— …Не пыли. Сядь, пивка выпей. Поближе к людям садись, а то я тебя чего-то плохо слышу. Ты вроде бы обозвал кого-то?
— Мне сидеть ни к чему, — тем же жестким тоном ответил Комаров. — А ты, падла, из себя законного не строй. Я-то знаю, кто ты есть. Понял?
— На «понял-понял» хочешь взять? — хитро сощурившись и вынув изо рта кусочек вяленой рыбы, спросил «бледнолицый». — Так, Комар, ты хоть и крутой, а за базар… — Он не успел договорить.
Комаров быстро сунул руку под пиджак.
Одновременно с этим детина в спортивном костюме вскочил, но тут же почему-то снова опустился на скамью. Лицо его меняло цвет с потрясающей быстротой. Только что оно было багровым, а сейчас побледнело, стало почти таким же белым, как у босса.
Галина проследила за взглядом «спортсмена» и обомлела… Бармен, по-прежнему находившийся за стойкой, скользил равнодушным взглядом по всей честной компании. Изменилось в его облике лишь одно — теперь он не опирался о пивной кран, а стоял крепко и прямо. Он и не мог бы ни на что опереться — руки были заняты. Бармен сноровисто (видно, что не в первый раз занимался этим делом) сжимал в руках автомат с очень толстым стволом. («Глушитель», — поняла Галина.) Автомат слегка подпрыгивал у него в руках, и Галина слышала глухие хлопки и лязг прыгающих по полу гильз, и гораздо более громкое, чем сами выстрелы, клацанье затвора.
Бармен стрелял одиночными, и три пули, одна за другой, вонзились в дощатую стену — как раз над головой «спортсмена», осыпав его плечи и макушку мелкими щепочками.
Комаров выдернул руку из-под пиджака. Ипатьева увидела, что теперь ее гид по городским притонам сжимал в кулаке короткую черную дубинку. Он не ударил ею сидящего перед ним и тоже шарящего по карманам толстяка: просто ткнул концом дубинки в жирный затылок. Посыпались искры, спина толстяка судорожно выгнулась, дернулась — и, не успевший вытащить пистолет (или что там у него было приготовлено для подобных случаев) бандит повалился вперед, уткнувшись лицом в стол и уронив по пути стоявший на столе бокал с пивом.
Следующим движением Комаров ударил длинным, фирменным электрошокером «бледнолицего», попав тому точно в нос.
Мрачный черноглазый мафиози картинно запрокинув голову, слетел со скамейки и рухнул на пол, звонко стукнувшись затылком об пол. Пока он падал, Ипатьева успела увидеть темно-красную кровь, хлынувшую из того места, где прежде находился длинный лоснящийся нос, а теперь было какое-то отвратительное месиво из сломанных хрящей и разорванной кожи.
— На пол, суки! — крикнул бармен дьяконовским басом. — На пол! Убью!
Трое остававшихся пока в сознании бандитов послушно сползли со скамеек. «Бледнолицый» лежал там, куда отбросил его удар Комарова, а толстяк, видимо, основательно вырубленный электрическим разрядом, остался на месте — он лежал грудью на столе и лицом прямо в пивной луже.
— Коля, хорош! — негромко крикнул Комаров бармену.
И Коля вышел из-за прилавка, держа автомат наготове.
— Ну что, суки? Думали: Триба больше нет — можно распрягаться? Ты, паскуда! — Комаров шагнул к «бледнолицему», булькающему кровью. — Ты, козел! Тебя предупреждали по-хорошему? Говори — да, нет? Не слышу? — Он слегка надавил носком ботинка на горло лежавшего лицом вверх бандита. — Говори, козел, чтобы я тебя слышал!
— Да-а… — хрипло выдохнул «бледнолицый».
— А ты что же — решил, что на тебя больше наши указания не распространяются? А? Говори, сучонок!..
Комаров искоса взглянул на Ипатьеву, замершую со стаканом пива в руке.
— Не бойся, этих сук нам бояться нечего. Это они пусть боятся… Так я жду, козел драный! — Он наклонился к поверженному противнику.
— Чего? — прохрипел «бледнолицый». — Убери… Убери ногу…
— Ногу? Какую ногу? — зловеще улыбнулся Комаров. — Ах, эту… Что — мешает?
— А-а-а… — ответил бледнолицый.
— Что ты менжуешься, господин Гладышев? А? Или тебя Гладким называть? Может, лучше дойдет?
— А-а-а…
— Вот тебе и «а»! Будет и «б», если еще раз выступишь… Понял, сволочь гнилая?!
— Понял…
— Вот так. Чтобы цены сегодня поставил как надо. Усек?
— Сегодня уже не успеть. Ребята торгуют… Надо все точки опо… поп…
— Чего? — Комаров усмехнулся. — Что — попа? При чем тут попа? Или ты уже пидором заделался? И торговцев из пидоров себе набрал?
