возможно, истребить. Увы…
Он вздохнул с искренним сожалением.
- Я не слишком мудр. И слишком часто позволяю чувствам одержать верх над Верой. Его смерть порадовала не мою душу, а сердце. Но… все равно было приятно.
- Тогда пошли завтракать, - предложила Елена, удивляясь, насколько просто и легко вымолвилась фраза. Как будто за спиной не остался остывающий труп. – Ульпиан захочет все узнать из первых рук. И у него есть жареный гусь. И… это…
- Чего?
- Обуйся.
- Ага, - согласился искупитель.
Глава 5
Глава 5
- Вот же непослушная коза! – в сердцах воскликнул Дед, рассекая кулаком воздух.
Кажется, старый медик готов был выразиться и пожестче, но в последний миг спохватился, чуть ли не хлопнул себя по губам.
- Может, целительный подзатыльник? – спросил он в пустоту.
- Сказку! – потребовала Лена, заворачиваясь в одеяло, как в гнездо. – Сказку хочу!
- Я тебе уже рассказал, - возмутился Дед. – Две!
Для наглядности он потряс кулаком с двумя пальцами, выставленными на манер «виктории».
- Так третья же! – с праведным гневом указала девочка. – В сказках всего по три! Значит и сказок тоже надо рассказывать по три. А то не считается!
Уловив нужный момент, маленькая манипуляторша оперативно сменила тактику. Предварительно накалив обстановку, она в одно мгновение превратилась из фурии в очаровательную крошку, состроила умильную рожицу в стиле Кота из «Шрека», играя на контрасте.
- Ну, деда-а-а… - протянула она специальным просительным голосом, каждая нотка которого была отточена долгой практикой. – Ну, пожа-а-алуйста, ты же такой хороший!
- Какое все-таки хулиганистое создание.
Лицо старика выражало гнев и сердитость, однако на тонких губах под ниточкой усов скользил едва заметный отблеск сдерживаемой улыбки. Леночка, по крайней мере, раз в неделю предлагала деду побриться, аргументируя тем, что без усов он будет совсем красивый, в ответ пожилой военврач говорил слова, которые по всеобщему мнению ребенку слышать не следует.
- Ладно, - сломался Дед, но тут же поднял палец, упреждая радость шестилетней внучки. – Но только одну!
- Да!
Старик решил пойти путем меньшего сопротивления и пошарил на огромном столе в поисках нужной книги. Отложил в сторону характерный том серо-синего цвета с таинственным названием «Вопросы онкологии. Медгиз 1955», достал хорошо знакомые Лене «Народные русские сказки» Афанасьева с заглавными буквами в виде сказочных фигур красного цвета.
- А что такое «онокогии»? – живо спросила девочка.
- Это, мелкое и вредное создание, такая вещь, с которой, бог даст, встречаться тебе никогда не доведется, - отозвался медик. Сказал очень строго, так, что мелкое и вредное создание сразу поняло: сейчас не время для капризов и шуток, можно доиграться.
Лена вытянулась под одеялом как стойкий оловянный солдатик, руки по швам, вид милый и трогательный. Дед строго поглядел на нее, как настоящий военный, затем смилостивился и не спеша, обстоятельно уселся в любимое кресло-качалку, которое возрастом было старше Мамы и Папы, возможно даже вместе взятых. Перелистнул желтые от старости страницы, открыл в нужном месте.
- Деда, - прошептала девочка, надеясь на удачу. – А можно про ведьм и мертвецов?..
- Про ведьм, говоришь, - степенно подумал вслух Дед, приглаживая одной рукой усы.
- Только я на тебя залезу и крепко-крепко прижмусь, - еще тише прошептала внучка, боясь поверить счастью. – А то страшно будет…
И затем…
Сон растворялся, таял, будто капелька сиропа в кружке с кипятком. Елена отчаянно цеплялась за мираж, тщилась еще хоть на мгновение растянуть память о прошлом, воплотившуюся в сновидении. Увы, с того момента как сон осознается сном, удержать его невозможно. Она просыпалась в единоборстве с собой же, рывками, как пловец, который стремится в глубину, дальше от поверхности, но жестокая физика без всякой жалости тащит обратно. И, наконец, проснулась.
Было грустно. И одиноко. Женщина натянула повыше одеяло, тощее, но все-таки хорошее, двуслойное – одна сторона обычная, шерстяная, другая подшита льняным покрывалом. Несмотря на теплую шерсть и на совесть протопленный дом, озноб царапал кости, скребся по жилам. Елена зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Незаметно поплакать все равно вряд ли получится, а будить людей рыданиями среди ночи… ну так себе… Ничего хорошего.
Дом. Прошлая жизнь. Беззаботность, которая воспринималась абсолютно естественно, как должное и потому не ценилась. Друзья, которые… были? Да, просто были. Если рассудить по справедливости, девочка Лена в общем и не имела того человека, которого можно было бы назвать «друг». Не приятель, одноклассник или что-нибудь подобное, а друг, товарищ. Тот, кому доверяешь безоглядно. За годы, прожитые «здесь», Елена часто вспоминала деда и родителей, его с горькой тоской, их скорее печально. А вот сверстников – почти никогда. Причем нельзя сказать, что она была какой-то парией или тяжело вписывалась в компании. Просто… ну, не сложилось.
Лучина догорела в железном светце, похожем на уродливую птичью лапку. Крошечные угольки падали в ковшик с водой – и деревня, и город издавна пуще всего боялись пожаров. Елена плотнее забилась в теплый угол, чувствуя под боком твердую лавку, а спиной не менее твердую стену. За противоположной стеной время от времени сонно шевелилась и топталась загнанная в стойло живность. А может в хлев, черт его разберет. Чтобы удержаться от слез, Елена сосредоточилась на окружающем, начала, преодолевая подступающий к горлу всхлип, скрупулезно вспоминать, как прошел день.
Ульпиану было интересно все касавшееся поединка, тем более, что глоссатор приложил руку к исходу, накачав Елену юридической мудростью. Впрочем, женщине показалось, что живое любопытство захватило примерно половину сознания Ульпиана. Он словно прокручивал в голове два параллельных мыслительных процесса, и, дотошно выведывая детали, в то же время думал о чем-то ином. И дума та была отнюдь не веселой. Впрочем, глоссатор и Насильник вроде бы остались сдержанно довольны встречей и обстоятельно попрощались, оставив перед этим от гуся лишь гладкий скелет. Елена, которой досталась сущая малость (писец, все-таки, даже не подмастерье первых лет), только подивилась, сколько еды может без видимых последствий уместиться в тощем копьеносце. Очевидно искупитель, как рептилия, мог наедаться впрок.
Затем пришлось долго и старательно записывать под диктовку, а писем нынче выдалось очень много, к тому же мэтр неожиданно решил переписать несколько штук заново. Когда закончили, время было уже позднее, и наниматель предложил остановиться на ночлег здесь же, в честно оплаченном за постой доме. Елена подумала и согласилась, отправив мальчишку спутникам, чтобы предупредить. Идти куда-то не
