И, странное дело, я вдруг на каком-то инстинктивном уровне, словно эта девочка пробудила во мне спящие крепко материнские чувства, обняла Лизу и заплакала вместе с ней.
Когда мы с ней немного успокоились, я снова спросила ее, кто убил Сережу.
– Лиза, я серьезно. Забудь ты свою ревность к Юдиной. Она же нормальная девочка, она не стала бы стрелять в Сережу. Она тоже любила его. Она скорее убила бы тебя.
– Может, и так, – внезапно согласилась Лиза. – Но кто же тогда его убил? Кто-то же убил!
– А у тебя есть пистолет?
– Конечно, есть!
С этими словами Лиза спокойно выдвинула один из ящиков старинного громоздкого письменного стола и достала большой, тяжелый с виду пистолет.
– И разрешение имеется? – спросила я, мысленно уже рапортуя Мишину о наличии огнестрельного оружия у малахольной.
– Нет, разрешения нет. Но оно имеется у папашки. Так что с этим все нормуль.
Как-то не вязались эти ее романтические наряды и золотые локоны с пробивавшимся время от времени молодежным сленгом. С другой стороны, не в лесу же она жила, общалась со сверстниками.
– Лиза, а у тебя друзья есть?
– Да есть вроде бы, – неуверенно ответила она. – Но им от меня только бабки нужны. Но папа отвадил парочку моих друзей от меня, его телохранитель врезал им. Одному даже руку сломали. А что? Нечего было нагло тянуть с меня деньги…
В большом шкафу в спальне мог бы уместиться не один Сережа, а целых четыре! И розы были, и сумасшедшая была. И пистолет был. Интересно, почему Мишин еще не наведался сюда?
Вечером этого же дня я, уставшая и злая, прикатила на улицу Гороховую, где располагался большой антикварный магазин Александра Борисовича Воронкова. Он был предупрежден о моем визите и встретил меня в своем кабинете, куда я прошла, минуя заставленный мебелью, старинными часами и бронзовыми статуями салон.
Его кабинет мог бы спокойно быть частью квартиры его дочери – тот же стиль, запах, дороговизна вещей.
Полный, в белой батистовой рубашке господин жадно глотал ледяную минеральную воду из голубой прозрачной запотевшей бутылочки. Его письменный стол – миниатюрный по сравнению со столом Лизы – был завален документами и раскрытыми альбомами по искусству. Чувствовалось, что передо мной профессионал, настоящий антиквар, разбирающийся в своем деле.
– Здравствуйте. – Он кивнул. – Присаживайтесь. Я знаю, кто вы, мне Лиза сообщила. О чем вы хотели со мной поговорить?
– Мой муж убит, я спрашивала у вашей дочери, не знает ли она, кто и за что его мог убить. Вы же знаете, что они встречались.
– Да знаю я все. – Он откинулся на высокую, обитую красным бархатом спинку кресла. – Я очень люблю свою единственную дочь, понимаете? И готов для нее на все. Но женатый актер, да еще и известный! Нет, это уже не в моих силах. Не знаю, вправе ли я вообще разговаривать с вами, ведь вы вдова Сергея Голта, а моя дочь была с ним в отношениях, но уверяю вас, Лиза совершенно безобидный человек. Она понятия не имеет, кто и за что убил вашего мужа. Она любила его, по-своему, конечно. Довольствовалась его короткими визитами, думаю, что унижалась перед ним, а он этим пользовался. Но вряд ли ваш муж делился с ней какими-то своими проблемами. Разве что денежными. Не стал бы он рассказывать, если бы его преследовали за долги или за что-нибудь еще. У меня есть знакомства в определенных кругах, конечно, я пытался что-то узнать, но следствие все-таки склоняется к выводу, что ваш муж покончил с собой.
– Эта версия рассматривалась до того, как были получены результаты экспертизы тела. Но он не покончил с собой. Выяснилось, что его тело после того, как наступила смерть, было сброшено с высоты… А нашли тело, как вам, я думаю, известно от ваших знакомых в правоохранительных органах, в лесу, рядом с нашим садом в Лобанове. Ну не дракон же его сбросил с высоты! Его убили в одном месте, откуда-то сбросили, затем привезли в Лобаново и закопали в лесу.
– Да-да, я тоже все это слышал. Вот только не могу понять, зачем его привезли в Лобаново? Разве что он сам туда приехал?
– Неизвестно. Но его машина стоит на месте рядом с домом. Или же он отправился туда с кем-то, кто его и убил, либо на такси… Но Сережа не любил этот дом. Ох, не знаю, зачем я вам все это рассказываю.
– Да вы успокойтесь. Хотите холодной минералки?
В какой-то момент я поняла, что разговариваю с очень приятным человеком, с которым в принципе неплохо бы и подружиться. А еще – глубоко несчастным, зависимым от своей дочери.
