сексом.
Так что теперь я ужасно нервничала.
Оглянувшись на него, я увидела, что он смотрит на старомодную люстру с хрустальными висюльками, которую я откопала на гаражной распродаже и купила за бесценок, потому что она была в очень плохом состоянии. Но я ее почистила, и теперь она выглядела потрясающе.
— Джонни?
Он опустил голову, и наши взгляды встретились.
— У тебя в спальне есть люстра?
Я ухмыльнулась, нервы начали сдавать.
Я пожала плечами.
— Утром я покину твой дом, покрытый блестками? — спросил он.
Мое сердце пело, а нервы были на пределе.
Он собирался провести здесь ночь.
— Не думаю, — ответила я.
— Лучше трахнуть тебя, пока я не превратился в единорога или что-то в этом роде, — пробормотал он.
Я разразилась смехом.
Но перестала смеяться, когда Джонни целенаправленно направился ко мне, и он достиг своей цели, когда мы оба оказались на кровати, он сверху.
А потом он начал меня трахать.
Я обнаружила, что он принес пять презервативов.
Но до того, как вырубиться голой в его объятиях в своей постели, мы использовали только три.
Как бы то ни было, хорошо, что он пришел подготовленным.
***
— Из.
Я отвернулась от раковины и посмотрела на Джонни.
Он стоял в дверях кухни, волосы растрепаны, джинсы застегнуты, в отличие от ремня и рубашки, ноги босые, ботинки в руке.
Его глаза были сонными, и они смотрели на мое плечо.
— Ты проснулся, — сказала я.
— Детка, — ответил он.
— Что?
— Что, черт возьми, у тебя на плече?
Я опустила взгляд на оранжевую канарейку, сидевшую у меня на плече.
Канарейка пела.
Я посмотрела на Джонни.
— Это Уэсли.
Он уставился на меня.
Я указала на прыгающую по столешнице желтую канарейку.
— Это Лютик.
— Господи, — пробормотал Джонни.
— Они составляют мне компанию, пока я готовлю завтрак, — пояснила я, направляясь к кофеварке. — Хочешь кофе?
— Детка.
— Что? — Я снова взглянула на него, его глаза были устремлены на пол возле моих ног.
— Что у тебя на ногах?
Я переключила внимание на свои ноги, а затем снова на него.
— Резиновые сапоги.
— Зачем?
— Зачем? — повторила я за ним.
— Зачем ты надела резиновые сапоги с пижамными штанами?
— Мне надо было покормить лошадей, а потом выпустить их.
Его взгляд скользнул вниз по моей облегающей футболке к пижамным штанам, которые я закатала повыше, к моим резиновым сапогам и обратно.
— Если я здесь, ты будишь мою задницу, чтобы я вывел лошадей.
Все внутри меня перевернулось.
— Хорошо, — прошептала я.
— Не знаю, сколько сейчас времени, да и не хочу знать. Ты каждый день встаешь так рано?
— По утрам у меня много дел и долгая дорога на работу.
Он бросил ботинки на пол, прошел на кухню и направился ко мне.
Он не поцеловал меня и не прикоснулся ко мне.
Что он сделал, так это пошевелил пальцем.
Уэсли запрыгнул на него.
Джонни поднес руку к своему плечу, и Уэсли прыгнул туда.
Весь мой мир пошатнулся, потому что, хотя и спорно, но это могло быть лучше утреннего поцелуя.
Я почувствовала это, и мне этого очень сильно захотелось.
Но я проигнорировала это чувство.
Затем Джонни вытащил кофейник из кофеварки и одновременно взял одну из кружек, висевших на крючках под шкафами.
— Иди и делай то, что нужно, чтобы превратиться в деловую девушку. Я приготовлю завтрак.
— Деловую женщину, — поправила я.
Его все еще сонные, красивые глаза впились в меня.
— Не докапывайся до меня в три утра.
— Джонни, уже пять тридцать.
Его привлекательные, а иногда и пугающие густые брови взлетели вверх.
— Что я сказал насчет того, чтобы ты не докапывалась?
Я ухмыльнулась.
— Иди, — пророкотал он.
Продолжая ухмыляться, я развернулась и направилась в своих сапогах к задней двери.
Сняв сапоги, я выставила их на заднее крыльцо и направилась к выходу из кухни, но остановилась у двери и обернулась.
Джонни с Уэсли, все еще сидевшим у него на плече, заглядывал в открытый холодильник, держась одной рукой за ручку, а длинные, сильные пальцы другой руки обхватывали кофейную кружку сливочного цвета.
— Джонни? — позвала я.
Он повернулся ко мне, но дверцу холодильника не закрыл.
— Ты не превратился в единорога, — заметила я.
— Мой прибор для бурения все еще при мне, так что, если не хочешь опоздать на работу, лучше перестань быть милой и в то же время умничать и отправляйся превращаться в деловую женщину.
— Сообщение получено, — ответила я, широко улыбаясь.
— Иззи, ни один нормальный человек на земле не улыбается так широко в три утра, — прорычал он.
— Сейчас пять тридцать, — повторила я.
— Детка? — позвал он.
— Да?
— Убирайся нахрен наверх.
Я продолжила улыбаться.
После того, как я проулыбалась так долго, как я думала, он сможет вынести, я повернулась и бросилась вверх по лестнице.
Глава 5
Призрачный всадник
Джонни
ОН ОТВЕТИЛ на звонок, хотя и не знал, кто скрывается за номером, высветившимся на экране.
Ему не следовало этого делать.
Ответив, он услышал ее голос:
— Джонни?
Он закрыл глаза.
Три года.
Спустя три года этот голос вернулся.
Господи, неужели это никогда не кончится?
— Джонни, — тихо повторила она.
Он открыл глаза.
— Ты, должно быть, шутишь, — прошептал он.
— Джонни, — прошептала она в ответ.
— Не надо, — приказал он.
— Я приезжаю в город.
— Не надо, — повторил он.
— Мне нужно тебя увидеть.
— Три года, — заявил он.
На это ей не нашлось, что сказать.
— И ты звонишь и говоришь, что приедешь в город и хочешь меня увидеть? — потребовал он.
— Нам нужно поговорить.
— Ты приняла свое решение.
— Я должна тебе кое-что сказать.
— Мне плевать.
— Я ничего не контролировала.
— Ты прекрасно все контролировала.
— Ты не понял.
— Я понял. Я все очень хорошо понял, когда через неделю после смерти моего отца ты вышла из гребаной двери моего дома.
— Ты знаешь, почему. У меня не было выбора.