— Не-е… Оповестить… Новые накладные…
— Меня это не волнует. Это твоя головная боль. Ты ее сам себе придумал… Все! Вечером мои пацаны проверят. Если хоть на одной твоей колонке бензин будет по новым ценам — считай, ты увидишь сегодня последний в своей жизни закат. Веришь мне?
— Да…
Галина машинально глянула в высокое окно полуподвала. Впрочем, насчет погоды понятно: низкая облачность, дожди… Она слышала прогноз по радио в утренних новостях. Так что заката этому бензиновому спекулянту увидать не придется ни при каком раскладе.
— Все. Мы отваливаем. И помни, Гладкий, хорошо помни: Гриба нет, а ребята все остались. И ничего не меняется. Наоборот, еще лучше все теперь будет. Усек?
— М-м-м…
— Не слышу.
— Усек.
— Вот так. Пойдем, Коля.
Комаров посмотрел на Ипатьеву.
— Ты все? В смысле — с пивом? А то можно и еще заказать…
— Нет, спасибо. — Галина допила одним большим глотком остатки пива. — Я готова.
— Ну и славненько, — кивнул Комаров, пряча в карман электрошокер.
— Погоди, Комар, — пробасил бармен Коля. — Погоди минутку…
— Пожалуйста, пожалуйста. Ты что-то хотел добавить к вышесказанному?
— Да…
Коля медленно подошел к неподвижно лежавшему на полу «спортсмену», пнул того в бок носком ботинка.
— Встань-ка, дурень.
Детина медленно поднялся: сначала на колени, озираясь по сторонам, видимо, надеясь как-то изменить ситуацию в свою пользу, но затем, увидев направленный на него ствол автомата, решил не испытывать судьбу; кряхтя, он выпрямился во весь рост.
— Что, сука, значит, я пиво разбавляю? — Коля пристально смотрел в снова ставшее красным лицо парня.
— Да я так… Я ведь просто… Между делом…
— За базар отвечать надо, козел, — тихо пробурчал Коля. И вдруг очень быстро, резко и сильно ударил «спортсмена» прикладом в челюсть.
Ипатьева явственно расслышала треск ломающейся кости. Парень, застонав, рухнул на свое, уже «належенное» место.
— Все! — отрапортовал Коля.
— Лежать, пока мы не выйдем, — приказал Комаров. — Я надеюсь на вашу порядочность, господа хорошие. Вернее, на ваш здравый смысл.
Когда они — Комаров, Галина и таинственный Коля, спрятавший автомат под широким плащом — вышли на улицу, Галина вопросительно посмотрела на своего провожатого.
— Что — понравилось? — спросил он Галину. И повернулся к своему подручному. — Колька, все, пока, я вечером отзвоню.
— Всего доброго, — вежливо произнес Коля своим низким басом. И мгновенно исчез за углом мрачного серого дома.
— Ничего, — ответила Ипатьева. — Так ты бандит, что ли?
— Я и сам уже не знаю, — хмыкнул Комаров. — Короче, ладно, поехали отдыхать в одно место, там и поговорим. Обо всем. И о работе твоей.
На свободу с чистой совестью
— Ну что, гражданин Максимов, будем правду говорить или как?
Опер смотрел на Максимова выпуклыми, мутными и невыразительными, словно оловянные пуговицы, глазами.
— А в чем дело-то, начальник? Я никак не пойму. Нас же побили, нас же и забрали… Я что — виноват в чем-то? — отвечал Николай Николаевич, а сам думал: «Похоже, с бодуна начальник-то. Плохо ему. Поляну не сечет совсем».
— Чудак человек! Я же тебе помочь хочу.
— Да? Очень интересно.
— Интересно тебе? А вот в камеру отправлю тебя, так еще интересней будет.
— За что же это?
— А для выяснения личности. На трое суток — для начала. Или сразу на пятнадцать. Ты же человек опытный, Максимов, чего тебе объяснять-то? Или не веришь, что вообще можешь отсюда не выйти? За тебя теперь никто ведь не вступится.
— А вы, я смотрю, вопросом владеете. Уже и справочки навели.
— Это дело не хитрое. Вы, Николай Николаевич, личность в городе известная. Ну, конечно, в определенных кругах. Так что с вами мне более-менее все ясно.
— Так отпускайте тогда, если все вам ясно… — Максимов сделал короткую паузу и закончил свою мысль: — А я за пивком сгоняю.
— Ишь ты! — усмехнулся опер. — Как тонко! Насчет «отпускайте» — это ты погорячился. Это уж мне видней: когда тебя отпускать, когда забирать.
— Ну, конечно, — вздохнул Максимов.
— Не борзей, Николаич. Не советую.
— Да как можно?! Что вы…
— И не придуривайся.
Максимов пожал плечами.
— Что вам нужно-то от меня? Не соображу никак… Хотите, чтобы я заявление написал? Так это — пожалуйста! Только прок какой? Вам что — «глухарей» мало? Или всерьез ловить будете этих гопников?
