— Если преступник прятался здесь, а отец Джеймс сразу пошел к окну, убийце пришлось бы сделать несколько шагов. Даже такому, как Уолш. И отец Джеймс мог услышать их, насторожиться и обернуться. И тогда удар пришелся бы не в затылок, а в висок.
«А почему монсеньор Хольстен так боится оставаться один в церкви?» — настаивал Хэмиш, пока Ратлидж продолжал обследовать комнату.
— Не знаю. Может, боится, что кто-то после исповеди проберется незаметно в ризницу и станет там ждать конца службы.
Ратлидж, стараясь не слушать Хэмиша, продолжал рассуждать. Даже если было темно, священник не мог не заметить учиненного в комнате беспорядка. В тусклом свете, проникавшем сквозь шторы, были бы обязательно видны белые листы бумаги на полу. И кто стал бы идти через разбросанные бумаги и книги к окну? Наверное, он окликнул бы с порога: «Кто здесь?» И остался бы стоять на месте, выжидая.
Движение у алтаря немедленно привлекло бы его внимание. А если убийца вооружился заранее?
Ратлидж подошел к взломанному столу и стал осматривать его. Это было сделано варварски, торчали куски расщепленного дерева. Он взглянул на замочек — миссис Уайнер права: чтобы его сломать, не требовалось крушить стол.
«Но может быть, грабитель торопился и боялся, что его застигнут», — предположил Хэмиш.
— У него не было причины бояться. Миссис Уайнер уже ушла, а отец Джеймс обычно находился в церкви в это время.
Кто может сказать, что в действительности здесь произошло? Здесь были двое. Жертва, которая уже никогда ничего не расскажет. Правду можно вытащить только из убийцы. А следы, оставленные им на месте преступления, помогут объяснить мотив. Легко можно понять, почему Блевинс так обрадовался, заперев в подвал Уолша. Во-первых, Силач был замечен около дома священника. Второе — он обладал сверхчеловеческой силой. Третье — ему нужны были деньги, чтобы заплатить за повозку.
Ратлидж снова оглядел комнату, и мысли его перенеслись к монсеньору Хольстену. Почему Хольстен так хотел привлечь к расследованию Ярд? Чтобы найти то, о чем он уже знал, но не мог рассказать? Или, наоборот, защитить кого-то, отвести от него подозрение, ведь местная полиция могла выйти на след, а инспектор из Лондона, не зная жителей Остерли, мог упустить исключительно важную деталь, которую заметит инспектор Блевинс.
Но что, если сам монсеньор Хольстен станет следующей жертвой, именно по причине того, что знает, кто убийца? Как скоро полиция найдет связь между двумя жертвами? Конечно, маньяк, убивающий священников, — это за пределами понимания. Вот если он убьет и третьего — сомнения отпадут. Даже если третий выбран будет случайно, наобум. Запутывать след — признак изворотливого ума.
«Может быть, этот третий уже у него на примете», — сказал Хэмиш.
— Согласен. Тогда понятно, почему так боится монсеньор Хольстен.
Ратлидж снова посмотрел на окна.
Если преступник разгромил тут все уже после убийства, тогда ничего не насторожило священника, когда он вошел. Ящик письменного стола был вне поля его зрения.
Он вспугнул убийцу, ни о чем не подозревая. Или убийца притаился и ждал.
И тогда это меняет дело.
Монсеньор Хольстен прав в одном. Существует нечто странное в атмосфере преступления, порождающее много вопросов. Например, были шторы задернуты или открыты? Лампа на столе горела? Где стоял убийца? Когда комната подверглась разгрому? Видел священник лицо убийцы? Или его ударили до того, как он успел что-то заметить и почувствовать опасность? Пришел сюда убийца за деньгами или причина была другой?
Миссис Уайнер была на кухне, когда Ратлидж спустился вниз. Она глядела в окно на кусты сирени, позади которых виднелся церковный двор.
Когда инспектор вошел, она обернулась.
Ратлидж спросил, где нашли след ботинка, и она указала на большой куст со стороны лужайки, ветви его поднимались дугой вверх, и под ними вполне можно было укрыться и наблюдать за домом.
Он спросил экономку, оставляет ли она лампу зажженной, когда уходит домой.
— Той ночью не оставила, если вы об этом спросили. Я сама об этом думала. Я не знала, когда вернется отец Джеймс, и не хотела, чтобы лампа горела зря, если он задержится надолго. — Помедлив, она спросила: — Вы думаете, это могло иметь значение?
— Уверен, что нет. Но как полицейский я восстанавливаю картину происшедшего. А как насчет штор? Вы задернули их, уходя?
— Они были задернуты, — твердо ответила женщина, — я всегда так делаю, за исключением летних ночей, когда светло до десяти.
— Что отец Джеймс обычно делал, когда возвращался? Входил через эту дверь или с парадного входа?
