— А как Барсегян про это узнал? Сами ему рассказали? — спросил Андрей.
— Нет, — ответил Шестак. — Он приехал службу проверить, как на дорогу перед позицией глянул, так и догадался.
— У него БТР на дерьме забуксовал! — добавил кто-то из солдат.
— Нас и духи взять не смогли, потому что на дерьме поскользнулись! — хохотал Артист.
Посмеявшись от души, Андрей обратился к присутствующим:
— Хорошо, что веселитесь, мужики, только с этого дня вылазки за провиантом отставить. Объясняю. Позавчера духи в гости приходили? Приходили. Откуда? С фронта — в лобовую, прямо на огневые точки шли. Им что, жить неохота? Охота. Они знают, что с тыла и по флангам мины стоят. Вы им сказали? Нет. Наблюдают они за нами. И волну нашу по рации, скорее всего, слушают. У них тоже разведка работает.
— Точно! А я-то думаю, чего последнее время помехи идут, когда мы по рации переговариваемся, — сказал один из солдат.
— Отставить перебивать! — строго одернул солдата Шестак.
— Вот, — продолжил Андрей. — Вполне может быть, что в следующий раз их будет уже не двадцать, а сорок. И, скорее всего, с гранатометом. Так что, мужики, готовиться будем. Завтра с патрулирования привезем камней, какие сможем в БТР погрузить, и будем укреплять позиции. — Он сделал паузу и посмотрел на солдат. — О себе скажу. Служил на полигоне под городом Горьким командиром мотострелкового взвода. До настоящего времени в боевых действиях участвовать не приходилось. Надеюсь, что с помощью вас, имеющих боевой опыт, быстро освоюсь. Моим заместителем по-прежнему остается сержант Шестак.
— Есть! — Шестак принял стойку «смирно».
— Вольно! Всем готовиться к смене. Сегодня ночью с вами стою я.
— До смены полчаса! — сказал Шестак и посмотрел на бойца-узбека с перебинтованным ухом. — Мамаджонов, тащи сюда железяки!
Боец ушел за блиндаж и вернулся с охапкой бронежилетов. Он положил их на лавку и снова ушел.
— А что у него с ухом? — спросил Андрей.
— Позавчера ночью пуля порвала. Санинструктор намазал мазью и зеленкой. Сказал, срастется. Сегодня утром тоже приезжал, перевязку делал.
— Что сказал, срастается?
— Сказал, что ухо не жопа, на нем не сидеть. Срастется, куда денется. Я, товарищ старший лейтенант, самолично смотрел на перевязке. Опухоль спала, гноя нет. Дырка срастается.
— Так. Ясно. Какой порядок завтрашнего патрулирования?
— В пять утра к нам подходит тягач. Мы на бэтээре в составе экипажа из трех человек сопровождаем его до опасных участков. Он их катками прокатает — и назад на КП роты. Колонны с шести часов утра начинают двигаться. Мы патрулируем эти места до двадцати одного часа. Потом возвращаемся и несем службу вместе с водителем до утра на случай выезда по тревоге.
Бойцы, заступающие в ночь, снова собрались под навесом и надевали бронежилеты. Последним подошел Артист.
— Ну, Илья Муромец, — обратился он к Шестаку, — где тут мои латы и доспехи? А также лук со стрелами и коняшка?
Андрей с интересом наблюдал за бойцами. Артист на самом деле обладал театральными способностями. Видно, что Шестак и остальные были довольны его шутками и безобидным ехидством, воспринимая их как потеху.
— Вон твоя коняшка, Алеша Попович! — Шестак указал на БТР. — Сегодня ты у нас не богатырь, а Анка-пулеметчица! Понял? Смотри, в башне не захрапи!
Артист, уже напяливший бронежилет, обхватил ладонями свою голову, а точнее, каску на ней, и жалобным голосом, глядя на Шестака, заканючил:
— За что мне такое наказание, Чапай?! Я в башне мозжечком тронуся! Боюся я в башне одна! То ли дело в тачанке с Максимкой! Может, я лучше буду богатырские обязанности исполнять? Дозором ходить буду! — Он повесил на шею автомат, сморщил лицо, отчего его нос стал казаться еще длиннее, надвинул каску по самые уши и, подгибая ноги, на носочках стал выхаживать туда-сюда, хриплым голосом декламируя классика:
— И днем и ночью кот ученый все ходит, ходит…
— Под себя! — проорал Шестак. — Строиться! Сигареты на ящик!
Бойцы быстро достали из карманов и побросали на ящик пачки сигарет под названием «Охотничьи», после чего построились в шеренгу.
— Разрешите развести? — обратился Шестак к Андрею и, получив согласие, отдал команду:
— Напра-во! По постам шагом марш! — и сам последовал за строем в окопы.
