Джонни сел на край стола и глубоко вздохнул. Дик Гордон заинтересованно посмотрел на листок бумаги, который держал Джонни. Действительно, Том Даунли всегда имел собственный взгляд на вещи. Что же он пишет?..
«…И мое мнение, Джонни, остается таким же, как и раньше. Все вы увлечены красивыми словами и теориями механизированной войны и забываете про так называемые «хвосты» каждой машины, каждого самолета, каждого танка, каждой автоматической пушки. Если ты забыл, могу напомнить. Допустим, у тебя имеется абсолютно механизированный отряд танков или самолетов. Хорошо. Людей у тебя очень мало. На каждую машину только ее экипаж, абсолютно проверенная команда, так что в ней ты вполне уверен. Хорошо. Но учел ли ты, какая армия людей стоит за твоими машинами и их экипажами?.. Ты широко раскрываешь глаза, милый Джонни, ты не понимаешь: о какой армии идет речь?.. Сейчас объясню. Твою машину кто-то строил. Кто? Рабочие определенного завода. Кто-то и теперь производит для нее запасные части: такая же обезличенная масса рабочих. Кто-то изготавливает для нее топливо, смазку, кто-то построил и обслуживает ангар или гараж для твоих машин.
Кто? Снова рабочие — большая масса рабочих, которых ты не знаешь и не видишь. Быть уверенным в этой массе означало бы чистое безумие. Я уже не говорю о тех, кто готовит тебе и твоим людям пищу, продукты и тому подобное. И за теми, и за другими также стоит огромная масса рабочих и крестьян. Разве ты можешь быть уверенным относительно ее?..»
— Детские разговоры, — перебил его Дик Гордон, презрительно цедя слова. — Болтовня! Когда мои люди в машинах, я не боюсь уже ничего, вот что.
Джонни не ответил ему. Он склонился над письмом и читал дальше:
«… Допустим, что отряд уже готов. Машины в твоем распоряжении — так же, как и люди, из которых состоят проверенные экипажи машин. Ты считаешь нужным начать атаку. Хорошо. Но в последнюю минуту тебе с ужасом докладывают: «Не хватает топлива». Нет, даже не так, это было бы не слишком элегантным. Тебе докладывают: «В жестянках не та смазка, которая нам нужна. Марка Б-4 вместо марки Б-5». Ты знаешь, что эта смазка слишком жидкая, ее нельзя использовать в танке. Конечно, это ошибка, но ты не можешь ничего сделать. Через полчаса ты получаешь сообщение: на заводе, где собирают танки и изготавливают запасные части — забастовка. Чуть позже новое сообщение: ужасный взрыв на складе снарядов. Все это — случайности, да, я полностью с тобой согласен. Но — не сведут ли на нет такие случайности все преимущества твоей механизированной армии, которая вынуждена будет сидеть возле своих машин и ждать разгрома?.. Опять-таки, я не останавливаюсь на возможной встрече твоей механизированной армии с хорошо организованной и такой же механизированной защитой врага. Тогда твоя армия опять-таки сядет в окопы и… ты сам знаешь, во что это превратится, если уже не превратилось…»
Джонни поднял голову:
— Теперь скажи мне, Дики, разве не прав Том Даунли? Ну, насчет взрывов и забастовок — ты можешь относится к этому как тебе угодно, но в пользу Тома Даунли говорит каждая из этих газет. Не прав ли Даунли, иронически утверждая, что мы засядем, если уже не засели в окопы?.. Мне, например, кажется, что мы и так довольно прочно сидим в окопах. Что скажешь?..
Дик задумался. Он машинально крутил в тонких пальцах угасшую папиросу, даже не замечая, что она погасла.
— Слушай, Джонни, — медленно произнес он, — как честный человек, я не знаю, что тебе ответить. Нет, нет, подожди, я вовсе не сдаю свои позиции. Наоборот, я ищу способы их укрепить. Я не пророк, не знаю, что ждет нас завтра. Может, действительно будет так, как пишет здесь Том Даунли: взорвутся склады, перепутают смазку или еще что-нибудь произойдет. Не знаю. Но думаю, что не зря работает полиция, не зря тратятся деньги на организацию тыловых служб. Пусть на одном заводе начнется забастовка — ее раздавят. Пускай взорвется какой-то склад — мы получим снаряды с другого. Все эти невидимые армии людей, обслуживающих машину нашей войны, — кто-то же за ними присматривает, кто-то проверяет их. Это меня не так беспокоит, как наше пребывание в окопах. Вот чего, по моему мнению, нельзя допустить. Поэтому я возлагаю все надежды на наступление. Пусть не получилось с воздушной атакой генерала Ренуара, — он наверняка готовит что-то другое. Пусть погибла эскадра адмирала Шеклсберри — и это не страшно. Нам нужно наступление — и мы его проведем. Прорвать фронт, ударить, начать преследование бегущего врага — вот стратегия и тактика, которые нужны нам больше всего…
— Ты говоришь — начать преследование бегущего врага?.. Хорошо, но для этого необходимо, прежде всего, чтобы он начал убегать. А именно этого я что-то не вижу, — с ноткой иронии ответил Джонни.
— Увидишь! — горячо воскликнул Дик. — Увидишь завтра утром. Армия генерала Древора начинает наступление всем фронтом. И, если это наступление не станет решительным и переломным ударом, я признаю, что ошибался. Понимаешь? Они, эти большевики, не могут знать наших планов. Они не предусмотрели эти планы. Они не готовы к нашему наступлению. И это определит исход дела.
— Они точно так же были не готовы к воздушному наступлению генерала Ренуара… по крайней мере, так считал он и мы с ним… а что из этого вышло!..
— Одно поражение не определяет исход всей войны, Джонни. Напротив, теперь мы уже достаточно хорошо знаем, с кем имеем дело. И, учитывая все, взвесив все возможности, мы победим. Мы сметем их нашей техникой. Миллионов красноармейцев не хватит для того, чтобы остановить победоносное шествие наших машин, которые раздавят их, как грибы…
Джонни слушал Дика, а перед глазами вставало страшное зрелище атаки прыгающих танков, мчавшихся на позиции противника. Он снова видел эту картину: вот танк разгоняется и несется прямо на пулеметы, мужественно встречающие его свинцовым ливнем. Вот он неожиданно подпрыгивает, несколько секунд летит в воздухе и падает прямо на пулеметы, на пушки, на людей, уничтожая их и устремляясь дальше, оставляя позади раздавленную мешанину из металла и человеческих тел… Джонни вздрогнул: какой ужас!… Война — война без жалости, без сожаления о человеке, о его жизни… «Победоносное шествие наших машин раздавит миллионы красноармейцев, как грибы…»
Неожиданно раздался звонок телефона. Дик взял трубку:
— Я слушаю. Кто? Да, лейтенант Гордон на проводе. Вы получили приказ? Читайте, я слушаю.
Внимательно слушая, Дик делал пометки на лежащей перед ним бумаге.
— Да, да. Хорошо. Это все? Нет? Ага, телеграмма от генерала Ренуара? Зачитайте. Так, так. Хорошо. Благодарю. Всего хорошего!
И, обернувшись к Джонни, Дик сказал:
— Прислали подробный приказ о начале наступления. Поздравляю тебя с новой возможностью убедиться, кто прав — Том Даунли или генерал Ренуар. Кроме того, должен тебе сказать, что по завершении завтрашней операции мы с тобой уезжаем в штаб генерала Ренуара и поступаем в его распоряжение. Иди, Джонни, спать. Я и сам немного разберусь в приказе и тоже лягу. Надо запастись хоть толикой сил на завтра.
В СУМРАКЕ ДЫМОВОЙ ЗАВЕСЫ
— Лейтенант! Лейтенант! Их нет!..
Дик Гордон поднял с походной подушки тяжелую голову и неуверенным голосом, в котором сознание еще боролось с глубоким сном уставшего человека, переспросил:
— Что такое?.. Кого нет?..
— Большевиков нет, лейтенант. Никого нет. Чистое поле — ни траншей, ни проволочных заграждений, ничего нет. Они исчезли!
Гордон протер глаза: не то капрал Гертек сошел с ума, не то сам он, Дик Гордон, по-прежнему спит. Чушь какая-то!.. Не далее как вчера вечером сам Дик разглядывал вражеские позиции, выслушал доклад дежурного на наблюдательном пункте о странной перегруппировке советских войск — и теперь вот такое сообщение… Нет, здесь что-то не так… Дик посмотрел на часы: четыре утра. Через пятнадцать минут, согласно приказу, должно начаться наступление прыгающих танков…
— Капрал, вы сошли с ума. Большевики исчезли вместе со своими позициями… Ерунда!
— Простите, лейтенант, я вполне отвечаю за свои слова. С первыми солнечными лучами стало видно, что наши пушки направлены в чистое поле. Напротив наших позиций ничего и никого нет. Прошу вас, посмотрите и убедитесь сами. Сублейтенант Уолтерс уже ждет вас на наблюдательном пункте.
Последние остатки сна рассеялись. Неудачная шутка превращалась в нечто совершенно непонятное. Уолтерс уже ждет его на наблюдательном пункте… Ладно, посмотрим. И у Дика вдруг мелькнула странная мысль: вчерашняя перегруппировка советских войск… неужели это была подготовка к загадочному исчезновению?..
Гордон встал. Он поспешно накинул шинель и молча, перепрыгивая через две-три ступеньки, поднялся к ходу сообщения, ведущему к наблюдательному пункту. Быстрее, быстрее, нужно самому убедиться! Капрал Гертек едва поспевал за Гордоном. По пути Дик Гордон встречал людей, молча поглядывавших на него, словно желая что-то спросить; лица их выражали сдержанное удивление: очевидно, удивительное известие о таинственном исчезновении позиций противника успело разнестись по всем участкам…