Ратлидж успел оглядеть тем временем кухню. Приятная комната с зелеными, в цвет ранней весны, стенами, занавески на окнах бледно-розовые. Слишком по-женски, интересно, миссис Уайнер сама подбирала цвета? Она была здесь хозяйкой. Огромная плита тщательно начищена, как и вся немногочисленная мебель. Над столом висела лампа. В мойке не было грязной посуды. Небольшой коврик у двери для ног. Он тоже был безукоризненно чистым.
— Отец Джеймс всегда заходил отсюда, — ответила экономка. — Оставлял свой велосипед в сарае. Снимал и ставил обувь у двери на коврик, вешал пальто на крючок, если оно промокло. Он ходил по дому в носках, никогда не оставался в грязных ботинках, всегда был аккуратен. Потом поднимался к себе, умывался и вешал пальто там, если оно было сухим. Если ужин не был готов, работал в кабинете, а если ждали посетители, спускался в гостиную и с ними беседовал.
— Кто-то знал о его привычке входить через заднюю дверь?
Экономка улыбнулась:
— Не удивлюсь, если половина наших жителей поступают так же. К задней двери приходят торговцы, соседка приносит излишек испеченного хлеба или банку маринованных овощей. Или джема, который только что сварила. Никто из взрослых не пойдет через переднюю дверь в грязных башмаках. Даже дети, если идет дождь. Наверно, в Остерли не найти кухни, которая заперта, хотя ключ всегда висит на гвозде у двери. Никто не думал…
Ее лицо внезапно сморщилось, улыбка переросла в гримасу боли.
— Он был мне как сын. Я так переживаю, что не знаю теперь покоя. — Она отвернулась и, когда немного успокоилась, сказала: — Если у вас все, я бы хотела пойти домой. Я и так задержалась.
Ратлидж тепло поблагодарил ее и направился к парадной двери. Услышал вслед, как миссис Уайнер громко всхлипнула, но не стал возвращаться. Это ее личное горе, тут он не мог ее ничем утешить.
Надо помнить, что он находится в Остерли не для расследования, а с заданием успокоить епископа. И еще о том, что здесь он чужак, стучавший у парадной двери вместо того, чтобы пройти через кухню. Он приехал ненадолго, и, скорей всего, его миссия завершена.
Глава 9
Двадцать минут спустя Ратлидж пришел в полицейский участок к инспектору Блевинсу, который сидел в своем тесном кабинете, перед ним на столе стоял открытый термос с горячим чаем, от которого шел пар. Инспектор пил чай, а в руке держал бутерброд.
— Опоздал с ланчем, — объяснил он, указывая на пакет с бутербродами. — Сказали, что на болотах раздаются выстрелы, а стрелять там запрещено. Я провел час, прочесывая проклятые заросли, разыскивая этого идиота. Жена сжалилась и принесла мне сюда чай и бутерброды. Хотите?
— Спасибо. Я поел в гостинице. Разве бродить по болотам не опасно?
— Надо хорошо знать местность, вам этого делать не рекомендую, легко заблудитесь, и тогда придется искать вас.
Дружеское предупреждение.
Закрыв термос, инспектор задумчиво посмотрел на Ратлиджа, потом отвел взгляд.
— Есть еще кое-что, — помолчав, сказал он и провел рукой по волосам. — У отца Джеймса были две сестры — Сара и Джудит. Джудит умерла во время эпидемии испанки. Сара вышла замуж, у нее маленькие дети. Этим утром сюда поступил звонок от ее мужа, Филиппа Херста. Я встречался с ним пару раз. Спокойный и надежный. Он передал, что перезвонит после мессы. Позвонил прямо перед тем, как этот идиот стал стрелять на болотах.
Блевинс отставил термос.
— Интересный был разговор. Оказывается, в детстве любимой сказкой Джудит была сказка про Джека Великана. Отец Джеймс читал ей много раз эту сказку, и в ее глазах он был героем. — Блевинс замолчал, казалось избегая слишком щекотливой и неприятной темы.
Ратлидж ждал.
— Из Франции отец Джеймс часто писал сестрам, и одно письмо Сара хорошо запомнила, хотя он писал его Джудит. В нем говорилось, что он встретил этого Великана, и даже картинку нарисовал — маленький отец Джеймс рядом с огромной фигурой. И еще всякая чепуха касательно сказки.
— Вы хотите сказать, что Уолш и был тем Великаном?
— Господи. Да нет же! Он просто шутил, вспоминая детство. Великаном мог быть любой, пенджабец, например. Многие горцы имеют высокий рост. Но я хочу через Военный комиссариат проверить, был ли Уолш во Франции и мог ли там встречаться с отцом Джеймсом. Им это не понравится, придется искать, но, если это правда, мне надо знать. Не хочу выглядеть потом дураком на суде. Хотя, если подумать, если он и был там, это мало что меняет.
