Вера Марковна встала и подошла. Выдвинула из его слегка дрожащих рук чашку. «Обхватил блюдце, как щит, – подумала. – А что если, это тоже игра? В хищницу и жертву. Может быть, может быть, и юный донжуан не так уж и слаб в своем деле».
– Я Вас обожаю! Вера Марковна, будьте моей! – выпалил Владилен. Вскочил и попытался обхватить руками, сгрести в охапку Веру Марковну, чуть наклонившуюся к нему.
Перед жаркими объятиями возник двойной блок – справа и слева.
– Можешь?
– Да! Могу!
Потом ее руки обхватили кисти захватчика и медленно опустили вниз. Стрельнула мысль: «Еще не все потеряно?» Получилось красиво, как во французском романтическом фильме, скажем, из семидесятых. Обоим на доли секунды пришла одна и та же мысль.
Вера Марковна сначала выпрямилась, а потом тихо приблизилась к нему. Лица почти соприкасались, у Владилена падала челюсть, и было слышно его участившееся дыхание.
– Если можешь, то не пытайся играть со мной. Владилен. Я – опытный партнер. И я люблю профессионалов. Я кайфую от работы, она меня имеет каждый день. Сначала докажи свой уровень днем. А потом уже пытайся делать что – то ночью. Или ночное дело днем. Понимаешь, о чем я говорю?
– Да, Вера Марковна. – У Владилена опустились плечи. Ни «влюбленный сотрудник», ни «пожалейте щенка» – ни один план не удался. Надо придумывать что – то новое. «Вера Марковна – перспективный проект», – с сожалением отметил Владилен.
– Так вот. Но шансы у тебя невелики – по всему видно. Никаких результатов, никаких сенсаций. Ничего. – Вера Марковна постепенно успокоилась.
– А теперь вытри стол от белых пятен и иди работать.
– Слушаюсь.
Накачка удалась, хотя изначально и не была таковой запланирована. Если бы не работа на дому – вместе с нянькой скучала маленькая приемная на время дочурка, Веру Марковну бы ждал горячий продолжительный душ и ранний сон сегодня.
Сын к отцу пришел
Окна в доме на Патриарших были плотно занавешены темными гардинами с золотыми кистями, как у царских офицеров. Внутри происходили поистине царские разговоры.
– Отец, на тебя один мудак погнал сто пятьдесят деревянных ярдов. Это первый транш, тридцать процентов, как во всех госорганах.
– В какой валюте, сынок?
– Деревом, я же говорю. Не слушаешь, батя?
– И что ты предлагаешь делать? Спрятать?
– Не мне тебя учить. Ты приказал, я сделал. Отсчитаешь мне мою долю, и будем ждать развития событий.
– Твоя доля только после всего перевода.
– Не понял?
Старик встал, подошел к окну, поплотнее задернул шторы. Поправил халат – потуже затянул пояс и провел рукой по правому боку. Там ждал своего часа снятый с предохранителя бесшумный маузер.
Сегодня горничной Маше было приказано не выходить – будет важный гость. Старик вышел в кухню приготовить кофе. Мотор барахлил давно и каждую новую дозу кофеина воспринимал как подвиг. Но упрямый старик не отказывался от яда. Он знал, что в его годы нужно жить сегодняшним днем. Хотя именно это знание и сокращает, как водится, финишную прямую в разы. Любимый анекдот старика был про одного грузина, не ровесника, но тоже в почтенном возрасте. Его рассказал однажды за поздним ночным дружеским столом как быль один из «коллег» старика по воровскому цеху, цеху обанкрочивания государственных бюджетов, высохший сморщенный вор в законе. Земляк героя анекдота говорил:
– Пришел однажды геолог, или антрополог – хуй их разберешь, скотов – интеллигентов, – в грузинский аул и спросил: «Кто у вас тут самый старый?»
Его отвели на встречу к почтенному старцу – на центральную площадь. «Жди здесь, – сказали, – сейчас он прибежит». – «Да что вы, не утруждайте старого человека – я сам дойду» – «Сиди».
Через десять минут подошел не старый, в принципе, обычный, с посохом, которым почти не пользовался, дедок. Присел рядом, к колодцу, закурил. Достал из – за пазухи флягу, отпил. Крякнул. Потом отложил посох и начал отпускать ведро в колодец, скрипя железным колесом и слегка покряхтывая.
Антрополог вскочил:
– Дедушка, Вам помочь?
– Не надо. Сам справлюсь. Ты лучше мое время драгоценное время не трать, спрашивай, чего хотел.
– Так это Вы самый старый в Грузии человек?
Небольшой расспрос и односложные ответы, позже сложившиеся, что в рассказ, что в поэму, а что и в анекдот, закончился вопросом:
– Как же Вы так – пьете, курите, работаете? Вам здоровья хватит?