Трое солдат из дневной смены, войдя под навес, повесили автоматы на крюк у входа в блиндаж и, открыв термос с едой, приступили к ужину. Андрей тоже надел бронежилет, каску, взял автомат и пошел в траншею. За горами постепенно затухали последние красно-оранжевые лучи. Быстро темнело. Подошел Шестак.
— Иди отдыхай. Спасибо. — Андрей пожал ему руку. — Я утром на патрулирование, ты за старшего. В пять разбужу.
— Приемник в блиндаже послушать разрешите? Духовской, с рейда. «Санье» называется. Все подряд ловит.
— Слушай, конечно, только негромко.
Шестак ушел в блиндаж. Андрей прошелся по траншеям. Бойцы молча вглядывались в стремительно чернеющий пейзаж, опираясь локтями на бруствер. Стало тихо. Ночь будто бы подменила людей, которые еще недавно весело смеялись над шутливой перебранкой Артиста и Шестака. Сейчас их лица в неярком матовом свете восходящей луны были сосредоточенны и серьезны. Башня бэтээра время от времени поворачивалась. Артист просматривал окрестности через пулеметный прицел.
Луна довольно ярко светила своим желтым шаром. Видимость действительно была сносной для привыкших к темноте глаз.
Андрей расположился в центре позиций рядом с бэтээром, так, чтобы все бойцы были в поле зрения.
Он думал о том, что впервые в жизни заступил на настоящее боевое дежурство. Рядом в окопах несли службу и в самом деле, как сказал Барсегян, пацаны, каждый со своей похожей биографией — школа, армия, война, после которой все они имели свои планы на жизнь. Сам же он пока не строил конкретных планов. На ближайших два года они были уже построены, а каждый последующий означал для него прибытие к новому месту службы. Ну, разве что стоило бы подумать о женитьбе, потом, через пару лет. Увы, предыдущая служба в условиях полигона, с жизнью в ограниченном пространстве военного городка не очень-то способствовала развитию ожидаемого им бурного романа, который, по его мнению, должен был стать прологом к началу семейной жизни. Контингент противоположного пола был строго разбит по категориям, исключающим какие-либо серьезные контакты: офицерские жены и их иногда взрослые дочери. Малейшее внимание в сторону дочерей трактовалось как серьезная заявка на поход в загс. Такой вариант его не слишком устраивал и был им отнесен в разряд неприкосновенного запаса на последний, почти смертельный случай. Андрей, который и сам был старше стоявших в окопах солдатиков всего-то на пять-шесть лет, мечтал когда-нибудь поехать в отпуск к Черному морю и там, среди кипарисов, под шум морской волны и трели цикад встретить барышню своей мечты. Это казалось ему гораздо более романтичным, чем объясняться в любви в дремучих зарослях лесов полигона, у болот, постоянно отмахиваясь от комаров.
Из этих раздумий его вывел громкий душераздирающий крик, очень похожий на детский плач. Впереди перемещались несколько пар светящихся в потемках глаз.
— Шакалы, — донесся голос Артиста из бэтээра. — Может, пальнуть по ним? А то этот детский хор имени Веревки изведет за ночь!
Вой становился все сильнее. Шакалы бегали недалеко от позиций и выли сразу в несколько глоток.
— Пальни, — разрешил Андрей.
— Ща, исполним рапсодию против оратории! Кому мех на шапку? Заказывайте!
Прожектор, установленный на пулеметах, вспыхнул вместе с длинной очередью, прошедшей красными иглами трассирующих пуль по разбегающимся четвероногим зверькам, и погас сразу с окончанием стрельбы. Снова наступила тишина.
Андрей подошел к десантному боковому люку бэтээра и сказал:
— Дудкин, иди покури. Я за пулеметами посижу. Потом сменишь следующего на перекур.
— Есть.
Артист быстро вылез и пошел под навес. Там он закурил, укрывшись с головой бушлатом, для маскировки. Андрей сел за пулеметы. Через полчаса Артист вернулся и доложил:
— Все покурили, товарищ старший лейтенант. Давайте я сяду.
Андрей вылез, зашел под навес и заглянул в блиндаж. В тусклом свете лампочек на нарах спали двое солдат. Не спал один Шестак.
Он лежал на нарах рядом с небольшим радиоприемником и слушал.
— Чего не спишь? Вставать рано завтра.
— Москву слушаю. Концерт передают. — Шестак потянулся и сел. — Высплюсь еще. Хороший концерт, выключать жалко. Лещенко, Ротару, «Самоцветы».
В это время женский голос диктора объявил:
— А сейчас мы представляем вашему вниманию, дорогие товарищи, еще не известного широкому кругу радиослушателей нового талантливого певца. Для вас поет Валерий Леонтьев.
