Распрощавшись с Сюзанной Александровной и ее подчиненными («Оленька, теперь мы, наверное, будем вас часто видеть. Всегда вам рады. Не забывайте нас!»), мы с Камилем загрузились в джип и понеслись в сторону Зеленогорска. Сюзанна Александровна и две продавщицы долго смотрели нам вслед. И как только кружевными платочками не махали?
К моим бы заскочить, с грустью подумала я, но визит к детям придется отложить. Когда еще закончится вечеринка? И, кстати, где я буду ночевать?
Глава 13
Мы с Камилем поддерживали беседу на протяжении всего пути. Он был очень неглуп и по части интеллекта мог дать фору моему бывшему, что радовало. Признаться, я опасалась, что он окажется тупым бизнесменом, знающим лишь, как перегонять черное золото в хрустящую «зелень», но парень был образован и явно читал не только шедевры Алены Эросмани. Кстати, в бардачке, куда я заглянула, когда Камиль остановился, чтобы купить попить, оказался один из моих первых романов – «Мертвец и девственница». Камиль это читает? Или читает потому, что это писала я? Хотя откуда он может знать, что я… «Вполне может», – сказала я себе. Ведь адрес он выяснил без труда. Мог и род занятий узнать.
Меня, признаться, удивило, что на этот раз в джипе нет ни лимонада, ни сока, ни мороженого. «Не успел закупиться», – пояснил Камиль, когда я сказала, что умираю от жажды. Он выскочил у придорожного кафе, а я в очередной раз задумалась: та встреча на шоссе была специально подстроена и Камиль брал лимонад и мороженое для нас с Катькой?
Камиль останавливался на шоссе еще раз: чтобы купить фруктов, которые вымыл минеральной водой. Он попросил меня разрезать яблоко (так как ему за рулем неудобно) – нож лежит в бардачке. Отодвинув в сторону свой шедевр в розовой обложке, я нашла довольно большой нож в некоем подобии ножен, разрезала яблоко на четыре части, две скормила Камилю, две съела сама, остальные фрукты положила в мешке на заднее сиденье, нож убрала назад в бардачок.
Наконец джип притормозил перед глухим высоким забором с глазком видеокамеры. Камиль посигналил. Секунд через двадцать ворота стали раздвигаться в стороны, и мы въехали на территорию загородного особняка. Наверное, его было бы правильнее назвать дворцом.
Это было трехэтажное строение из серого кирпича с множеством башенок и стрельчатыми окнами. Забор окружал довольно внушительную территорию, включая спуск к воде и участок пляжа. По территории, засаженной редкими тополями и рябинами, по всей вероятности, оставшимися со старых времен, прохаживались холеные мужики в сопровождении юных леди и охранников. Большинство патронов оказались приверженцами избитого стандарта 90–60—90, хотя имелись и исключения. Например, одного плюгавенького мужичонку сопровождала дородная девица с огромным бюстом (150–130—150), на который он все время косил. Правда, не только он. Парочка дам имела средние габариты, я заметила одну «дюймовочку», сопровождавшую здоровенного детину, которому она едва доходила до груди. Но в общем могу отметить, что у меня создалось впечатление присутствия на выездной сессии агентства фотомоделей. Не исключаю, что так оно и было. Какое-нибудь агентство вполне могло сдать девочек в аренду на вечерок.
Камиль вежливо здоровался со всеми господами, целовал ручки дамам, господа целовали ручку мне, дамы критически оглядывали, причем большинство – завистливо. Неужели я так хорошо выгляжу? Или они все знают, кто такой Камиль? Чего-чего, а зависть у людей я раньше не вызывала никогда.
Некоторых господ я узнавала – видела по телевизору или на фотографиях в газетах. Передачи и статьи, в которых они упоминались, были связаны или с новостями в деловом мире Петербурга, или в криминальном. Правда, особой разницы между этими двумя мирами я как-то не нахожу.
По пути к особняку Камиль сказал мне только, что хозяин является депутатом, но не уточнил, что Государственной думы. Я-то думала, что познакомлюсь лично с еще одним представителем нашей городской законодательной власти. Как раз уточню, готовится ли в этом году хоть какой-нибудь указ, объявляющий о начале зимы, а то все прошлые годы она у нас подкрадывалась неожиданно. Я уже жалела, что не спросила Жирного про подготовку к зиме теплотрасс и прочего городского хозяйства.