– А иначе я вообще никогда не подохну!
Так и старик из дома на Патриарших, которого гость называл отцом – пил алкоголь, накачивался кофе. И еще спросил:
– Аркадий, я закурю. Принести тебе сигару?
– Отец, давай разберемся. Кстати, где у тебя Маша? Мне она глянулась, дерну ее разок.
– Потом, – старик поднял руку, остановил дальнейшую, готовящуюся стать грозной, тираду собеседника. – Если мы внутри себя правила перестанем соблюдать, мир вообще к чертям полетит. Мы правила устанавливаем сами. Для других – больше запретов, для себя меньше. Но все должно на чем – то стоять, нужна основа. Основа – это семейная иерархия: кто старше, тот и прав. Кто ниже, тот и раб. Кто больной – того с нами, считай, нет. И никаких женщин в управлении. Понял? Никаких женщин при серьезных разговорах. Машу выгнал. На время беседы, не бойсь. Вот ее телефон – пользуй, как вздумается.
– Да что, батя, я ж пошутил. Еще горничных в коллекции не хватало.
Собеседник, названный «Аркадием», откинулся на спинку дивана. Раскинул руки. Положил ногу на ногу. Расслабился:
– Ладно, извини, вспылил. Действуем, как договаривались. Как там Владик?
– Ничего, действует, внедряется. Хотел жену главного соблазнить. Я сразу сказал, что гиблое дело. Не выгорело. Делаем, как планировали изначально.
Дед вставил сигару в гильотину, коротко лязгнул затвором – как пистолет перезарядил. Оружие применять не пришлось – еще не хватало, в сына стрелять. «Дожили… А ведь доживем и до этого», – подумал старик и чиркнул спичкой.
– Бать, дай затянуться? – Аркадий наклонился к отцу и без проса вынул сигару из его рук. Дед намерено не сопротивлялся. Встал и занялся следующей сигарой.
– Кури. «Кури, кури, сынок. Мои нервы не железные», – на этот раз гильотина щелкнула четче.
Израиль
С трудом распрощавшись с приемной дочкой – вернулись из Индийской командировки загоревшие родители, Михаил с Алиной – Геннадий Петрович и Вера Марковна отметили, что знают еще много сказок, и не все они еще рассказаны. «Припасем для своих», – пообещал Геннадий.
– Вера, может, нам пора сделать это? Ну, ребенка завести.
– Я не против. Хочу, чтобы это был мальчик. – Вере Марковне было известно, что среди новорожденных мальчики начинают раньше ходить, а девочки – говорить. Больше всего же ей хотелось найти в дитенке не собеседника – их хватало и на работе и дома, – а спутника. Хорошие спутники были в дефиците.
– Почему?
– Хочу назвать его Остапом, – добавила она еще один аргумент.
– И я, кажется, понимаю, почему.
Похождения сына турецко – подданного были любимым чтивом Веры Марковны. Желать подобной увлекательной жизни себе и будущей дочери – если таковая появится – она не могла по естественным причинам. Аферистки – женщины мало известны истории, а Вера Марковна хотела продолжить свою ключом бьющую карьеру, хотя бы в судьбе сына.
Чтобы встал на ноги, и побежал быстрее, нечего особо разговаривать.
А может быть, Вере Марковне полюбился Остап Бендер, когда она узнала возраст его описанных в «Двенадцати стульях» свершений. Двадцать восемь лет. Не то, чтобы Геннадий Петрович в чем – то уступал этой возрастной планке, но все же красавцы, про которых пишут книги, влекли и манили замуж. Но обмануть, как мадам Грицацуева, Вера Марковна себя бы не дала, она была в этом уверена.
Геннадий Петрович, тем временем собиравшийся в Екатеринбург, чтобы сначала разобраться со всеми российскими бизнес – инкубаторскими точками, а затем совместить заграничные поездки с отдыхом, все – таки собрался на Святую землю. «Тоже загар хочу!»
Израиль – Израиль. Курорт, врачи, природа. Где там все?
На подлете к внутреннему городскому аэропорту Эйлата – поселку городского типа с населением пять тысяч человек и десятком сетевых отельных сетей – видна только пустыня, выжженная земля, овеваемая пустынными ветрами.
«Здесь рыбы нет», – почему – то именно эту фраза пришла на ум Геннадию Петровичу.
Страна легенд, страна мифов и грез. «На треть бывший наш народ» – в общем – то, жалкие лузеры, сбежавшие от российской реальности. Работать экскурсоводами, продавцами, таксистами, уборщиками и ругать правительство – это, конечно, подвиг. На вопрос расслабленных туристов: «Вы про какое правительство сейчас говорили?» – экскурсовод достает два паспорта – синий и красный – и отвечает: «Думайте сами». Такие будут ругать все правительства, от которых у них паспорта.
