Когда ему ответил запыхавшийся Хольстен, он назвал себя.
— Простите, я спешил ответить на звонок. Есть новости?
— Боюсь, что нет. Но у меня появилась одна загадка. Вы знакомы с Присциллой Коннот? Что вам о ней известно?
Монсеньор Хольстен задумался.
— Коннот? Что-то не припомню.
— Прихожанка церкви Святой Анны.
— Она была на мессе?
— Я не видел. Высокого роста, худая, с седеющими висками, темноволосая.
— Нет. Не могу вспомнить ни лицо, ни имя. Это важно? Вы можете спросить у миссис Уайнер, она наверняка знает.
— Может, это и не так важно, — с деланой беспечностью сказал Ратлидж. — Дело в том, что мисс Коннот давно знала отца Джеймса, и его смерть расстроила ее больше, чем других.
— Священники тоже имеют друзей, как и все остальные. Это не должно вас удивлять. — По голосу слышалось, что монсеньор Хольстен улыбается.
— Да нет, я не удивляюсь. — Поблагодарив монсеньора Хольстена, Ратлидж повесил трубку.
Хэмиш сказал: «Она не из тех друзей, о которых подумал священник из Нориджа, если верить, что отец Джеймс разрушил ее жизнь».
— Да. Интересно, когда она приходила на исповедь, каждый раз говорила, как сильно его ненавидит?
Еще один скелет в шкафу, напоминающий утешителям об их судьбе. А в этом случае — священнику о его поражении.
Стеклянные двери в обеденный зал был закрыты. Миссис Барнет вышла из гостиной с подносом, уставленным пустыми чашками, собранными после посетителей.
Контраст с Присциллой Коннот был разительным. Миссис Барнет выглядела усталой, ее руки были красными от постоянного мытья посуды. Ратлидж предложил ей помочь отнести тяжелый поднос на кухню, но она покачала головой:
— Я привыкла. Благодарю вас. — Она поставила поднос на полированную стойку и задумчиво произнесла:
— Я и не догадывалась, что вы полицейский.
— Я не думал, что задержусь здесь. Сначала мой визит не носил официального характера. Но инспектор Блевинс хочет поскорее провести расследование, и я остался на недолгое время ему помочь, по его просьбе.
— Да, я слышала, что кого-то арестовали. — Миссис Барнет оглядела пустой холл и лестницу. — Рада, что им оказался не один из моих постояльцев. Это был бы ужас. Около нас всегда есть люди, которых мы не знаем.
Пользуясь моментом, Ратлидж спросил:
— Вы не могли бы рассказать мне о мисс Коннот?
В глазах женщины заплескался испуг.
— Никогда не поверю, что она причастна к смерти отца Джеймса!
— Нет, она мне предоставила кое-какую информацию, и все. Я задумался, могу ли доверять тому, что она рассказала.
— Ах, вот как. — Миссис Барнет немного подумала. — Наверное, можете, поскольку у нее не было причин вам лгать, насколько мне известно, но она человек замкнутый… — И, как будто уступая его молчаливому ожиданию, продолжила: — И это раздражает многих женщин в Остерли, которые считают ее гордячкой. Мой муж говорил, что она, вероятно, совершила в прошлом какой-то проступок и была изгнана из высшего общества, — добавила она с видом женщины, которой известны чудачества мужчин. — Впрочем, это романтично.
— А общее впечатление? — Ратлидж старался не показывать большой заинтересованности.
— Я считаю, она живет столько лет в Остерли только потому, что ей некуда податься. Иногда ее приглашают в гости, когда не хватает женщины для пары. Она приятна в компании. Но женщины не станут с ней сплетничать, как с прочими. Мужчины, кажется, находят ее весьма привлекательной и неглупой. Но она не из тех, кто заводит флирт. Мне иногда кажется, что она была замужем за очень неприятным типом и прошла через ужасный развод. Женщина, которая ей помогает по хозяйству, иногда приходит к нам помочь, так вот она говорила, что у нее в доме нет ни одной фотографии, ничего, что может напомнить о прошлом.
«И нет ничего в будущем», — подытожил Хэмиш.
Спохватившись, что сказала больше, чем следовало, миссис Барнет взялась за поднос со словами:
— Не надо было мне болтать. Это пустые домыслы, и прошу вас, не принимайте их всерьез. Я хозяйка единственной гостиницы в городе, и моя репутация должна быть вне подозрений.
— Не вижу причин кому-то сообщать о нашей беседе. Вы просто помогли мне составить портрет мисс Коннот, и это все.
