– Что их можно использовать как оружие, особенно когда нужно приструнить мужчину.
– И вы унесли один шпатель к себе?
– Да.
– Теперь хорошенько обдумайте свой ответ. Предупреждаю, вы даете показания под присягой. Обвиняемая не говорила вам, что хочет использовать эти шпатели против Карла Хэррода?
– Нет, не говорила.
– И не делала никаких намеков?
– Никаких.
– Вы дали ей шпатели, чтобы она использовала их как оружие. Может быть, вы и предложили ей «приструнить» Хэррода с их помощью?
Китти заколебалась.
– Да или нет?
– Я сказала ей, что если Хэррод снова попытается ее шантажировать, она может припугнуть его шпателем – в целях самозащиты.
– И тогда она взяла два шпателя?
– Я оставила их на столике в прихожей.
– Хорошо, спасибо. У меня все, – сказал Калверт. – Защита может задавать вопросы.
– Вы когда-нибудь видели Карла Хэррода? – спросил адвокат.
– Да, видела.
– При каких обстоятельствах?
– Он явился в номер к Милдред, когда я у нее была. Я открыла ему дверь.
– Как вы узнали, что это он?
– Он представился.
– Ну и что же вы сделали?
– Сказала ему все, что думаю о шантажистах, и дала пощечину.
– Не использовали ли вы против него шпатель?
– Конечно нет!
– Вы сказали, что унесли с собой один из шпателей. Зачем?
– Чтобы было чем защитить себя.
– От кого?
– Я только что рассказала, что ударила Хэррода. У меня нет никаких иллюзий насчет характера этого шантажиста. Он не из тех, кто…
– Минуточку! – перебил ее Калверт. – Свидетель должен только отвечать на вопросы, а не пытаться охарактеризовать потерпевшего.
– Вы правы, – поддержал его судья. – Свидетельница не должна делать никаких замечаний по поводу характера покойного. Закон на этот счет вполне ясен.
– Значит, вы опасались Карла Хэррода и поэтому положили в сумочку шпатель? – продолжал адвокат.
– Да.
– Где сейчас этот шпатель?
– Я… я его выбросила.
– Почему?
– Так мне посоветовал отец, когда узнал, что Хэррода ранили таким же. Я рассказала ему, что ударила этого типа, и он велел мне избавиться от шпателя.
– Когда это было?
– Второго числа, когда вы пришли к нам и сказали, что Хэррод умер.
– Вы рассказывали кому-нибудь об этом?
– Никому. Я заявила полицейским, что все объясню на суде.
– Понятно. Но все же вы сообщили им, что покупали три шпателя, так?
– Сержант Голкомб узнал об этом у отца.
– А вас он спрашивал об этом?
– Нет.
– И даже о том, куда делся недостающий шпатель?
– Он не знал, что одного не хватает. Как ни странно, полиция обнаружила в номере Милдред все три.
– Вы дали обвиняемой два шпателя?
– Да.
– Чтобы в случае необходимости она использовала их как оружие?
– Да.
– Как по-вашему, были у нее причины покупать еще три?
– Не знаю, сэр. Мы обсуждали это с отцом, и он сказал…
– Постойте! – воскликнул Калверт. – То, что вам сказал отец, – это показания с чужих слов.
– Возражение принято! – заявил судья. – Вопрос задан весьма спорный, и свидетельнице вовсе не обязательно на него отвечать.
– Мы считаем, что обвиняемая явно хочет взвалить вину на Кэтрин Бэйлор, – сказал помощник прокурора. – Зная, что один из шпателей остался в теле жертвы, Милдред Крэст покупает еще несколько, чтобы создать впечатление, что все на месте. Это, ваша честь, очень важный момент, доказывающий преднамеренность ее действий. Если бы не разная цена на ярлыках, ее уловка могла бы остаться незамеченной. Считаю, что в этом нам повезло.
– Ну, итоги подводить еще рано, – заметил судья. – Что касается свидетельницы, не надо задавать ей вопросов о возможных мотивах поведения обвиняемой. Та скажет сама за себя. Считаю важным, однако, что свидетельница избавилась от оставшегося у нее шпателя.
– Без сомнения, она сделала это по совету отца, – пожал плечами Калверт. – Тот знал, что обвиняемую защищает человек, репутация которого… Я хочу сказать, что мистер Мейсон при первом же удобном случае постарается напустить туману…
– А его и так достаточно, – откликнулся адвокат.
– Лично мне все совершенно ясно, – отрезал Калверт.
– Довольно, джентльмены, – приказал судья. – У защиты есть еще вопросы к свидетельнице?
– Нет, ваша честь, – ответил Мейсон.
– Ваш следующий свидетель? – повернулся судья к Калверту.
– Мисс Нелли Эллистон, – объявил тот.
