Мне не хотелось, чтобы он меня провожал, и даже не потому, что в том был намёк на неформальные отношения, которые тут запрещены. Просто сам по себе он внушал неприязнь. Хотя, возможно, я была просто субъективна, зная его историю. Но тут он сказал:
— А я, между прочим, из-за вас, Мариночка, пострадал.
— Неужели? — не сдержала я усмешку.
— Зря вы так. Слышали бы вы, что этот упырь про вас говорил. Я не вытерпел, попросил заткнуться. Ну и, как видите…
Алик картинно вознёс руку к лицу.
— Да вы рыцарь. Кто бы мог подумать, — выгнула я бровь.
— Ну, — пожал он плечами. — Так, может, я заслужил свидание с прекрасной дамой?
— Мне бесконечно жаль ваш нос, но никаких свиданий, — пресекла его я.
— Жестокая вы, — вздохнул Алик, и я, чтобы как-то сгладить его разочарование, улыбнулась ему на прощанье.
— Дальше я сама дойду.
Свернув с широкой дорожки на тропинку, ведущую в сторону моего домика, я чуть не налетела на… Тимура. Он словно возник ниоткуда и молча прошёл мимо. А я непроизвольно отпрянула, почувствовав, как ёкнуло сердце. Не то чтобы я испугалась, просто это было слишком неожиданно, ещё и в сумерках… Что вообще он тут делал?
21
Тимур
Неделя в этой богадельне показалась мне годом. Лучше б в армию пошёл, там хоть скучно не бывает. Здесь же я с тоски с ума сходил. Если бы не регулярные вылазки на волю, точно свихнулся бы.
Первый раз я сбежал в ближайший поселок типа за сигаретами. Нет, я правда прикупил в табачном пару пачек Мальборо. Но на самом деле меня просто изводил сам факт, что нас держат взаперти, как в зверинце. Я пробовал выйти через ворота — так там такой кордон, не прорвешься. Какой-то пропуск им дай. Пошли они!
Обследовал по периметру весь лагерь. В дальнем конце нашёл место, где возле забора росла яблоня, по ней и перебрался на ту сторону. А там — шикарный вид. Небольшой выступ и сразу — обрыв. Смотришь вниз — и дух перехватывает. Пока крадёшься вдоль забора как ниндзя, понимаешь, что если вдруг оступишься, то тебе хана без вариантов. И такой адреналин в крови. Кайф!
Обратно перелезть — так вообще экстрим. Я упёр верёвку из спортзала, привязал покрепче к стволу, конец спустил на ту сторону. Собственно, нет ничего сложного забраться по ней на стену, но прямо затылком чувствуешь, как бездна за спиной так и манит.
Так что, когда становилось совсем тухло, я выбирался наружу. И взбодришься, и свободным человеком себя почувствуешь. И вроде мозг уже не плывет от тоски.
Вообще-то тут было чем себя занять — фильмы, книги, качалка, в баскет можно поиграть или поплавать в бассейне. И будь тут хоть кто-нибудь нормальный, можно было реально оттянуться. Но когда кругом сборище поехавших фриков…
Отец рассчитывал подержать меня тут до конца августа, потом приткнуть в универ, но мне на его планы положить. Если поначалу я просто лениво подумывал о том, что отсюда неплохо бы свалить, то теперь это вопрос времени. Долго здесь я точно не выдержу. Ещё и психологичка эта приставучая попадается на каждом шагу, мало мне было директора и прочих «воспитателей».
А вот среди местных фриков ажиотаж разгорелся вокруг неё недетский. Они прямо слюной исходят, когда она идёт мимо. И было бы с чего так бить копытом. Может, она и ничего, даже вполне себе, но на супермодель все же не тянет.
Впрочем, из-за неё стало чуть веселее. Хотя в гробу я видел такое веселье. А началось всё после тенниса.
Я вообще пошёл на корт, потому что уже совсем изнемогал от тоски. Да и решил, что неплохо вспомнить юность — я с семи и до четырнадцати занимался теннисом, пока не надоело. Потом бросил.
Из фриков же только двое более-менее умели держать в руках ракетку. Остальные доводили инструктора до психоза своей тупостью и неуклюжестью.
Один из тех двоих — Рудковский. С ним мы сыграли пару сетов. Он продул, но с маленьким отрывом. И по этому поводу, когда уже собирались расходиться, подвалил вдруг ко мне с разговорами.