Но у Камиля в приятелях ходили птички гораздо более высокого полета. Правда, и Жирный, с которым довелось познакомиться во дворе у Надежды Георгиевны, на мероприятии присутствовал, сопровождаемый юной фотомоделью (90–60—90), чем-то напоминающей удивленную птичку и шнурок одновременно.
Когда Камиль подошел поздороваться с толстяком, тот выпучил глаза на меня, долго моргал, крякнул, усмехнулся, а после того, как пожал руку Хабибуллину, сгреб мою ладонь и промычал:
– Мечтаю получить ваш автограф, Аленочка.
– Вы ее ни с кем не перепутали, Николай Иванович? – спросил Камиль, явно не понимая, о чем речь. Значит, не в курсе, что я пишу?
– Нет-нет. Аленочка знает, о чем я. Правда, Аленочка?
– Вообще-то она – Ольга, – заметил Камиль, не давая мне вставить ни слова. – Вы все-таки обознались.
– У нее два имени, – хохотнул Жирный. – Так я надеюсь на автограф? Книжка у меня в машине. Все ваши книжки, Аленочка. Я их все прочитал! Когда будет минутка, скажите. Я всегда готов.
И толстяк мне подмигнул, потом облизнулся, в этот момент напоминая кота, с вожделением уставившегося на блюдце со сметаной. Птичка из удивленной превратилась в недовольную и смотрела на меня гневно. Камиль пытался соображать, что происходит. Я же с радостью удостоверилась, что он не знает об основном роде моей деятельности. Или просто не смог докопаться? Издатели-то ведь свято хранят тайну псевдонима. Хотя, возможно, делают это потому, что читатели были бы разочарованы, увидев меня во плоти, а следовательно, снизилась бы продажа. Трудно сказать, у кого какой образ автора складывается в мозгу. Но в любом случае никто, наверное, не предполагает, что этот бред, публикуемый в розовых обложках, кропает скромная разведенная мать двоих детей, теснящаяся в двухкомнатной смежной «хрущобе» вместе с родственниками. И делает это с одной-единственной целью – прокормить семью.
Камиль не дал мне продолжить общение с поклонником моего таланта, впившись в локоть цепкими пальцами так, что я чуть не вскрикнула от боли, изобразил улыбку удава, глядя на Жирного как на потенциальную жертву, и сообщил, что мы еще не успели со всеми поздороваться. Или он ревнует? Нет, скорее у него просто слишком сильно развит собственнический инстинкт.
Стоило нам немного отойти от Жирного с юной спутницей, как Камиль прошипел мне в ухо, сохраняя для посторонних благожелательное выражение лица:
– Я и не знал, что вы знакомы.
– А ты еще многого обо мне не знаешь, – невозмутимо ответила я и добавила: – Или ослабь хватку, или сейчас дам по руке. А то и по морде.
– Мне кажется, что ты зарываешься, девочка, – процедил Камиль, но хватку ослабил.
– А ты что, считаешь себя единственным моим знакомым мужчиной? – посмотрела я на него, правда, подумала: «Не веду ли я себя, как любовница с двухлетним стажем?»
Но Камиль не успел ответить: мы оба заметили, что к нам приближается один из парней, одетых в одинаковые серые костюмы охранников хозяина особняка. Я еще подумала, что раньше где-то видела этого типа.
– Камиль Муратович, – начал он и вдруг осекся, уставившись на меня.
– В чем дело? – прошипел Хабибуллин, которому такое количество мужского внимания к моей особе явно очень не нравилось. Я же в душе радовалась: давно не пользовалась таким успехом. И вообще приятно, когда сопровождающий тебя мужчина ревнует. У Лешки Багирова такие эмоции никогда не появлялись. По крайней мере, в отношении меня.
– Ольга Викторовна? Вы? – тем временем ошалело спрашивал молодец.
Я кивнула, усиленно стараясь вспомнить, где же его видела. Но где-то точно видела. Он сам мне подсказал.
– А вы меня не помните? Я – Костя Зайцев из 10 «Б». Я всегда на «камчатке» сидел и вам мешал вести урок. И вы меня на первую парту пересаживали. А там я всем своей спиной доску загораживал, и вы меня опять назад отправляли. А потом за дверь выставляли. Помните?