Вошла женщина, которую адвокат уже видел в номере Хэррода. На ней было новое, с иголочки, вечернее платье, чулки переливались всеми цветами радуги. Она явно побывала недавно в модном магазине.
– Вас действительно зовут Нелли Эллистон? – спросил Калверт.
– Да.
– Но вы называете себя и другим именем. Каким?
– Миссис Хэррод.
– Вы были его женой?
– Нет.
– Но жили вы вместе в отеле «Диксикрат», так?
– Совершенно верно.
– Как долго вы были знакомы с этим человеком?
– Почти два года.
– Где вы познакомились?
– В баре.
– Через какое время вы стали с ним жить?
– Через неделю.
– Вы называете себя миссис Хэррод, когда вам это удобно?
– Да. Я использовала его имя. Мы собирались пожениться, но тут были кое-какие формальные препятствия. Мы не стали ждать, пока это уладится.
– Что ж, спасибо за откровенность, мисс Эллистон, хотя она и идет в ущерб вашей репутации и доброму имени, – с одобрением в голосе произнес Калверт. – Надеюсь, суд это оценит. Теперь вспомните второе число этого месяца. Что произошло в тот день?
– Карл куда-то ушел. Вернулся он не то в половине девятого, не то в девять, точнее не помню. Из носа у него текла кровь. Он переменил рубашку и взял пару чистых носовых платков. Я спросила, что случилось. Он ответил, что его ударила одна девица – застала врасплох.
– Что было дальше?
– Я спросила, что он ей сделал, но он сказал лишь, что она захлопнула за собой дверь и ему не удалось как следует ее проучить. Потом он снова ушел. Мне показалось, что он опять идет туда…
– Суд не интересуют ваши предположения, – прервал ее Калверт. – Отвечайте на вопросы и придерживайтесь фактов.
– Хорошо, сэр.
– Итак, он снова ушел. Когда же он вернулся?
– Примерно через час… может быть, через полтора. Я не смотрела на часы.
– В каком он, по-вашему, был состоянии?
– Кашлял. Два раза выплюнул сгустки крови…
– Говорил ли он, что тяжело ранен и может умереть?
– Нет. Он не догадывался, что смертельно ранен. Сказал, что скоро заработает кучу денег, так что нам теперь будет на что пожениться. Был в прекрасном настроении.
– Дальше?
– Он позвонил в агентство Дрейка и узнал телефон адвоката Перри Мейсона, затем набрал его номер. Они говорили о…
– Вы не можете знать, о чем они говорили, – перебил ее Калверт. – Вы слышали лишь то, что говорил Хэррод. Вы даже не можете с уверенностью утверждать, что он говорил именно с мистером Мейсоном. Что произошло после этого телефонного разговора?
– Пришел мистер Мейсон с секретаршей. Карл заявил, что его ранили…
– Секундочку. К этому времени он знал, что умирает? Говорил, что рана может быть смертельной?
– Нет, сэр. Он все прикидывал, как бы выжать из тех, кто замешан в этой истории, побольше денег.
– Что было после ухода мистера Мейсона и мисс Стрит?
– Еще при них Карл начал жаловаться, что его знобит. Видно, хотел создать у них впечатление, что он тяжело ранен. Я думала, что это лишь игра, но после их ухода он сказал, что у него действительно озноб. Я посоветовала ему принять горячую ванну. Он привстал и вдруг почувствовал себя плохо – побледнел, зашатался, потом как-то удивленно сказал: «Нелли! Я умираю!»
– Он рассказал вам после этого, кто его ранил и как это было?
– Да, сэр.
– В таком случае это, с точки зрения закона, его предсмертное заявление. Постарайтесь припомнить его в точности.
Судья Болтон взглянул на адвоката:
– У защиты нет возражений?
– Нет, – ответил адвокат. – Но мне хотелось бы задать свидетельнице несколько вопросов по поводу обстоятельств, при которых было сделано это заявление.
– Пожалуйста, – кивнул судья.
– Хэррод сказал вам, что умирает?
– Да.
– Через сколько времени после этого он умер?
– Через несколько минут. Примерно через десять.
– Значит, с того момента, как мы с ним расстались, состояние его резко ухудшилось?
– Да. Это произошло, когда он попытался встать – чуть приподнялся, затем откинулся назад; на лице появилось выражение ужаса и удивления. Он сказал: «Нелли, эта проклятая рана… Что-то случилось. Кажется, задето сердце. Я… я умираю».
– Ну а дальше?
– Он прижал ладонь к ране и воскликнул: «Нелли, я не хочу умирать!» Потом он сделал то заявление, о котором я говорила.
– Да, кажется, это действительно предсмертное заявление, – сказал Мейсон помощнику прокурора. – Пожалуйста, продолжайте.
