После показаний Роджерса наступила пауза.
Господин судья Уогрейв прочистил горло.
Ломбард прошептал Вере Клэйторн:
— Сейчас будет суммировать!
Судья сказал:
— Мы рассмотрели обстоятельства трех смертей со всем надлежащим старанием. Обнаружена вероятность замешанности определенных людей в некоторых случаях, но, однако, мы не можем со всей уверенностью констатировать, что кто-то целиком и полностью очищен от подозрения. Я вновь повторяю: убежден, что из семи человек, собравшихся в этой комнате, один — опасный и, вероятно, ненормальный преступник. У нас не имеется никаких доказательств насчет того, кто этот человек. В настоящий момент все, что мы можем сделать, — это рассмотреть, какие меры мы в состоянии принять для установления связи с материком, дабы испросить у них помощи и в случае, если помощь придет не безотлагательно (что весьма вероятно при нынешнем состоянии погоды), какие меры мы должны принять для обеспечения нашей безопасности. Я должен попросить вас всех внимательно продумать сказанное мною и сообщить о всех своих предложениях. Тем временем прошу каждого быть начеку. До сих пор убийца с легкостью достигал своей цели, потому что его жертвы ни о чем не подозревали. Отныне мы обязаны подозревать всех и каждого. Предостережен значит вооружен. Не рискуйте и будьте настороже. Это все.
Филип Ломбард прошептал себе под нос:
— Суд удаляется на совещание…
Глава десятая
I
— Вы верите этому? — спросила Вера.
Она и Филип сидели на подоконнике в гостиной. За окном небо изливало на землю потоки дождя, и громко, с содроганием завывал ветер.
Филип Ломбард чуть склонил голову набок и потом ответил:
— Вы имеете в виду, верю ли я, что старый Уогрейв прав, когда говорит, что сумасшедший — один из нас?
— Да.
Филип Ломбард медленно произнес:
— Трудно сказать. С точки зрения логики он прав, но, однако…
Вера подхватила:
— Но, однако, это кажется просто невероятным!
Филип Ломбард скорчил гримасу.
— Вообще все невероятно! Но после смерти Макартура нет сомнений в одном. Теперь не стоит вопрос о несчастном случае или самоубийстве. Убийство. Уже три убийства.
Вера поежилась и сказала:
— Все похоже на ужасный сон. Я постоянно чувствую, что подобное просто не может случиться!
Он с пониманием ответил:
— Знаю. Вскоре раздастся стук в дверь и внесут утренний чай.
Вера сказала:
— О! Как бы я хотела, чтобы это произошло!
Филип Ломбард сурово проговорил:
— Да, но этого не произойдет. Мы все живем во сне? И теперь все мы должны быть начеку.
Понизив голос, Вера спросила:
— Если… если он действительно один из нас… то кто, по-вашему?
Неожиданно Филип Ломбард ухмыльнулся и негромко сказал:
— Я так понимаю, что нас обоих не исключают? Что ж, верно. Я прекрасно знаю, что не убийца, и не думаю, что в вас, Вера, есть что-то ненормальное. Вы кажетесь мне одной из наиболее рассудительных и хладнокровных девушек, с какими я только встречался. Ручаюсь своей репутацией за вашу нормальность.
С кривоватой улыбкой Вера сказала:
— Спасибо.
Он заметил:
— Ну как, мисс Вера Клэйторн, неужели вы не хотите ответить комплиментом на комплимент?
Вера немного поколебалась и потом сказала:
— Знаете, вы сами признались, что не особенно свято относитесь к человеческой жизни, но все-таки я не могу себе вас представить… как… как человека, продиктовавшего текст граммофонной пластинки.
Ломбард ответил:
— Совершенно верно. Если бы я и совершил одно или больше убийств, то исключительно ради собственной выгоды. Массовое покарание нечестивцев не по моей части. Хорошо, значит, мы исключим себя и сконцентрируем внимание на пяти других пленниках. Который из них У. Н. Оуэн? Что ж, скажу наугад и абсолютно без всяких доказательств: я голосую за Уогрейва!
— О! — похоже, Вера была удивлена. Она подумала несколько минут и потом спросила:
— Почему?
— Трудно ответить точно. Но, во-первых, он старик и много лет председательствовал в суде. Точнее говоря, многие месяцы в каждом году он исполнял роль Всемогущего Господа нашего. В конце концов, это вскружило ему голову. Он начинает видеть себя всемогущим, держащим в своих руках нити жизни и смерти; вполне возможно, что его мозг не выдержал, и он захотел пойти на один шаг дальше — стать Палачом и Чрезвычайным судьей в одном лице.
