Не считая введения, книга состоит из трёх частей, которые, в свою очередь (как и многие прозаические вещи Шаргунова), собраны из коротких главок. Когда автор касается политики, главки эти напоминают тезисы, когда литературы — зарисовки. «Мазки», как сам Шаргунов определил конструкцию… Есть ещё приложение: два интервью с автором «Битвы…» газете «Реакция» и одно — его с внучками Максима Горького. Правда, логика включения интервью в книгу мне оказалась непонятна.
Наибольший интерес представляет собой первая часть книги, названная «Политическое послепутинье».
Считаю себя не вправе определять масштаб Шаргунова как политического деятеля, но, читая эту часть «Битвы за воздух свободы», ощущал горечь, какую испытывал ранее, знакомясь с произведениями людей, исключённых из политической, религиозной, научной жизни (послания Курбского Ивану Грозному, например, письма из Пустозерска протопопа Аввакума, брошюрки Циолковского, толстенные эмигрантские тома Троцкого, мемуары наших современников Немцова, Егора Гайдара). Такое кипение в этих текстах, такая уверенность в том, что они-то знают, как правильно, как надо, что делать. Сергей Шаргунов тоже знает ответ на великий вопрос:
«Вы ищете национальную облагораживающую идею, господа? Знакомьтесь — добротолюбие. Любовь к добру, музыкально удачный родной перевод не очень благозвучного греческого слова philokalia. Нет, я не предлагаю открывать шлюзы и встречать всепрощением вал преступности. Я призываю к смягчению нравов. И утверждаю: смягчение нравов в современной России — и есть национальная идея. Смягчение нравов вызовет смысловой рывок, преодолевающий тщетность бытия и дискриминацию людей.
Как должно быть? Внешняя политика — самостоятельность, чёткое отстаивание национальных интересов. Внутренняя политика — жёсткое подавление коррупции, модернизационный рынок.
Внутренняя идеология — добро, человечность, «тёплые ценности», человек человеку — друг, товарищ, брат. Некогда СССР говорил: мы — за мир! РФ должна сказать: мы — культурный оазис! <…>
Народ должен переродиться. <…>
Должен прийти человек, наделённый волей. Он взмахнёт дирижёрскими руками, и тогда мы заработаем страстно.
Институт комиссаров в хорошем смысле этого истрёпанного слова и был бы ответом на масштабную коррупцию. Отсюда вытекает ещё один термин — «преодоление отчуждения». Только комиссар — наместник Центра — на личном примере способен преодолеть отчуждение человека, народа от государства. Именно традиция комиссара, наместника, внутреннего посла отвечает глубинному зову страны.
Где черпать кадры, как учинить всероссийский кадровый призыв, забабахать политическую «фабрику звёзд»?
Главное — постановка вопроса.
Пока же о механизме. «Внутренний посол» — это когда человек, честный, любящий народ, имеющий начальный капитал знаний, отсылается в Удомлю, Углич или Урюпинск. С большими полномочиями и крайней ответственностью, с возможностью подобрать команду. И контролирует ситуацию. Включая распределение местного бюджета. Со всеми оговорками это был бы принцип «красных», позволивший им удержать страну. Да, многих комиссаров убивали. Но мученичество за идею вдохновляло новых. Вот вам и искомый «образ героя» для молодёжи!»
Жутковато, конечно, очень спорно, наивно, может быть, несколько абсурдно (с одной стороны добротолюбие, а с другой — комиссар «с большими полномочиями» «безжалостно зачистить тупые рыла воров-чиновников, околоточных, «крышующих»). Впрочем, многие наивные и абсурдные идеи воплощались в жизнь. Для меня же здесь главное не столько детали политической философии автора, а само её наличие. Действительно, сегодня очень легко стать (или хотя бы притвориться) послушным, вступить в главную партию и затем, доказывая своё послушание, постепенно подниматься выше и выше. Многие вожаки демократической революции 91-го прошли этот путь, дождались перестройки и тогда уж, так сказать, разоблачились, бросили ослабевшему генсеку свои членские билеты. Открытых противников коммунистического режима или хотя бы перегибов можно пересчитать по пальцам, да и те оказались, как Владимир Буковский, в эмиграции, или же погибли в заключении, как Анатолий Марченко…
Видимо, вступив в явно штрейкбрехерскую «Справедливую Россию», Сергей Шаргунов тоже решил пройти все ступени партийной лестницы и затем уж, оказавшись где-нибудь вблизи вершины, начать претворять свои идеи государственного устройства, «бороться с коррупцией». Но вместо медленного восхождения получился прыжок через несколько ступеней вверх, а затем — падение. Думаю, это для Шаргунова-писателя (а для меня он по-прежнему, в первую очередь, писатель, да и в книге «Битва за воздух свободы» почти все примеры, параллели, реминисценции — литературные) пойдёт во благо, да и для политика — тоже. Мимикрируя под своих противников, так или иначе и внутренне становишься похожим на них.
