отца, Элиза, и в этот день я встречаю тебя. Вот, что вчера было. Не слушай то дерьмо, что тебе рассказывают.
— Хорошо, — сказала я нерешительно. — Но могу я сказать, что… ну, я подумала, ты должен знать. Должен знать, что мне рассказали. Должен знать, что я в курсе. Я не хотела… я хочу сказать, мы не живем в каком-то пузыре, так что, могу представить, что ты догадаешься, что я обсудила бы со своими подружками встречу с тобой. Но я также думаю, что это не круто — говорить о тебе, узнавать о тебе что-то, чем ты не поделился, и не рассказать тебе.
На это он ничего не ответил.
Поэтому я закончила:
— Так что, вот. В этом и заключалась неловкость. — Я взмахнула рукой, показывая, что мне неловко, и заключила: — Дело сделано.
— Я любил ее, — выпалил он.
Теперь уже я ничего не ответила.
— Думал завести с ней детей и провести остаток жизни. Этого не произошло. Мы уже давно расстались. Она далеко от Мэтлока и не вернется. Снесло ли мне от этого крышу? Да. Такое случается, когда мужчина решает провести остаток жизни с женщиной, создать с ней семью, и все заканчивается. Но это в прошлом. Она в прошлом. И теперь все кончено.
— Мне жаль, что так получилось, — мягко сказала я.
— Ты не была девственницей до того, как я заполучил тебя, так что, думаю, я не единственный, кто сидит здесь с такой историей.
— Я никогда не любила, — тихо поделилась я.
— Избегай этого, — решительно посоветовал он. — Это хреново.
И снова…
Мы были теми, кем были.
— Мне невыносимо, когда ты так себя чувствуешь, — сказала я ему, все еще тихо. — Мой отец не был примером для подражания. Не совсем твоя история, но все же. Мама так и не оправилась. Хотя она очень старалась, и делала это усердно. Так что, хотя я никогда не любила, но, наблюдая, как она ищет то, чего нет, я по-другому воспринимаю твои слова. Потому что иногда мне хотелось, чтобы она избегала этого, чтобы могла найти другой способ быть счастливой.
— В тебе что-то изменилось, — заявил он.
Я почувствовала, как моя голова слегка дернулась от удивления в ответ на его комментарий.
Но я подозревала, что он сказал это для того, чтобы сменить тему.
— Да, пока ты был в конюшне, я переоделась, — подтвердила я.
— Нет, — твердо сказал он. — Вчера ты нервничала и была неуверена в себе, если только я не затаскивал тебя в постель. Милая, тогда ты позволяла нервам брать верх, что заставляло тебя вытворять глупые, но чертовски застенчивые вещи. А сейчас это не так.
— Сейчас я на своей территории, — объяснила я.
— Дело не в этом, — возразил он.
— Для тебя уже не секрет, что я могу вести себя как полная идиотка в довольно плохом смысле, так что теперь тебе нет нужды удивляться или сердиться, если я сделаю это снова. И это может произойти даже в простом разговоре. Я могу быть уверенной, когда подаю свой знаменитый гуакамоле, потому что, как ты мог заметить, — я махнула бокалом в сторону миски, — он достоин уверенности. Остаток вечера, честно предупреждаю, может случиться все, что угодно.
Он снова ничего не сказал.
— И я полагаю, что поход займет субботу и воскресенье, так что имей в виду, с таким количеством времени я могла бы устроить мини-Армагеддон Джонни-Иззи.
Его губы дрогнули.
— Но тебе повезет с энчиладас, потому что они тоже улетные, — заверила я.
— У тебя есть планы на среду? — спросил он.
Мое сердце подпрыгнуло.
— Нет.
— Моя очередь поражать тебя своей стряпней.
На моем лице медленно расплылась улыбка.
— Договорились.
Он снова наклонился к гуакамоле и сказал:
— К слову, детка. — Он зачерпнул соус чипсом, откинулся назад и посмотрел мне в глаза. — Я ценю, что ты честна со мной. Ты права. Было бы совершенно не круто, если бы утаила от меня, что знаешь обо мне это дерьмо. Так что спасибо за это.
Затем он сунул чипс в рот.
— Не за что, Джонни.
Он мотнула головой в сторону миски.
— Я что, буду есть все это один?
Я ухмыльнулась ему и покачала головой, наклонилась к миске и, зачерпнув чипсом соус, ответила:
— Нет.
Откинувшись на спинку дивана, я засунула чипс в рот.
Когда я запивала его первым глотком вина, рука Джонни легла на мою коленку, прижатую к его бедру.
Я почувствовала покалывание и проглотила прохладный напиток.
— Итак, — пробормотал он, и я посмотрела на него. — Ты правда собираешься заставить меня выпрашивать гребаный поцелуй?
Он хотел поцелуя.
— Нет, — прошептала я, наклоняясь к нему, положив руку ему на бедро и приблизив свое лицо к его лицу.
Он запустил пальцы в мои волосы, обхватил рукой мой затылок и притянул меня ближе.
Я поцеловала его, но он ответил на поцелуй.
Потом отпустил меня, я откинулась на спинку дивана, и мы доели гуакамоле и чипсы.
***
Позже, после энчиладас, после того, как Джонни объявил, что мой яблочный пирог à la mode лучше, чем мой гуакамоле, после того, как Джонни помог мне прибраться, после того, как я позволила Джонни раздать лакомства собакам, я повела его наверх в свою спальню.
Я остановилась, потому что почувствовала, как остановился он.
Энчиладас удались на славу, хотя Джонни согласился, что, как бы они ни были хороши, гуакамоле был лучше (это было сказано до того, как он попробовал пирог).
И половина тарелки салата, которую он себе положил, не заставила его тело впасть в кому.
Все было спокойно, легко. Мы узнавали друг друга, возможно, не слишком подробно, но теперь я владела информацией, которая подтверждала ту, что дала мне Дианна, что у него есть брат, а еще я узнала, что у него была собака по кличке Рейнджер. Кроме того, я узнала, что ему тридцать четыре года, и он не учился в университете. Он ходил в автомеханический колледж, но почти все свои знания почерпнул от отца, начав работать с ним (а до смерти дедушки, и с ним тоже) в гараже с того момента, как мог видеть поверх крыла автомобиля. И он был совершенно не против того, чтобы Вихрь и Демпси отправились с нами в поход.
За весь вечер я не выставила себя идиоткой.
Но это время близилось. Я чувствовала это.
Потому что Джонни не скрывал, чем мы займемся после уборки и собачьих угощений, когда, посмотрев на меня, сказал:
— Итак, Из, где твоя спальня?
Так что теперь мы собирались заняться
