Я — оружие, Ли. Я не могу ничего решать.
— Оружие? Серьёзно?
— Да. У меня с самого начала не было выбора. Просто доверься мне. Это ведь я! Ты сама говорила, что приняла бы меня любым, что можешь меня понять. Так попробуй понять и сейчас. Прошу.
Она рассмеялась, и этот смех был острее ножей.
— Серьёзно?.. Хотя нет, я, кажется, понимаю. Что тут непонятного, если задуматься? Ты — чудовище, ручная собачка этого психа Эласто. Ты даже не человек, а так, дополнение к его воле. У тебя нет ничего своего, ты просто игрушка. И только в вирте можешь притворяться нормальным человеком, да?.. Мне одно интересно: на что ты рассчитывал? Ты что, правда думал, что я приму тебя? Ты действительно настолько идиот? На что ты надеялся?
Она тряхнула головой и посмотрела на него холодными, совершенно чужими глазами.
— Ты не хочешь помочь мне, генерал Танатос, бог новой эры? Да будет так. Значит, я приду не к тебе. Слышала, у вас нормальные люди, профессиональные офицеры, тоже не в восторге от генномодифицированных уродов вроде тебя… Я, как капитан, сдамся в плен и проверю, сколько жизней смогу выторговать за компромат на тебя. На сколько ты готов поставить? Заодно и проверим.
Солнце утонуло в воде. Земля мелко вибрировала, и Танатос знал, что где-то там осыпается, распадается на пиксели их идеальный мир.
Он не делал ничего, чтобы это предотвратить.
— Ты не оставляешь мне выбора, Лиана.
— Выбор есть всегда, и я сделала свой. Прощай, Танатос. И знай: я ненавижу тебя.
Она исчезла, оставив его на пляже одного.
Танатос стоял, чувствуя, как боль медленно, но уверенно сменяется гневом. На его памяти он никогда, ни разу не испытывал такого.
— Ненавидишь, значит? — спросил он тихо, в пустоту лживого цифрового мира, который ещё полчаса назад казался домом.
-
Что же, Ли-11. Это взаимно. И, что бы ты там себе ни думала, но выбора у меня действительно теперь нет: твой истребитель станет тебе могилой.
Ты самая большая моя ошибка, моё слабое пятно, моя ахиллесова пята.
Но всё имеет предел. Ты не разрушишь всё.
Я не позволю.
10
-
Я разрушу всё.
Всё, что ещё осталось.
Не глядя назад. Без сожалений.
Будет не так уж сложно: осталось, по сути, совсем немного. Ведь так? Теперь терять уже почти нечего.
Только жизнь.
_
— Кэп?
— Дай мне минуту, Джекс.
— Так плохо?
Ли дёрнула плечом, и старпом наконец-то заткнулся.
Ура, однако.
Говорить она не могла: голос отказывал. В глазах стояли слёзы, а в горле ком, но разрыдаться не было сил. Она прикрыла глаза, чувствуя весь вес мира на своих плечах.
Я действительно не могу ничего сделать, Ли.
Она покачала головой.
Конечно, она верила ему.
Потерянное, опустошённое выражение его глаз наверняка будет преследовать её до самого края — и за этим краем, если трёп про Вальгаллу и прочие варианты посмертия имеет смысл. В каком там кругу дантовского Ада варились предатели доверившихся? Кажется, в последнем? Ну, по крайней мере, у неё будет интересная компания: сейчас туда валят толпой. Предают все и всех, что уж. Такие времена. Наверняка на входе не протолкнуться… Ли хохотнула, представив очередь, которая нынче туда образовалась. Ей почему-то представилось, как работники адской канцелярии (или кто там у них отвечает за новых поселенцев), матерясь, проводят перепись нового населения девятого круга. А сзади всё прибывают, и прибывают, и прибывают новые… Своего рода беженцы. А что? Что там в этом их Аду, лёд и пламень? Право, ерунда же — после атомного загрязнения и взорванных планет. Почти курорт, можно сказать...
Нет, смех надо прекращать. Это уже истерика. Но чего ж в груди так колет, а?
И грустная ирония в том, что в большинстве подобных ситуаций люди действительно не могут ничего. Именно потому война, помимо прочих очевидных мерзостей вроде массовых смертей, эпидемий, разрухи, голода и тлена, была и остаётся катастрофой для, внезапно, отношений. Она ломает любовь, семьи, дружбу, веру, от неё не спрятаться на своей маленькой планете, не укрыться за дверью или в уютном пространстве вирта. Увы. И может быть тысяча причин, по которым люди оказываются по разные стороны: от личных убеждений, выгоды, самообмана — до банальной географии, страха перед наказанием или воли случая. А дальше…
Когда дело доходит до слов вроде “У меня нет выбора”, то это, конечно, ложь. Выбор правда есть всегда. Другой вопрос, что очень часто люди оказываются поставлены в ситуацию, когда выбирать приходится против воли, и преимущественно из совершенно неприемлемых вариантов.
А на войне, как правило, выбирают только из неприемлемых вариантов.
Убить или умереть? Предать или предать? Своя семья или чужая?.. В нормальном, культурном, цивилизованном обществе никто не должен делать такой выбор. Но кто сказал, что вся наша цивилизованность — не пустой дым, временное равновесие хрупких весов, способное слегка замаскировать, но не подавить подлинную, неизбежно приводящую к одному и тому же суть? Мы каждый раз спотыкаемся об эту иллюзию, чтобы потом беспомощно наблюдать, как этот мир коллапсирует вокруг по мановению чьей-то руки. Будто распадающийся домик из карт.
И вот ты уже стоишь перед неприемлемым выбором, первым из множества.
Ли вот тоже… выбрала. С широко открытыми глазами. С пониманием причин и последствий. И больно вроде бы не должно было быть.
Но было.
Как же больно…
Танатос. Каким был твой неприемлемый выбор? Что для тебя на другой чаше весов?
Ты этого не узнаешь, но мне жаль. Как мне жаль. Ведь я так сильно…
— Кэп, я понимаю, у тебя момент, но… время.
Возьми себя в руки, Ли. Не время и не место.
— Да, — она двумя рывками разжала пальцы, дважды вдохнула и выдохнула, сморгнула вскипевшие на глазах слёзы и обернулась к Джексону.
— Всё сделано. Больше у него не возникнет никаких проблем с тем, чтобы убить меня. Более того, он бросит на это все силы.
— Уверена?
— В достаточной степени. Как я и сказала ранее, он скорее человек. И, как справедливо сказал ты, людям свойственно идти на поводу у своих эмоций. И ошибаться.
Старпом коротко кивнул.
— Даже не знаю, как к этому относиться, — заметил он. — Мы так долго рыли землю, пытаясь найти слабости альданских генералов. Странно осознавать, что всё это время мы смотрели не туда. Пытались
