В разговоре с Полом Трулоком Мендоза и Хакетт ничего не добились. Они встретились с ним в его скромном кабинете, в строгой и солидной адвокатской конторе, которая помещалась в собственном, очень современном и красивом здании на Уилшир-бульваре. Здесь были прелестные секретарши, неброские копии импрессионистских полотен на стенах, пушистые ковры, широкие полированные столы. Даже маленький кабинет Трулока, принадлежащий самому младшему из владельцев фирмы, имел ковер и картину (возможно, купленную по цене за квадратный ярд и затем обрезанную по размеру рамы, подумалось Мендозе). И Трулок, этот честный гражданин, начал отвечать на их вопросы прямо, открыто, охотно.
Нет, раньше они с Мишель никогда не спорили. Она в некоторых вопросах была просто маленькой дурочкой, в этой девице Родни не видела ничего плохого. Какого черта, такая распутная компания, битники или кто они там такие — он просто попытался заставить ее это понять. И это была всего лишь размолвка, никакая не крупная ссора. Нет, конечно, она не угрожала разорвать помолвку. Ну да, он там подумал было, что Мишель, может быть, из-за этого от него сбежала. Нет, тогда он подумал, что у них вышла чуть больше, чем размолвка, но с е й ч а с он считает невозможным, чтобы она так поступила. Это было бы на нее не похоже. Конечно, он хотел обратиться в полицию сразу же, но мистер и миссис Стэнъярд…
Ну, характер у него, он полагает, не более вспыльчивый, чем у любого другого. Да, в колледже он занимался атлетикой — футболом и боксом. Он думает, что обладает примерно такой же силой, как и любой мужчина его роста и сложения. Но что…
— А вот что, мистер Трулок, — мягко сказал Мендоза. — Мы должны посмотреть на это дело со всех точек зрения, вы понимаете. Все могло быть иначе. Могло быть так, что Мишель встретилась с вами у двери, и вы пошли к машине, продолжая спорить… что вы вспылили и…
— Я убил ее? — проговорил Трулок. — Вы так думаете? — В его голосе слышалось откровенное изумление. — Я? Вы думаете…
— Мы просто должны рассмотреть все возможности, — ответил Мендоза. — Вы это сделали?
Трулок поднялся из-за стола неожиданно для своих собеседников, не говоря ни слова, и подошел к окну. Чуть помолчав, он сказал:
— Я не дурак, лейтенант. Но… что вы так подумаете, мне не приходило в голову. Теперь я понимаю, почему вы сочли это возможным. Что я… пытался прикрыть себя. Все, что я могу сказать: это не так. — Он обернулся к ним лицом. — Я любил ее, — сказал он просто. — У меня не настолько горячий нрав. То, что я вам рассказал, — именно так все и произошло, — он развел руками.
— Хорошо, мистер Трулок, — спокойно ответил Мендоза, — мы будем отталкиваться от этого.
В машине Хакетт сказал:
— Мы не только его не напугали, Луис, но он говорил как будто вполне искренне. Звучало это совершенно естественно
— Так он, может, хороший актер, — проворчал Мендоза. — Я хочу еще раз поговорить с Робино Пусть это и слабая надежда… но никогда не знаешь, где появится какая-нибудь зацепка.
К трем часам Пигготт наконец разыскал Альфреда Ревило и привел его в морг для официального опознания.
Новое дело, убийство женщины на Ливард-авеню, выглядело тоже весьма безнадежно, но им надо было заниматься. Хиггинс и Паллисер провели остаток дня, задавая вопросы, в надежде, что лаборатория сможет им вскоре что-нибудь дать, но не слишком на это рассчитывая.
— Что-то в последнее время странные дела на нас так и сыплются, — сказал Паллисер. — Какого черта грабитель — да еще среди бела дня — сюда забрался? Красть же практически нечего.
— Для некоторых соблазнительным может показаться что угодно, — отозвался Хиггинс. Время было уже к пяти, и он зевнул. — Черт возьми, этот Амброджианни… Может, он, а может, не он. И никак не узнаешь, да или нет. Я буду печатать отчет и приеду домой поздно. Лучше позвонить Мэри.
В пять часов Мендоза и Хакетт были в «Le Renard Bleu» и разговаривали с Робино.
Ну конечно, сказал Робино, постоянные посетители. Вроде бедной мисс Стэнъярд и мистера Трулока.
— Конечно, я знаю, как зовут молодого человека, — он звонил заказать столик. Разумеется, и другие имена — люди, которые приходят регулярно, звонили и заказывали. Вечером в понедельник? — Он наморщил широкий лоб и серьезно проговорил: — Но это мысль. Совершенно определенно, это мысль. Вы думаете, возможно, другие посетители, кто был в тот вечер, — вдруг кто-то видел что-нибудь существенное. По поводу мисс Стэнъярд. Мы посмотрим в книге записи заказов, джентльмены, и я сообщу вам все, что смогу. Хорошо придумано, но все же знают, что в нашей полиции совсем не дураки сидят, hein?[54]
— Вы нас обяжете, мистер Робино. Это ничтожный шанс, но все же возможный.