– Где мама Лизы?
– Понятия не имею! – развел руками Воронков. – Она давно уехала из страны и не интересуется дочерью. Правда, когда у нее возникают какие-то сложности, она звонит мне и просит денег. Обычная история.
– Александр Борисович, скажите, что мне делать?
Не знаю, как это у меня вырвалось. Я вдруг увидела перед собой взрослого, адекватного, серьезного и умного человека, который, как и я, сумел построить самостоятельно свой бизнес и теперь мог бы жить счастливо. Но ни он, ни я со своими миллионами не сумели построить это самое счастье. Что с нами было не так?
– Вы хотите услышать мое мнение… – Он задумался. – Полагаю, его убил кто-то из близких ему людей. Из ближнего круга.
– Да? Но почему?
– Да потому что Лобаново. Я вот, к примеру, чужой вам человек, понятия не имею, где находится ваша дача. А убийца знает многое. Я бы на вашем месте попытался разыскать человека, который следил за вами.
Я вспыхнула. У него действительно хорошие связи.
– Вы о чем?
– О фотографиях. Эти фотографии как-то связаны с убийством. – Он вдруг широко улыбнулся. – Наташа Соловей! Несмотря ни на что, я рад нашему знакомству. Всегда знал, что наша встреча будет не из приятных, все-таки Лиза и Голт…
– Постойте, вы хотели что-то сказать…
– Только, пожалуйста, не обижайтесь… Но если бы не ваше железное алиби, а в следственном комитете хорошо осведомлены о том, где вы были в момент убийства вашего мужа, то я бы подумал, что это вы убили своего мужа.
– Что? – Я сидела и, хватая ртом воздух, качала головой. Сказать, что я была возмущена – это ничего не сказать!
– Я сам сто раз мысленно убивал свою жену. Она, Стелла, была (и есть, конечно) очень красива, независима… Стерва, одним словом. Столько рогов мне наставляла! Изменяла мне с людьми, которые прежде считались моими близкими друзьями, всех нас перессорила. Поэтому, когда я услышал о том, что Голта убили, то сразу же подумал на вас. Честно. Но не осудил, нисколько. Я понял вас.
– Вы это серьезно?
– Говорю же, сам был в вашей шкуре. Всем известно, что ваш муж изменял вам… История грустная и вместе с тем трагичная. И не знаю, как кто, а я вот лично всегда уважал и уважаю вас, Наташа, вы позволите мне так вас называть? Ваши рестораны – это произведение искусства. А я в этом кое-что да смыслю. Я бываю там довольно редко, а в последнее время вообще не бываю. Мне стыдно. Но раз уж вы, Наташа Соловей, сами ко мне пришли и наше общение происходит на такой высокой трагической ноте, я думаю, что сама судьба решила за меня, как мне поступить с двумя удивительными вещицами, которые мне давно хотелось вам подарить. Не продать, а именно подарить!
– Думаю, что это как-то связано с моими ресторанами, – предположила я. – Рецепт фаршированной курицы, которую любил Шопен, или кофе по-жоржсандовски? Утка La Tour d'Argent, пирожное Grand Marnier?
– Не угадали! Это вообще не из этой оперы! Подождите минуточку.
Он поднялся, высокий, грузный человек, вышел из своего кабинета и вернулся минут через десять, неся в руках небольшой обитый бархатом футляр. Положив на стол, он с торжественным видом раскрыл его и извлек нечто упакованное в тончайший пергамент, размером со стандартный печатный лист.
– Смотрите. – Он медленно принялся доставать из пергамента рисунок, на котором была изображена женщина в профиль, лоб и уши которой прикрывались тонкими прядями волос… – Карандашный рисунок Альфреда де Мюссе, портрет Жорж Санд! 1834 год!
– Не может быть.
– Но это не все! Вот! – Он достал еще один рисунок, поменьше, выполненный черной тушью и очень тонким пером. Мне показалось, что я уже видела нечто подобное… Буквально несколько линий, изображавших сидящего за роялем человека с «брызгами» нот! – Одна из чудом сохранившихся карикатур Жорж Санд на Франца Листа! Дата, к сожалению, неизвестна.
– Потрясающе. – Я едва прикоснулась к рисункам, потрогала, словно проверяя, не сон ли это.
– Это мой подарок вам, большой почитательнице таланта великой писательницы и чудесной, интереснейшей женщины – Жорж Санд.
– Но я не могу принять это в дар. Это невероятно дорогие вещи.
– Бросьте! Это мы с вами знаем, что они дорогие. Человек же, который привез их мне сюда из Парижа вместе со старинными журналами мод, вообще их не заметил! Они достались мне бесплатно!
Я не поверила ему. Он сказал это, чтобы я приняла подарок. И я сдалась. Мысленно я уже поместила рисунки под стекло на специальном столике между двумя небольшими лимонными деревцами в «Мопра».
