Наступило во всех удручающих смыслах этого слова время выпускных экзаменов, и Павел с удивлением для себя заметил, что, вопреки здравому отношению к жизни, ему не безразличны результаты, с которыми окончит своё обучении в прославленном лицее этот талантливый, но, увы, безграмотный парень. Он даже пытался организовать какие-то занятия русским языком, но кроме взаимного раздражения, это не возымело никакого другого действия. И Павел пресёк в себе развитие зарождающихся родительских амбиций, предоставив Богдану полную свободу выпутываться самому. Приговор оказался, однако, довольно мягким, а результаты выше ожидаемых: без троек и с пятёрками. Впрочем, в сложившейся ситуации это имело мало значения и не влияло даже на самооценку.
Свободен я, и радостен, и юн
Всё позади, – я быть могу беспечен.
Грозит дождями городу июнь,
Но это вряд ли нам испортит вечер.
– Или вечность? Павел, как лучше?
– А, когда у нас вечер?
– Завтра.
– Значит, вечность.
– Что? Уже завтра? До выпускного? Или после?
-Ты, думаю, сам знаешь ответ – Павел насмешливо улыбнулся.
– Нет! – Богдан был явно расстроен.
– Не хочешь знать.
– Я просто боюсь, что не увижу Вас больше таким. И её.
– По правилам игры ты не должен привязываться. Позволять чувствам…
– А Вы?
– Я – тоже!
– Но, ведь…
– Что, ведь? Разве не этого ты хотел ещё прошлым августом?
– Я хотел только играть в собственную игру.
– И не учёл, что твой партнёр захочет того же?
– Но это уже не игра!
– А что?
– Это серьёзно. И не говорите мне идиотскую фразу, что жизнь – игра, а мы все в ней актёры. Я не актёр!
– А кто? Автор? Или режиссер? Ты, кстати, научился писать это слово?
– Да! Оно проверяется словом «режим».
– Рад, что у тебя всё по режиму. Мне где-то в твоих бумажках попадалось стихотворение «Соавтор». Чьи это слова: « И мы уйдём из твоего романа совсем не так, как бы тебе хотелось»? И не ты ли убеждал свою учительницу, что нет добра и зла, а есть только точка зрения. Это касается всех разбиений.
– Хорошо. Я буду готов. К завтрашнему дню. Анна Анатольевна увольняется. В лицее вой и скрежет зубовный.
Павел напряжённо вглядывался в пляску значков на мониторе и никак не реагировал на последние слова Богдана. Через некоторое время он произнёс:
– Там было ещё одно стихотворение.
– Какое?
– Не помнишь.
– Блюз?
– О, странные души, пришедшие вновь,
Играть не по-детски в игрушки.
– Я сам не понимаю, как это написалось. Оно само родилось.
– Неправда!
– Хорошо. Я всё понял, когда увидел.
– Что?
– У нас с вами один и тот же кот. Только откликается на три разных имени. Правда все на букву «Р».
– Всего-то? Или ты опять ошибся, и код оказался написан с «т» на конце?
– Мы живём в одном доме: и Вы, и я, и она. Совсем в одном. С учётом смещения, конечно.
Павел продолжал выжидающе смотреть на Богдана:
– И ты думаешь, что сообщил мне новость?
– У моих родителей тоже глаза одинаковые, похожие на ваши, только стальные. А у Вас бурые какие-то или зелёные, не пойму.
– И что?
– Есть ещё один человек с такими же глазами. Вы вообще с ним…
– Знаю. Наслышан. Есть и другие.
– Но они из другой игры.
– Из другого мира.
– Я не знаю.
– Что ты говорил Анне?
-Я ей только диски с фильмами носил. Вначале думал, есть риск, и она уйдет не туда, как уже бывало с другими. Но я просто не знал, что вы с ней однажды встречались.
– То есть?
– Она видела Вас. Ваше отражение в стекле витрины.
– И дважды прорвалась.
– Мыло? Это уже второй раз? А первый как?
– Не важно. Скажи, тебе не было всё это время противно просто использовать людей?
– Вначале я не совсем отдавал себе отчёт. Игра казалась увлекательной. К тому же вы с Анной…
– Я не о нас.
– А. Вы об этом английском актёре? Но он сам здесь ни при чём. Только его искусство. Это великолепное исполнение ролей.
– В том числе в твоём спектакле? Без собственного ведома? В качестве приманки? Это по меньшей мере непорядочно.
– Но он не из нашей игры.
– Тем более. К тому же откуда ты знаешь, к чему приведёт вся эта затея?
– Он не приманка. Это скорее некий ориентир. Как зовущая песня, как символ, как… Что?
