– Официально считается? – понимающе прищурившись, уточнил Алекс. – То бишь, является очередной красивой легендой? Только, на этот раз, официальной?
– Ничуть не бывало, – обиделась девушка. – Всё – чистая правда. Чистейшая… Лет десять-двенадцать назад, когда я была ещё маленькой девочкой, мы с моим приёмным отцом ездили – на конной повозке – к раввину Махпралю Йехуде в гости. Он тогда проживал в другом гетто, рядом с пражским Вышеградом. Там я и того знаменитого голема (первого, как считается), видела. Его имя – Говард. Ну, не принято именовать глиняных големов на иудейский манер. Мол, грех… Так вот. Говард умел даже тесто месить. Ловко, надо признать, это у него получалось… Моего батюшку всё увиденное очень впечатлило. А он приходится рабе Махпралю Йехуде двоюродным братом. Поговорил, понятное дело, с родственником. Тот, не жадничая, пошёл навстречу и поделился заветным секретом…
– А как, извини, величают – полностью – твоего почтенного приёмного родителя?
– Реб Янкэлэ Йехуде Бен Борхиню.
– Борхиню? – усмехнувшись, переспросил Алекс. – Тогда многое становится понятным… Не так ли?
– Вам виднее, блистательный господин маркиз… Я могу продолжать? Спасибо. Итак, ребе Янкэлэ тоже решил обзавестись домашним големом, мол: – «Очень удобная и выгодная вещь в хозяйстве. Особенно по субботам и праздникам иудейским…». Мой приёмный батюшка, надо заметить, человек целеустремлённый и упрямый. Ну, очень-очень упрямый. Несколько лет подряд он возился «с созданием». Всю качественную глину в округе перевёл. Но всё что-то не получалось. То голем «оживал», вставал на ноги, делал пару шагов, но тут же разваливался на части, так как, очевидно, был слеплен не качественно. Или же, наоборот. Глиняная фигурка получалась солидной и надёжной, но «оживать» – ни в какую – не хотела… И только полтора года тому назад с первым големом всё, наконец-таки, сладилось. А совсем недавно – и со вторым.
– Так у вас их двое?
– Ага, две персоны, – с ребячливой гордостью в голосе подтвердила Аннушка. – Как уже было сказано выше, реб Янкэлэ – человек рачительный, основательный, домовитый и хозяйственный. Делать – так делать. Причём, серьёзно, вдумчиво и по-взрослому… Кстати, мы уже пришли. Вон тот скромный домишко под красно-бурой черепицей – наш. Добро пожаловать, господин маркиз Пушениг…
Они подошли к некрашеному хлипкому забору-штакетнику, за которым находились-располагались: аккуратная синагога, крохотное еврейское кладбище и обшарпанный двухэтажный домик, к которому примыкали неказистые хозяйственные постройки.
– Му-у-у! – донеслось из ближайшего сарайчика. – Му-у-у!
– Ребе Янкэлэ разрешено – в виде исключения – держать в хозяйстве корову, петуха и с десяток куриц, – пояснила девушка. – Уважаемый раввин, как-никак.
– А остальным жителям гетто, выходит, нельзя?
– Выходит, что запрещено. В том плане, что в последние сорок пять лет. Всё дело в той знаменитой папской булле, о которой я уже говорила по дороге. Там же было сказано предельно чётко и однозначно, мол: – «Евреи…, должны селиться в специальных местах, причём, отведённых раз и навсегда…». Понимаете, господин маркиз? «Раз и навсегда…». В этом-то всё и дело. Население гетто постепенно и планомерно растёт, а занимаемая им площадь не увеличивается. Нельзя. Римский Папа – полтора века назад – строго-настрого запретил. Нарастает теснота, земли хронически не хватает… Вот, семьдесят лет тому назад власти запретили хоронить умерших на этом кладбище. Поэтому оно такое маленькое и древнее. Куда нынче девают покойников? Вывозят за пределы гетто, а дальнейшая судьба мёртвых тел мне неизвестна… Потом и живность держать запретили. Мол, не до того, тут и людям (пусть и еврейской национальности), жить негде…
Со стороны второго, гораздо более высокого сарая раздался глухой стук-перестук, сопровождаемый размеренным кряхтеньем.
– Это, наверное, сеновал? – предположил Алекс.
– Ага. А ещё там мы храним зимний запас колотых дров.
– И сейчас кто-то дрова колет? Как же так? Суббота, ведь.
– Сейчас всё поймёте, господин Пушениг. Только калитку отопру… Пойдёмте.
Они, пройдя мимо синагоги и обогнув коровник, направились – по узенькой и короткой гравийной дорожке – к дому раввина.
Рядом с входной дверью сеновала высокий плечистый мужик колол берёзовые дрова. Несуетливо так колол – умело, уверенно и монотонно. Ставил очередное полено торцом на толстенный кряж, заносил топор-колун высоко над головой, примеривался и, слегка приседая, резко опускал руки вниз.
– Хряп-п-п! – встречаясь с поленом, вдохновенно пел топор.
– Ох-х! – равнодушно выдыхал мужик.
Топор пел, мужик выдыхал, а берёзовые поленья – одно за другим – послушно разлетались на части.
«Во всём этом… м-м-м, ощущается что-то однозначно-механическое», – машинально отметил Алекс. – «И в движениях, и в звуках. Словно в данном рабочем процессе задействован некий станок. Или же робот…».
– Готфрид! – громко позвала Аннушка. – Прервись на минутку!
Дровосек, чуть заметно вздрогнув широкой спиной, бережно положил топор на горизонтальную поверхность кряжа, после чего выпрямился, развернулся на сто восемьдесят градусов и, молча, вопросительно уставился на девушку.
«Достаточно неуклюже развернулся», – сообщил наблюдательный внутренний голос. – «И вообще, все движения у этого типа какие-то угловатые и слегка дёрганые… Что ещё про него можно сказать? Ну, здоровенный такой мужичина, облачённый в мешковатые тёмно-коричневые штаны и широченную тёмно-серую робу. Кряжистый и матёрый. Толстенные руки свисают почти до колен. Непропорционально-маленькая лысая голова. Уши, наоборот, откровенно великоваты. Крохотные тёмные глазки – сонные-сонные такие, неподвижные, практически поросячьи… На кого он похож? Имеется в виду, из общеизвестных медийных персонажей? Пожалуй, на болотного тролля Шрека – из одного популярного мультфильма. Только у того тролля кожа физиономии была характерного зелёного цвета, а у этого громилы – терракотового. То бишь, кирпично-красного… Стоп-стоп. Это же…».
– Это же он и есть? – шёпотом спросил Алекс. – Голем?
– Он самый, – также тихо ответила спутница, после чего – начальственным голосом – велела: – Разворачивайся, Готфрид, и продолжай колоть. Не ленись.
– Буль-бульк-булькк, – неразборчиво пробормотал голем, развернулся и возобновил работу.
– Хряп-п-п! – встретившись с поленом, вновь пропел топор.
– Ох-х! – равнодушно выдохнул Готфрид…
Тоненько взвизгнули заржавелые петли, массивная дверь приоткрылась, и звучный баритон оповестил:
– Счастлив видеть вас, маркиз, в добром здравии. Проходите в дом. Таким гостям здесь всегда рады…