— Поглядим, — Робино бодро покинул свою позицию в широкой арке, служащей входом в зал. — Она… tiens![55] Прошу прощения… — он пошатнулся и наткнулся на Мендозу. — Мануэль, petit drôle[56]. Ты рано. Пока у нас занят всего один столик. Взгляните, месье, владелец свободного предприятия! Мануэль Чавес.
Мальчик улыбнулся ему:
— Простите, что попал вам под ноги, senor[57]. Можно я войду?
— Ты не продашь больше одной газеты, но проходи, — сказал Робино, улыбаясь. Мальчик был одиннадцати-двенадцати лет, худенький, хрупкий, узкоплечий, с влажными глазами, в перешитых, но чистых брюках и белой рубашке, с пачкой вечерней «Геральд» под мышкой. Его остренькое личико было живым и умным. Робино похлопал его по плечу. — Вот, джентльмены, человек, имеющий честолюбие. Правильно, Мануэль, трудись — как бы скромно ты ни начинал, — возможно, станешь таким же удачливым и богатым, как папа Робино! — Мальчик прошел в зал. — Очень уважаю честолюбие. Поэтому разрешаю мальчишке заходить со своими газетами. Ну что ж, джентльмены, посмотрим.
Марго Гийом сидела у своего столика. На нем подле кассового аппарата лежала небольшая книжка для записей. Робино поднял ее, пролистал назад.
— Вечер прошлого понедельника, да. Здесь есть несколько имен, которые я знаю. Вот Галлары — месье и мадам Галлар. Парижане, живут здесь уже давно, но приходят сюда отведать нашей кухни. Столик был заказан на семь тридцать. Мистер и миссис Эстерфильд, они то исчезают, то вновь появляются. Мистер и миссис Райт. Он имеет какое-то отношение к кино, по-моему, работает на Диснея. Мистер Планкетт. Он… — Робино поморщился. — Старый развратник, всегда появляется с красивой девушкой, денег у него куча, судя по костюму и по тому, как он дает на чай. Других имен я не знаю, да и заказы были на более позднее время, вряд ли люди были здесь, когда мисс Стэнъярд… Вы думаете, это может вам помочь?
— Мы не знаем, — сказал Мендоза. — Но большое вам спасибо, мистер Робино. Никогда не знаешь, где что-нибудь появится.
Хакетт обследовал местность: боковой выход у женской комнаты и двери из зала на террасу.
— Я вот что скажу, Луис, — произнес он, когда Мендоза кончил переписывать себе имена. — Трулок, по-моему, говорит правду. И она могла — верно ведь? — сбежать от него. Если хотела.
— А son се que?[58] — ответил Мендоза. — Если верить Трулоку, Арт, она бы не захотела сбегать.
Джейсон Грейс только что подписал отчет в трех экземплярах, встал, потянулся и сказал Глассеру. «Ну вот — без трех минут шесть, еще один день, еще один доллар», — когда в комнату заглянул сержант Лейк и сказал:
— Врач из городской больницы, просит Паллисера или Грейса.
Грейс взял трубку:
— Детектив Грейс слушает… Доктор Гудхарт, да. Мы бы хотели получить копии заключения о вскрытии, если вы…
— Вы их получите, — сказал Гудхарт каким-то особым тоном. — Да. Это мышьяк. Они были напичканы мышьяком, все пятеро. Дети Йокумов.
Грейс отнял от уха трубку и уставился на нее.
— Что? — сказал он.
ГЛАВА 8
— Да ты что! — проговорил Паллисер. Он вошел, когда Грейс рассказывал об этом Лейку. — Я не… Мышьяк? Это был…
— Обыкновенный крысиный яд, — сказал Грейс. — Какой продается в сельской местности. Это можно заносить в книги, Джон. Пятеро ребятишек — будь я проклят. В сущности, здесь только один ответ, верно?
— Несчастный случай, — нерешительно начал Паллисер.
— К чертям несчастный случай, — ответил Грейс. Он выглядел мрачно, — И кончился рабочий день или нет, я еду повидать мистера Йокума сейчас же. Джимми, позвони моей жене или попроси сменщика, ладно?
— Я, пожалуй, с тобой, — сказал Паллисер. — Бог мой… пятеро детей! Но, Джейс… Джимми, позвони Роберте…
— Не желаю слышать никаких «но», — отозвался Грейс. — Я хочу задать кое-какие вопросы братцу Йокуму… и его жене.
— Если они дома, а не шатаются неизвестно где.
Йокумы не только были дома, они были не одни. Когда Грейс нажал кнопку звонка и дверь осторожно отворилась, они увидели, что в гостиной появилась мебель. Немного: кушетка, два кресла, переносной телевизор, пара стульев, кофейный столик. В одном из кресел сидел, разложив на коленях какие-то бумаги и поставив рядом портфель, чрезвычайно импозантного вида молодой негр в изящном сером костюме, в белой рубашке и при темном галстуке. Он поднял глаза, когда вошли Грейс и Паллисер.