— Слушай, а ты чё такой? Суровый. Не освоился ещё? Так мы поможем. Я вижу, пацан ты нормальный, вон как отжёг в теннис, не то что эти инвалиды. Да и вообще. Сразу видно, ты чувак конкретный. Слушай, а Шергин… это ж твой батя хозяин Сибникеля? Жесткий, слышал, мужик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я пожал плечами. Я бы ещё отца с каким-то мутным хреном не обсуждал.
— Тебе одному-то не надоело торчать? А то давай вечерком подгребай в бильярдную. Мы там тусуемся. Не все, конечно. Вход только для избранных, — издал он смешок и подмигнул. — Типа, свой клуб у нас там. Для избранных, ага.
И он кивнул на группку своих шестерок. Тут к нему подлез мелкий дрищ:
— Алик, а я можно тоже приду? Ты же говорил…
— Я говорил, — Алик резко сменил тон и вообще посмотрел на него, как на говно, — если сделаешь у психологички всё, как надо. А ты… трепанул и слился. Так что пасись, Тарасик.
— Да я же хотел! Я собирался! И я не слился. Просто дура эта ляпнула про… приизм… приазм… и вы все надо мной ржали… и всё. У меня тупо не встал. Я бы как?
— Пшёл отсюда, — брезгливо цыкнул Алик.
И мелкий сразу скис и поплёлся прочь.
— Кусок дебила, — скривился Алик, потом снова повернулся ко мне уже само обаяние. Прямо мастер перевоплощений. — Кстати, можешь и ты в охоте поучаствовать.
— В какой охоте?
— За нашей самочкой. Психологичкой, — расплылся он сразу же. — Видел её? Марииина. Дерзкая сучка. Но тем и лучше. Кто ей первый вдует, тот и победил. Сегодня как раз решим, может, на кон что поставим. Или опять Давидом ограничимся. Там, на психологии статуя Давида-победителя есть. С позапрошлого года это пошло. Типа переходящий кубок тому, кто первый трахнет действующую психологичку. Они же у нас тут меняются одна за другой. Правда, обычно Константиныч старых каких-то баб нанимал. Ну, на безрыбье, как говорится… Первый раз у нас такая молоденькая и резвая. Да и вообще зачётная тёлочка. Ну так что? Ты с нами?
К концу его речи я как раз переоделся, а то бы даже слушать не стал.
— Меня такая чушь не интересует.
Алик сморгнул, уставился на меня недоумённо.
— В смысле — чушь? Ты это про что? Тебя психологичка не заводит или ты нас типа послал?
— И то, и другое.
У него аж лицо вытянулось, и улыбочка сползла. Наверное, думал, что я должен треснуть от счастья после его приглашения.
— А это уже хамство. Мы, значит, к тебе со всей душой, а ты к нам жопой. Зря ты так, — сузил он глаза. — Ох, зря. Ладно, переживём. А вот интересно, с чего это тебя психологичка не заводит. Было б ещё из кого выбирать, а то единственная телка. Ещё и годная.
Я уже направился к выходу, когда он в спину бросил:
— Или ты у нас не по бабам? Слушай, а точно! И как я сразу не просёк. Подмышки бриты, сережка в ухе… Ты ж пидор. Так, может, мы с тобой поближе познакомимся, да, пацаны? А то одной психологички на всех будет мало…
Шестёрки Алика сразу тему подхватили, но я уже не вслушивался. Развернулся к нему и сразу же всёк ему ребром ракетки между глаз, он и понять ничего не успел. Завыл на весь лагерь, схватился за нос.
— Ещё кто-то хочет поближе со мной познакомиться? — спросил я его шестёрок.
Те, остолбенев, таращились на меня чуть ли не в ужасе, а когда я шагнул к ним, они разом отступили. Не захотели, короче, знакомиться.
Потом мне, конечно, пытался промыть мозг директор. В итоге — велел обязательно ходить на индивидуальные занятия к психологичке. Сдалась она мне. Пусть вообще меня стороной обходит. Для её же блага, между прочим.
И вообще, кому она там может помочь, если сама дура и дальше своего носа ничего не видит? Как я понял по разговорам, на её занятиях эти фрики творят что хотят с подачи Алика, чуть ли приборы не вываливают. Может, она кого-то из них и отбрила, но в тот же вечер, когда я разбил нос Рудковскому, видел её с ним. Это я тогда опять уходил из лагеря, то есть уже возвращался. И её дом, оказывается, как раз поблизости.
