатюрностью, и хвалил ее розовые пинетки.
Карсон это удивляло, но она совершенно не тревожилась из-за того, что этот огромный и страшный мужчина – признающий, что в свои первые дни его обуревала жажда убийства, – держит ее драгоценную дочурку. В Новом Орлеане, объединившись против Виктора, они вместе прошли сквозь ад, и он доказал, что более верного друга у них нет. А главное, Девкалион принадлежал к тем, кто страданиями искупил свои грехи и теперь не мог совершить ничего дурного.
Со своей стороны, Скаут не испугали ни габариты Девкалиона, ни татуировка в пол-лица. Когда он поджимал губы и издавал звуки, напоминающие тарахтение лодочного мотора, она смеялась. Когда он пощекотал ей под подбородком одним пальцем, она схватилась за него и потащила в рот, чтобы проверить на прочность единственным зубом.
– Я его прижал, Карсон, – Арни все еще сидел за столом. – Он возится со Скаут, чтобы не возвращаться к игре и не признавать свое поражение в этой партии.
До двенадцати лет Арни был аутистом, так глубоко ушедшим в себя, что нормального общения с ним у Карсон не получалось. Крайне редко он давал знать, что ему известно о ее существовании. После поражения Виктора в Новом Орлеане, после разрушения его лаборатории и ферм по выращиванию Новых людей Девкалион вылечил Арни. Карсон не могла понять, как именно, а целитель не мог этого объяснить. Два года спустя она иной раз по-прежнему удивлялась, что Арни – обычный мальчишка, с мальчишескими устремлениями и честолюбием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