Павел смеялся:
– Меня веселит твоя детская попытка объяснить свой поступок. Ты вовлёк человека. Очень мощного. И с этим придётся считаться.
– Значит это тоже закономерно. И есть какая-то связь, которую мы ещё не уловили.
– Рад, что ты понял. Каждое действие требует ответственности, так как имеет продолжение не зависимо от нашего желания.
– Год назад это могло бы меня испугать.
– Что?
-Мы можем оказывать влияние на людей, даже не подозревая об их существовании, а они в свою очередь на нас.
– Фрактал обратим. Ты сам говорил об этом.
– Жаль.
– Что жаль?
– Вы с Анной. Это будет уже другой человек. И будет ли он счастлив там, наверху?
– Счастье всего лишь функция. К тому же периодическая.
– И её нельзя изменить.
-Изменить можно всегда. Ибо нет ничего неизменного. Вещи, такие, какими ты видишь их в данный момент, как впрочем и мои слова, которые ты слышишь, миг назад и миг вперёд – уже иные.
– Ага. А мысль, изречённая – есть ложь. Дурацкий парадокс, который разбивается элементарным доказательством из теории множеств.
– На твоём уровне.
-Да. Но игра идёт тоже на моём уровне.
– Остаётся несколько часов.
– Успеем.
–Да.
Богдан очень хорошо смотрелся в классической тройке с белой рубашкой и галстуком. А печаль придавала ему оттенок романтичности – Соня должна заметить и оценить. Павел также приготовил свой френч, пылившийся в шкафу с Рождества.
– Вам идёт. Очень. Жаль она не увидит.
Из открытого окна со двора доносились переругивания ворон, столь не свойственные середине июня. Ронхул, или как там его на самом деле, дремал на подоконнике и вдруг вскочил, вздыбил спину и зашипел. Во двор въезжали какие-то важные машины.
– Всё? – тихо спросил Богдан.
Павел не ответил. Он подошёл к двери в ванную комнату, взялся за ручку, повернул её, слегка потянул на себя, послышался мерный стук водяных капель. Заметив женщину, стоявшую у зеркала, Павел замер на пороге. Он знал, какое отражение увидит она, если он подойдёт. Одно отражение. И резко захлопнул дверь.
– Не всё – спокойно произнёс он.
– Нет! – заорал Богдан – Вы закрыли портал!
– Есть и другие. В обход, так в обход.
– Что? Что Вы собираетесь делать? За Вами…
– Пойти на твой выпускной. Ты ведь хотел? Не портить же тебе праздник.
– Не ценой жизни!
– Вообще бесплатно. Мы уйдём через твою квартиру, «совсем не так, как бы тебе хотелось». Там ведь сейчас пусто. Даже кота нет. Веди!
Павел настроил сканер и, вцепившись в него как в стилет, ухватил одуревшего Богдана за локоть, и они рванули в серый забрезживший проём в виде готической арки, неоштукатуренной с торчащей по углам дранкой.
– Извините, папа не поставил дверь.
– Слава Богу, меньше преград.
– Тут осторожно, ремонт незакончен. Он никогда не бывал закончен, и длится всю мою жизнь.
– А ты думал легко жить между мирами?
– Что? Понял. Вы думаете, папа? А мама?
– Не болтай много, а то не увидишь ни папу, ни маму.
Они очень торопились. Выпускной вечер должен был давно начаться, правда официальная часть их нисколько не интересовала. У них вообще были другие заботы.
– Но, если вы встретитесь там, в лицее, всё пойдёт не так. Не известно, как. Вы уверены, что сможете…
– Боишься потерять очки?
– Мне плевать на очки. Стало плевать. Они, похоже, не имеют значения. А Вы. Вы не такой, как остальные, которые до Вас…
– Поэтому ты и просил помочь?
– Если честно, я не сразу въехал. Думал, будет прикольно.
– Загнать гейма его же собственными руками? Дитя, если бы ты, кроме английского, учил русский, мог бы заметить одну особенность. Это в английском слова «игра» и «дичь» – омонимы, а в русском есть однокоренное «дикий» – то есть неприручённый, неподчиняющийся.
– И что Вы намерены делать?
– Ты сам предложил – в обход, через уровни.
– То есть?
– Сиганём через флажки и уведём в конце концов всю стаю.
– Вам придётся взлететь.
– Лишь бы ты не оказался слишком тяжёл?
– Я похудел.
Во дворе лицея и в вестибюле было уже почти пусто – все поднялись в актовый зал. На площадке мраморной парадной лестницы стояли две женщины: директор школы и учитель литературы.
– О, Павел – послышался приветливый вкрадчивый голос Наины Глебовны – Какая приятная неожиданность. М – да. Что раньше не заходил?