Миссис Барнет улыбнулась:
— Да, вы настоящий полицейский. Внимательно слушали, и не успела я опомниться, как начала вам рассказывать, о чем и не хотела. А может быть, соскучилась по моей лучшей подруге Эмили, которая переехала с дочерью в Девон.
Он открыл ей дверь на кухню и пожелал спокойной ночи.
Глава 10
Продолжая размышлять о своем разговоре с Присциллой Коннот, Ратлидж вышел из гостиницы и вдохнул вечерний воздух. С моря задувал холодный ветер. Поежившись, он направился в сторону паба «Пеликан», прошел по Уотер-стрит до пересечения с главной дорогой и остановился, глядя на церковь Святой Троицы. Ее прекрасные пропорции были отчетливо видны на фоне вечернего неба. С южной стороны от церкви темнела полоска леса. Тот, кто строил церковь, разбирался не только в архитектуре, но выбрал очень подходящее место для своего творения. Обычно на самом высоком месте строились замки, а здесь возвели церковь. Она была построена уже после самого тяжелого периода в войне Роз, поэтому в архитектуре не было оборонительных элементов, только элегантность — в удлиненных окнах на хорах, в высокой башне колокольни, округлой сигнальной башне.
Привыкнув к сумраку, глаза Ратлиджа разглядели одинокую фигуру человека с опущенной головой, неподвижно застывшего на церковном кладбище среди надгробий. Вдруг человек поднял голову, глядя вверх, на небо. Неутешный в своем горе или просто одинокий, которому некуда пойти.
«Как ты?» — мягко напомнил Хэмиш.
Ратлидж вновь двинулся по главной дороге, прошел мимо темных окон доктора Стивенсона, ярко освещенных окон полицейского участка, миновал офис, похожий на адвокатскую контору, на углу Уотер-стрит и дороги на Ханстентон.
Он все время думал о том, что образ отца Джеймса претерпел изменения в его представлении после разговора с Присциллой Коннот. Ее слова были неожиданными, ведь всего полчаса назад он верил, что весь город разделяет скорбь, что все любили его и доверяли ему, что он для них был не только священником, но добрым и отзывчивым человеком.
«Просто не принято плохо говорить о мертвых, — заметил Хэмиш. — Обычное дело».
Исторический пример — Марк Антоний, который слукавил, произнеся клятву над трупом окровавленного Цезаря. А мисс Коннот сняла ореол святости с отца Джеймса, и теперь он предстал обычным человеком.
Может быть, зная, что потерпел поражение однажды, стараясь исправить свой провал, он стал лучше исполнять свой священнический долг. Впрочем, трудно судить, пока не известно, как и в чем он обманул эту женщину. Обманул лично, вместо брака с ней предпочел церковный сан, или как пастырь дал ей совет исполнить долг без сострадания.
Несмотря на ее необыкновенную взвинченность, Ратлидж почему-то склонен был верить, что она не убивала отца Джеймса. Наоборот, преследование приносило ей больше удовлетворения, чем принесло бы убийство, которое лишило смысла ее жизнь. Миссис Барнет описала ее как холодную и рассудительную, а на самом деле она была помешанной на ненависти.
«Возможно, отец Джеймс не реагировал на нее, и тогда ей ничего не оставалось, как его убить», — сказал Хэмиш.
Спустившись к берегу, Ратлидж увидел над головой темную опрокинутую чашу неба, усыпанного звездами, переливавшимися волшебным блеском. Он постоял немного, вслушиваясь в далекий плеск волн. По протоке уже пролегла серебристая дорожка, хотя всходившая луна была вне поля зрения.
Вдруг по спине пробежал холодок, как предупреждение, что он здесь не один, и, взглянув направо, он увидел шагах в двадцати женщину, тоже смотревшую вдаль, на море. Кажется, она его не замечала, запахнувшись в пальто и придерживая воротник, спасаясь от пронизывающего ветра. Ратлидж стоял неподвижно, не желая вспугнуть свою соседку. Она вдруг что-то произнесла, но слова отнесло ветром. Решив, что они были обращены к нему, он сказал:
— Прекрасная ночь.
Женщина удивленно взглянула в его сторону:
— Простите. У меня ужасная привычка разговаривать с собой.
Он приблизился, остановившись от нее шагах в десяти. Кажется, это та самая дама, которая тоже живет в гостинице. И это ее он видел в первый день на церковном дворе, вот почему очертания ее фигуры показались ему знакомыми.
— Боюсь, я тоже в этом грешен, — признался он и добавил в продолжение, чтобы завязать разговор, как часто бывает при встрече со случайным собеседником:
— Я несколько лет не был в Восточной Англии и никогда не был в Остерли. Здесь другой мир в сравнении с Лондоном.
