назначил ему двоих: Дэвида Мартина и Роберта Данна.
Прокурор Джон Джексон считал, что он ведет весьма солидное дело, и я согласился бы с ним. Но перед судом он обратился к адвокатам Мартину и Данну с предложением отменить казнь в обмен на признание вины и пожизненное заключение. Джексон лично был против смертной казни, считая ее неэффективным средством устрашения, пустой тратой времени суда и денег налогоплательщиков. Его также беспокоило, что всегда оставался риск лишить жизни невиновного человека. Обвинительный приговор без смертной казни его устраивал.
Адвокаты, по понятным причинам считавшие, что их клиент виновен, призвали его принять это условие, спасти свою жизнь, а попутно избавить семьи и общество от страданий, связанных с судебным процессом. Уиллингем упорно отказывался.
«Я не собираюсь признаваться в том, чего я не делал, – настаивал он, – особенно в том, что убил своих собственных детей».
Есть несколько причин упорно заявлять о том, что вы невиновны. Самая очевидная – вы и правда невиновны. Но, как показали дела Гауптмана и Коулмана, это не всегда правда, даже для тех, кто уже ждет своей казни. Таким образом, хотя и правда стоило прислушаться к заявлениям Уиллингема, но это можно было списать на гордость, заботу о своей репутации или простую авантюру с уголовным правосудием, которое на практике не всегда приводит в исполнение смертные приговоры осужденных убийц – даже в Техасе, а в этом штате к смертной казни относятся серьезно.
Суд над Кэмероном Тоддом Уиллингемом начался 18 августа 1992 года и продлился всего три дня. Прокурор Джон Джексон привел свидетеля по имени Джонни Уэбб, осужденного преступника, и тот утверждал, что, проходя мимо камеры Уиллингема в тюрьме, случайно услышал, как Тодд признался в поджоге. По его словам, Уиллингем подробно описал, как в виде пентаграммы вылил на пол в детской спальне жидкость для зажигалок. Предположительно, это было ритуалом религиозного культа «викка» или какого-то еще более мрачного и сатанинского.
Когда следователи впервые услышали об этом заявлении Уэбба за несколько месяцев до суда, его восприняли как ключ ко всей личности Тодда Уиллингема. Это стало критически важным элементом второй фазы судебного разбирательства.
Я не слишком хорошо отношусь к тюремным стукачам, но мы видим, что их к услугам следователи прибегали всегда. Идея в том, что если какой-то плохой парень надумает сказать, что он сделал, то это, скорее всего, произойдет в кругу ему подобных. По словам Дэвида Гранна в статье The New Yorker, Джексон не видел мотива, заставившего бы Уэбба сделать лживое заявление.
Однако, по моему опыту, у тюремных стукачей всегда есть стремление к своей выгоде или, по крайней мере, надежда на такую выгоду. Вот единственная причина, заставляющая их внезапно появляться из ниоткуда – доносить на сокамерников, раскрывать чужие тайны.
«Почему вы решили кому-либо рассказать об этом разговоре?» – спросил Джексон свидетеля Уэбба. Тот ответил: «Потому что это меня тревожит. В смысле, те трое убитых детей, понимаете? Когда кто-то говорит такое, нельзя отнестись к этому легко».
Не верьте ни уговорам совести, ни жалости к жертве, ни желанию добиться справедливости, когда эти слова исходят от такого типа людей. Все дело в их шкурном интересе. Это не значит, что они обязательно лгут. Но значит, что доверие к ним всегда должно быть под вопросом.
Я всегда говорил одно и то же о тюремной психиатрии и условно-досрочном освобождении. В отличие от обычной психотерапии, когда субъект кровно заинтересован в предельной правдивости и откровенности с аналитиком, в рассматриваемой ситуации субъект кровно заинтересован сообщить аналитику все, что поможет ему выйти на волю или сократить срок наказания.
В таких условиях идея о том, что человек, упорно заявлявший о своей невиновности, вдруг признался другому заключенному, практически не знакомому, выглядит абсурдной, даже когда обвиняемый на самом деле виновен. Будь я присяжным, то не поверил бы этому. Фактически я мог бы даже возразить против обвинения, полагая, что прокуроры не слишком уверены в своей правоте, раз представляют такого неудачника свидетелем.
Однако главным фактором обвинения против Кэмерона Тодда Уиллингема стало судебно-медицинское расследование. Выступив свидетелем, Мануэль Васкес перечислил двадцать обнаруженных признаков поджога, заявил с абсолютной убежденностью, что именно Тодд виновник поджога, и даже высказал мнение о мотиве.
– Намерение преступника – убить маленьких девочек, – сказал он.
Похоже, Васкес относился к пожарам и поджогам с мистическим трепетом, утверждая, что почти каждый пожар, который он расследовал, оказался намеренно подстроенным. Другие эксперты позже удивленно поднимут брови на это утверждение.
– Позвольте мне сказать вот что, – заявил он на допросе со стороны обвинителя Алана Бристоля, – сам огонь говорит мне об этом. Пожар рассказывает историю. Я всего лишь переводчик. Я смотрю на огонь и толкую язык огня. Вот что я умею. Это то, что я делаю лучше всего. И огонь не врет. Он говорит мне правду.
И правда, по его словам, заключалась в том, что тем утром в конце декабря в доме умышленно зажгли три очага пламени.
– Судя по моему опыту и тому, что я наблюдал на месте пожара, первый костер вспыхнул в передней спальне.
– Это спальня, где нашли тела близнецов? – уточнил Бристоль.
– Да, сэр. Вторая вспышка произошла в коридоре, а третий очаг пожара был у входной двери на крыльце.
– Помощник шерифа Васкес, во время своего расследования вы опросили свидетелей, включая жителей этого дома?
– Да, сэр. Я разговаривал с жителем этого дома, дал ему возможность высказаться, и он поведал мне совершенно выдуманную историю.
Здесь Тодд захотел выступить в свою защиту, но его адвокаты, опасаясь, что он навредит себе, не позволили ему дать показания. Они искали экспертов, которые опровергли бы отчеты Фогга и Васкеса, но не смогли их найти. Единственным свидетелем, кого они в итоге представили, стала женщина, нянчившая детей Уиллингема. Она заявила, что не верит, будто Тодд способен причинить им вред. Адвокатов тем самым подвергли серьезной критике за то, что команда защиты считала своего подзащитного виновным. Но, судя по протоколам судебных заседаний, даже несмотря на то что у них было мало собственных доказательств, адвокаты предприняли решительную и, на