Жаль только, что до сих пор, «после всего», Сергей Шаргунов пытается лукавить, объясняя, зачем стал активным членом «Справедливой России»:
«На излёте политической зачистки вдруг (да совсем не вдруг! — Р.С.) образовалась «Справедливая Россия», воспринятая мной как возможность раскола элит. Показалось, что власть готова допустить легальную критику изнутри, каковая неизбежно есть мина под всю их порочную систему». М-да… придётся поверить автору, что ему действительно показалось, — скорее всего, показалось одному из всех ста сорока миллионов людей, населяющих Россию.
В работе «Политическое послепутинье» много места отдано критике того, что произошло за два президентских срока В.В. Путина. Не буду на этой критике останавливаться — она вся традиционна: отсутствие государственной идеи, устранение оппозиции, почти полное отсутствие политических свобод и т. п. Порой критика переходит в предостережения новому президенту:
«Я глубоко убеждён, что каждую эпоху в первую очередь маркируют психологические примеры. 90-е — лютое, трагичное веселье. Начало века — скука и тупое насилие.
Но льдина поехала…
Свободу придётся даровать. Ведь даже для самых упёртых «сторонников сильной руки» нулевые годы подарили чудо — реабилитировали слово «свобода». Мы ждём оттепели, господин президент.
Накопилось. Не усугубляйте».
Вообще с понятием «свобода» у Сергея Шаргунова, да и вообще у очень многих общественных и политических деятелей какие-то очень сложные отношения. Оппозиция требует свободы, а власть говорит, что свободы столько, сколько нужно. Оппозиция пугает, что отсутствие свободы приведёт к бунту «бессмысленному и беспощадному», а власть помнит, что двадцать с небольшим лет назад именно дарование свободы привело к революции 91-го, а затем к десятилетию, которое сегодня не проклинают единицы.
Внушительная часть общественно активных людей готова быть несвободными, но при условии, что Россия от этого станет по-настоящему крепким и сильным, богатым государством. Не знаю, искренне или нет, в статье, опубликованной в интернетовском «Русском журнале» вскоре после разгона в Москве Марша несогласных в апреле 2007 года, Сергей Шаргунов, кроме критики режима, написал и следующее:
«Если власть решится на исторический рывок, возьмётся за науку и производство, демографию и культуру и попросит: затяни пояс и не надо спорить, помогай строить Великую Россию, тогда ценность «свободы слова» и «демократических процедур» отойдут для меня на третий план». «Безыдейный диктат», особенно остро обозначившийся как раз тогда, весной 2007-го, Шаргунов призывал сменить на идейный, и в этом случае, надо понимать, он бы власть полностью поддержал. Молча и послушно засучил бы рукава.
Не верится. Сама природа человека не позволит обществу стать единым организмом. Даже в гитлеровской Германии, СССР времён Сталина, Китае при Мао (беру государства, где народ вроде бы был «скреплён» идеей, считавшейся великой), общество было совершенно разъединённым, и идеей была заражена крошечная его часть. Остальные подчинялись из страха или равнодушия. Ковырни сейчас Северную Корею, и, уверен, народ возликует, что у них изменился государственный строй, идеология.
Сергей Шаргунов видит себя в числе крошечной, но активной части общества, реализующей идею. Он жаждет этой идеи, пытается её выработать. Проповедует необходимость смены элит (хотя само слово «элита» для него ругательно): «Страну вызволит кадровая революция — переход власти к новым адекватным людям, в каждом из которых синтезированы идеализм и реализм».
Но ведь эти честные и чистые шаргуновские комиссары будут так или иначе применять насилие, прививая народу добротолюбие. А ведь Шаргунов «влюблён в народ». Но и «похмельная чиновничья физиономия» — это тоже часть (и немалая часть) народа. А без чиновников не может обойтись ни одно государство. Даже Кампучия, когда там «работал» Пол Пот.
