Обняв за шею, перебирала волосы, пока он ласкал языком мои губы. Захватив губами язык, слегка пососала. Тихий рык, и он сильнее прижал к себе, казалось, куда бы ближе, но мы словно слились воедино. Руки, ноги, языки, губы.
Возбуждение набирало обороты, а я становилась развратней. Мне хотелось не только чувствовать его пальцы на киске, мне хотелось самой трогать его, попробовать. Решительно оттолкнув, оседлала настороженного мужа. Мой Глебушка не знает, что от меня ожидать, это забавно.
— Хочу ласкать тебя, — сексуально прошептала на ухо и укусила за раковину, вызвав шипение из уст мужа.
Этот мужчина пробуждает во мне самые плохие качества. Хочется быть плохой, очень плохой.
Выпрямившись, сняла халат, наблюдая за реакцией, сжала в ладонях грудь.
— Я красивая? — закусила губы, медленно покачивалась, стимулируя через ткань шортов эрегированный член. Он был твердый и готовый доставлять мне удовольствие.
— Красивая, — его голос звучал неестественно, хрипло.
— Хочешь потрогать? — притянула руки к груди и застонала, когда он сжал.
Постанывая, продолжала дразнить Глеба. Убрав руки, наклонилась и поцеловала, медленно, тягуче, растягивая удовольствие, прикусила нижнюю губу. Потом переместилась к шее, крепкой, мускулистой. Покусывая её, чувствовала, как Глебушка чуть ли не урчит от удовольствия. Мой кошак. Опасный, хищный, словно лев.
Отстранившись, попросила:
— Сними футболку.
Мой предусмотрительный муж избавился не только от футболки, но и от шорт с боксерами.
Ухмыльнувшись, наблюдал, как я пускаю слюнки. Знает, гаденыш, что хорош собой.
— Нравится? — пришла его очередь спрашивать.
— Вполне себе ничего, — насмешливо ответила и снова забралась на него, чтобы укусить за сосок.
До этого момента думала, что у меня самые чувствительные соски, но как же я ошибалась.
Его рваные вздохи, руки, сжимающие мои волосы в кулак. Глебушка таял под моим шаловливым языком и губами. Безусловно, он не выгибался, как я от его ласк, но все же мне было безумно приятно, что я могу доставлять не меньше удовольствия.
Подразнивая ногтями твердый сосок, спускалась губами все ниже. Глеб не обладал шикарным прессом с ярко выделенными кубиками, но его живот для меня был самым сексуальным. Целуя и покусывая, заводилась все больше. Хотя, казалось, куда уж больше, томление внизу приносило физическую боль. Я нуждалась в нем, хотела заглушить съедающую пустоту и почувствовать себя наполненной и единой с ним. Но так же я хотела попробовать что-то новое для себя.
Во рту скапливается слюна, когда я рассматриваю его. Какой же он гигант. Мои глаза широко распахиваются от внезапной ошеломляющей мысли.
Как он помещается в такой крохотной мне? Как не разрывает на части, а ещё и приносит такое наслаждение?
— Софа, — голос мужа насторожен.
Поднимаю глаза и встречаюсь с его озадаченным лицом.
— Все нормально? — проговаривает.
Вот дура. И сколько я вот так на него пялюсь?
— Если ты не хочешь, то, может, не стоит? — пытается предпринять попытку уползти.
— Куда? — прищурилась, впиваясь ногтями в бедра супруга, и он испугано замер.
Рассмеялась бы над комичностью ситуации, если бы не была так решительно настроена попробовать.
Наклонившись вниз, лизнула выступившую солоноватую капельку. Член дернулся, и Глебушка, не выдержав, быстренько подмял под себя.
— Но я… — расстроено замерла.
— Плюша, давай отложим, а то я сейчас могу думать только о том, что ты, мстя мне за свою красную задницу, откусишь все, — выдал муж.
— Что? Я? Ты совсем чокнулся? — нахмурилась.
— И это говорит та, которая вчера подмешала мне слабительного и насмехалась надо мной?
— А ты меня ударил.
— Я уже извинился.
— И я хочу извиниться, — опустила взгляд. — Поступила по-детски. Но на меня находит, и я становлюсь неуправляема. Сначала делаю, потом думаю, — грустно вздохнула.
— Какая ты у меня маленькая, — улыбнулся.
— Это плохо? Быть маленькой? Плохо радоваться жизни, чудить, быть собой? — посмотрела на мужа.
— Это не плохо, но ты ведь должна понимать, что уже давно не маленькая, — Глеб тщательно подбирал слова.