Вера медленно произнесла:
— Да, думаю, такое возможно…
Ломбард спросил:
— А на ком вы останавливаете свой выбор?
Вера ответила без колебаний:
— Доктор Армстронг.
Ломбард тихо присвистнул.
— Доктор, а? Знаете, я бы поставил его на последнее место…
Вера покачала головой.
— О, нет! Две смерти были вызваны отравлением. Это указывает на врача больше, чем на кого бы то ни было. И потом есть факт, в котором мы абсолютно уверены. Миссис Роджерс выпила снотворное, которое он ей дал.
Ломбард признал:
— Да, верно.
Вера настаивала:
— Если доктор сошел с ума, подозревать его начнут не сразу. И врачи часто работают слишком много и испытывают чрезмерное напряжение.
Филип Ломбард сказал:
— Да, но сомневаюсь, что он смог бы убить Макартура. Того краткого времени, на которое я его оставлял, ему не хватило, да, не хватило бы, если только он не бегал туда и обратно как угорелый; сомневаюсь, что он достаточно хорошо тренирован, чтобы это сделать незаметно.
Вера сказала:
— Тогда он его и не убивал. Шанс предоставился позднее.
— Когда?
— Когда он пошел звать генерала к ленчу.
Филип снова очень тихо присвистнул и сказал:
— Значит, по-вашему, он это все делал? Хладнокровие нужно немалое.
Вера нетерпеливо заявила:
— А какой тут был риск? Он единственный человек из нас, обладающий медицинскими познаниями. Он может поклясться, что человек был мертв, по крайней мере, час, и кто сможет опровергнуть его слова?
Филип задумчиво посмотрел на нее.
— Знаете, — сказал он, — ваша идея совсем недурна. Хотел бы я знать…
II
— Кто он, мистер Блор? Вот что я хочу знать. Кто он?
Лицо Роджерса дергалось. Его руки сжали кусок кожи для полировки.
Экс-инспектор Блор ответил:
— Э, парень, вот в чем вопрос!
— Его светлость сказал, один из нас. Но который? Вот что я хочу знать. Кто тот дьявол, который скрывается за человечьей личиной?
— Это, — заявил Блор, — как раз то, что мы все хотели бы знать.
Роджерс проницательно заметил:
— Но у вас есть идея, мистер Блор. Есть же у вас идея, а?
— Может быть, идея-то и есть, — медленно отозвался Блор. — Но от идеи до уверенности долгий путь. Может быть, я ошибаюсь. Я могу лишь сказать, что, если я прав, тот человек хладнокровный наглец… очень хладнокровный наглец, что и говорить.
Роджерс вытер испарину, выступившую на лбу, и хрипло произнес:
— Прямо как дурной сон какой-то.
Блор, с любопытством глядя на него, поинтересовался:
— А у вас самого есть какие-нибудь идеи, Роджерс?
Дворецкий покачал головой и хрипло сказал:
— Не знаю. Ничего не знаю. И боюсь поэтому до смерти. Боюсь, потому что понятия не имею…
III
Доктор Армстронг бурно заявил:
— Мы должны отсюда выбраться… должны… должны! Во что бы то ни стало!
Господин судья Уогрейв задумчиво выглядывал из окна курительной комнаты, поигрывая шнурком от своего пенсне.
Он сказал:
— Я, конечно, не намереваюсь брать на себя роль предсказателя погоды, но должен заявить: крайне маловероятно, что лодка сможет до нас добраться — даже если бы людям было известно о том затруднительном положении, в котором мы оказались… менее чем за 24 часа — и то только в том случае, если стихнет ветер.
Доктор Армстронг уронил голову на руки и застонал.
Он сказал:
— И тем временем нас запросто могут всех перебить прямо в собственных постелях?
— Надеюсь, что нет, — ответствовал господин судья Уогрейв. — Я намереваюсь принять все меры предосторожности во избежание подобной участи.
В голове доктора Армстронга промелькнуло, что такой старик, как судья, наверняка гораздо сильнее будет цепляться за жизнь, чем человек помоложе. Он часто дивился этому факту, сталкиваясь, с ним во время работы. Вот он, к примеру, наверняка младше судьи лет на двадцать, и, однако, инстинкт самосохранения у него наверняка во много крат слабее, чем у судьи.
Господин судья Уогрейв думал: «Перебиты прямо в собственных постелях! Эти доктора все одинаковы — мыслят стереотипами. От начала и до конца банальный склад ума».
Доктор сказал:
