А девчонки? Они у меня замечательные, жалко, что ты не познакомилась. Сочувствуешь мне?
— Невольно.
— Зря.
И не поднимая лица, я знала, что он сейчас улыбается, привычно, рефлекторно, обаятельно.
— Лешка, ты мне казался простым как валенок. Но сейчас я не понимаю тебя. Утаптываешься в землю под каблуком у постылой жены.
Он тихо рассмеялся:
— Настя! Ты хорошая, нормальная, теплая. А тогда, раньше, была сухой и твердой, как указка. Первая учительница в школе, — хмыкнул он, вспоминая детские страхи, — указку из рук не выпускала. Я отчаянно боялся указки, она мне казалась волшебной палочкой злой колдуньи.
— И меня тогда, пятнадцать лет назад, боялся?
— Нет. Я и помню-то тебя смутно. Только впечатление: указка, но без ядовитого наполнения. Не обижайся! — спохватился Леша.
— Кто обижается на впечатление, произведенное в прошлом столетии?
— В этом ответе — ты вся.
— То есть?
— Не могу пояснить, словарный запас не позволяет. Но вообще-то мы говорили обо мне, несчастном.
— А ты полностью благополучен? — ухмыльнулась я.
— Полностью только пациенты сумасшедшего дома счастливы, и то после лекарств. У меня все в порядке, на всех фронтах успешные наступления.
Он называет «успешным наступлением» свою вялую оборону от натиска жены?
— Лешка! — догадалась я. — У тебя есть другая женщина!
— Ничего тебе не говорил, — не без бахвальства ответил он.
— Которая боготворит тебя? Для нее ты — царь, бог и воинский начальник? Как Ольга в молодости? И давно связь? И не первая, поди?
— Много будешь знать, — его улыбка перешла в самодовольный смешок.
— Ларчик просто открывался.
— Что? — не понял Леша.
От моего минутного влечения к нему не осталось и следа. Дамский угодник! Козел на капустных грядках. Лешка, конечно, без труда находил… чего там «находил», сами в руки шли — одинокие женщины, которые влюблялись в него без памяти. А чего не влюбиться? Красивый, непьющий, мужественный и нежный одновременно — гремучая смесь для женской души. Гад и сволочь! Любовницы его, поведясь на Лешину якобы-слабость, думали, что оторвут его от семьи, получат в личное долговременное пользование. Дуры! Он к Ольге намертво приклеен. Хотя ее заслуга только в том, что первой на пути встретилась.
— Настя, какой «ларчик»? — повторил Леша.
— Который сундук с шутихами.
— Что? — снова не понял Леша.
— А тебе Ольгу не жаль? — резко спросила я.
— Только что ты называла ее мымрой, — напомнил Леша.
И голосе его прорезалась досада. Половой признак: мальчики, юноши, мужчины не любят, когда им тычут в лицо справедливой критикой, когда напоминают о дурных поступках. Чтобы сносно существовать, мужчина должен внутренне уважать себя более, чем уважают его окружающие. Даже мой сын, неправильно решив уравнение, пыхтит: «Я только знак перепутал, а так — все правильно».
— Предательством смываешь унижения в семье, зализываешь раны на стороне? — спросила я, оставив без внимания Лешин упрек.
Ответа я не получила — мы подошли к Машиному дому.
Элементарная вежливость диктовала, что Ольгу и Лешу с дочерями следовало пригласить в Москву. Девочки — пожалуйста. Но терпеть бесконечные жалобы Ольги? Или смотреть на физиономию доморощенного Казановы?
Если моя деликатность хромала, то у Ольги отсутствовала напрочь.
— Выберемся к тебе обязательно, — пообещала Ольга. — Давно я в Москве не была.
— Конечно, — без энтузиазма отозвалась я. — Показать девочкам столицу.
Мы попрощались, вошли в подъезд. Поднявшись на два этажа, в окно на лестничной площадке я увидела удаляющиеся фигуры Ольги и Леши. Он обнимал ее за плечи, она держалась за его талию — сладкая парочка, да и только.
У Ольги мы от чая отказались, пили его с Маняшей дома. Сестра заварила какие-то травки, угощала меня чудными вареньями и желе собственного производства — из брусники, черники, голубики, костяники.
— Наверное, мама была права, — сказала я.
Маша кивнула.
— Соглашаешься, даже не зная, о чем речь, — попеняла я.
— О чем угодно. Рано или поздно ты всегда приходишь к мысли, что мама пыталась донести до тебя истину, а ты ершилась.
— Мне ужасно не хватает мамы.
— А мне тети. Что на сей раз до тебя дошло?
— Когда Ольга в первый раз к нам приехала, паразитирующая влюбленная грезиетка! Мама сказала, что я ей завидую. Было обидно до слез. Тупой неряхе завидую я, вся из себя умная и правильная. А на самом деле, не отдавая себе отчет, я желала влюбиться с той же силой, что парализовала Ольгу. Страсть как безумство, помешательство, перечеркивание правил, устоев, морали — огонь души. Не случилось. Да и к лучшему. Что мы имеем на месте вулкана любви Ольги и Леши? Не лаву застывшую — увековеченный памятник великого счастья, а зловонное болото, к которому противно приближаться.
— Преувеличиваешь. Они, слава богу, не померли на пике своей любви, чтобы остаться в вечной памяти. Ромео и Джульетта, проживи вмести десять, двадцать, тридцать лет, неизвестно, какими эпитетами обменивались бы.
— Хочешь сказать, чем выше градус любви, тем ниже и больнее падение? Хотя синяков на Ольге я не заметила.
— Не слишком верь, когда Ольга клянет мужа.
— Маня, ты знаешь, что Лешка изменяет Ольге?
— Все знают.
— Даже так? — поразилась я. — Выходит, Ольга поедом ест мужа, вымещая боль измены?
— Как раз Ольга в полном неведении.
— Не поверю, что не нашлось доброй, в кавычках, души, которая не посчитала бы нужным раскрыть Ольге глаза.
— Периодически пытаются раскрыть.
— И что?
— Ольга не верит. Домой придет и Леше говорит: «Мне тут намекали, что ты с Анькой Павловой шуры-муры крутишь. Куда тебе, недотепа!»
— А он улыбается своей фирменной улыбочкой, — предположила я, — мотает головой и смотрит верным псом, хоть и беспородным, к собачьим выставкам не допущенным, зато своим и преданным.
— Примерно так. Хотя сравнение с собакой мне не очень нравится.
— Да он пес гулящий! Маня, а Ольга не придуривается? Может, это фантастическая игра на грани фола?
— Нет, Ольга не актриса.
— Тогда она сделана из мрамора, если не сказать — железобетона. Каменная баба. И ты ее жалеешь. Вот! Поняла, почему с Ольгой дружишь. Как со слепой, милость к инвалидам.
— Заблуждаешься. Я не оказываю милость Ольге, просто дружу с ней. Каменная она? Возможно. Точило-точило море камень, а он в гальку превратился и только красивее стал.
— Ты все время меня поправляешь, к каждому слову придираешься.