— Тогда какой кайф от жизни? Не хочу прятаться под маской «мисс серьезность». Хочу быть собой. Это, кажется, было единственное, к чему я так стремилась за последние года.
— Года? Ты же была в другом городе, и, мне казалось, вела вполне свободный образ жизни.
— Это не так, — призналась, хотя неуютно было вести такой разговор полностью обнаженными, но я продолжила. — Мне не хватает смелости жить так, как хочу я. Я боюсь отца и не могу пойти против его воли. Он наделен властью решить, как мне жить, что говорить, за кого выйти замуж. Это тяжело. И когда я подчиняюсь, чувствую себя такой жалкой. Это невыносимо — не принадлежать себе.
— Я понимаю, — Глеб ласково стер мои слезы.
— Почему ты не противостоял им? Да, ты любил меня, тебе было проще. Но ты же сам говорил, что хотел все сделать по-другому. Почему ты не отстоял свое желание жить, как хочешь ты?
— Потому что кроме своих желаний есть ответственность. И моя ответственность за мать не дает шанса вести себя эгоистично. Я не могу по-другому, — голос Глебушки был напряжен.
— Расскажи мне, — попросила, обхватив ладонями лицо.
— Не могу, — закрыл глаза, прижавшись ко мне лбом.
— Глеб.
— Прости меня, Плюша, прости за то, что втянул во все. Прости, — шептал Глеб.
— Прекрати, слышишь, я тоже виновата, не надо брать все на себя. Да и в любом случае мы выиграли больше. Мы обрели друг друга, нашу любовь. Разве это не круто? И вместе мы точно справимся со всем, вот увидишь, — улыбнулась.
Но Глеб не поддержал мой энтузиазм, он ещё больше сник. На его лице сменялась гамма чувств, я не успевала считывать, и вдруг все резко прекратилось. Словно он надел маску и счастливо улыбнулся. Сердце неприятно кольнуло.
— Прости, малыш, но давай сегодня мы поспим в разных спальнях.
— Что? — растерялась.
— Я устал. Сегодня, бегая по острову, мечтал выспаться, а рядом с тобой невозможно уснуть, ты такая горячая, — вроде он говорит таким жарким шепотом, но глаза такие холодные, как в день свадьбы.
Он так же смотрел и оскорблял.
— Конечно, — улыбнулась.
Чувствую себя неуютно. Собрала вещи и ушла к себе. Полночи ворочаясь, не могла уснуть. Внутри что-то ныло, царапало, а я не могла понять причину. Под утро ко мне пришел Глеб с растрепанной прической и красными глазами. Похоже, у кого-то тоже была бессонная ночь.
— Глеб, — начала я, но он быстро меня заткнул поцелуем.
Что происходило дальше, было сложно назвать занятием любовью. Был секс, грубый, жесткий и техничный. Никаких эмоций. Мне моментами было хорошо, я стонала и даже кончила вместе с Глебом. Но пропали чувства. Это сложно объяснить себе.
Я сидела на кухне за столом, Глеб шутил, улыбался, подстегивал, но мне было жутко. Его глаза, такие безжизненные, и, кажется, печальные. Почему он так себя ведет? Ему ведь плохо сейчас, одиноко. Я чувствую.
Это странно. Возможно, я сошла с ума и моя кудрявая головушка сильно поехала. Но, плюнув на все доводы рассудка, подошла и обняла мужа. Он изумлённо уставился на меня.
— Рыжая, ты чего? — усмехнулся, обняв в ответ.
— Глеб, ты же знаешь, что мне ты можешь рассказать все, и я поддержу тебя. Рассказать про свою маму. Знаю, ты не готов сейчас, и вижу, как тебе плохо, — чем больше я говорила, тем выше ползли брови Глеба на лоб.
— Плюша, ты в порядке? Причем здесь моя мама? — голос мужа дрогнул в конце.
— В общем, я тебе все сказала, — бодро ответила. — А сейчас я пойду порисую, если ты не против.
Не дождавшись ответа, смылась к себе в творческую комнату. Я решила нарисовать Глеба, у меня уже были зарисовки в блокноте. Вдохнув полной грудью, нырнула в творческий процесс с удовольствием. Как же я люблю свое состояние в этот момент, когда исчезает все. Остается только кисть, бумага и моя фантазия. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем с бумаги на меня смотрят любимые глаза. Кажется, в этот раз я превзошла себя. Глеб был словно живой, его улыбка, теплота во взгляде, которой мне не хватало после вчерашнего.
