Я остановился и, преодолев неприятное чувство, вернулся к останкам. Под густым слоем мусора блестело что-то, похожее на крупный драгоценный камень. Когда я осторожно расчистил это место, передо мной засверкал огромный сапфир, украшавший рукоятку старинного кинжала.
Ножны давно истлели, но само лезвие было совершенно чистым, и его голубоватая металлическая поверхность сверкала в луче фонаря не хуже сапфира.
Это показалось мне самым странным. Сотни, а возможно, тысячи лет пронеслись над этим местом, превратив в прах все остальные предметы. Отчего же сохранился кинжал? Если можно было хоть как-то объяснить, почему время пощадило рукоятку, сделанную из черной кости неизвестного мне животного и обильно покрытую золотой инкрустацией, то само лезвие было явно стальным. Об этом свидетельствовал его цвет и твердость. И тем не менее на нем не оказалось даже следа ржавчины. Необычный сплав или неизвестные земной науке способы поверхностной обработки металла? В конце концов, я находился на чужой планете…
Я сжал кинжал в правой руке. Пальцы удобно легли в углубления на рукоятке. Этот кинжал явно предназначался для человеческой руки. Вещица, возможно из-за массивной рукоятки, показалась мне довольно тяжелой, но хорошая балансировка тридцатисантиметрового лезвия делала оружие необычайно удобным и заставила меня проникнуться уважением к неведомым мастерам.
Из холодного оружия я хорошо владел только ножом, так что мне невероятно повезло. Найди я тяжелый длинный меч, он скорее оказался бы для меня лишь обузой, но нож, особенно с такой балансировкой, вполне пригоден для точного метания, и теперь я смогу поразить противника на расстоянии нескольких метров.
Человеку, всю жизнь привыкшему иметь дело с оружием, оно придает необходимую уверенность. И я, не раздумывая больше, направился к лестнице.
Наверху по-прежнему резвился холодный ветер, но дождь, к счастью, полностью прекратился, а остатки закатного света позволили мне собрать достаточное для костра количество сухих веток.
Когда костер прогорел наполовину, стояла уже глухая темная ночь, вторая для меня за этот бесконечный день. Время нарушило свой привычный ход в тот момент, когда я сидел у костра в пустыне на Зидре. И вот теперь снова наступила ночь. Звуки в лесу стихли. Тишина была слишком полной. И это мне не нравилось. Однако теперь я мог постоять за себя. Слишком крупным зверям не удастся проникнуть в узкие проломы стен, а с теми, что не превышают по размеру человека, я надеялся справиться. Возможно, я даже задремал и не особенно об этом беспокоился, так как знал, что проснусь при малейшем подозрительном шорохе.
Так оно и случилось. Костер почти догорел, а с тех пор как я задремал, прошло, наверное, не больше часа. Но что-то неуловимо изменилось в окружающей обстановке.
Тишина стала более плотной, осязаемой. В лесу стихли малейшие шорохи. Даже облака поредели, открыв в небе незнакомые мне созвездия.
С минуту я прислушивался к этой странной тишине, пока не определил, что меня разбудило легкое потрескивание. Оно раздавалось в пяти метрах от меня, около противоположной разрушенной стены.
Звук был такой, словно кто-то осторожно рылся в камнях, стараясь производить при этом как можно меньше шума.
Я подбросил в костер последние оставшиеся ветки, и вспыхнувшее пламя осветило небольшой бугор в полу, в том месте, откуда доносились звуки. Вечером здесь не было никакого бугра, но сейчас он был и медленно, но неуклонно увеличивался в размерах, словно кто-то, обладавший чудовищной силой, пытался выбраться из-под земли наружу.
Рост бугра продолжался минут десять, и все это время вокруг меня стояла ватная, глухая тишина, словно и стены, и камни, и далекий лес, и даже ветер замерли в ожидании того, кто должен был появиться на месте поднявшегося уже до половины стены бугра. Я встал и почувствовал, что тело с трудом повинуется мне. Бежать? Но куда и от кого? Что, если чудовище, лезшее из-под земли, бегает гораздо быстрее меня и лучше ориентируется в темноте? Я предпочел остаться на месте, где догорающий костер давал пока еще достаточно света. И вот, наконец, вершина бугра лопнула в беззвучном взрыве, словно огромный нарыв.
Осколки каменных плиток, некогда слагавших пол, вместе с мусором и землей хлынули вниз по поверхности бугра к его подножию, а на вершине возникло нечто белое, бесформенное и шевелящееся, словно огромная белая амеба высунула наружу часть своего туловища.
Вид этой белесой шевелящейся массы показался мне омерзительным, но еще хуже был запах. Удушающая волна вони обрушилась на меня, парализуя последние остатки мужества, ломая решимость к сопротивлению.
Запах отдаленно напоминал гниющие грибы, но был в тысячу раз сильнее. И вместе с этим запахом пришло ощущение холода, словно белая масса высасывала все тепло из окружавшего ее воздуха. Мне даже показалось, что вершина холма покрылась блестящей коркой льда, а пар, появившийся вместе с белой протоплазмой из разлома, стал превращаться в мелкую изморозь.
Костер неожиданно вспыхнул, пожирая последние ветки, и, хоть он теперь совершенно не давал тепла, я мог видеть мельчайшие детали происходящего.
Текучая белая масса на вершине бугра сформировалась в столб. Столб вытянулся и стал утолщаться к вершине. Сейчас он напоминал гигантский согнутый палец с утолщением на конце. Размеры столба впечатляли — метра два высоты и не меньше полуметра в поперечнике у самого основания. Выше столб утончался и заканчивался шарообразным выростом, размером с футбольный мяч. Этот вырост раскачивался из стороны в сторону, словно никак не мог решить, какая из сторон представляла для него наибольший интерес. Затем раздался звук — первый с того момента, как я проснулся. Казалось, чмокнули гигантские губы. Белесая оболочка вокруг шарообразного выроста лопнула, и шар на конце белого столба превратился в глаз. Он был величиной с футбольный мяч, у него был узкий кошачий зрачок и большие кожистые ресницы, образованные лопнувшей оболочкой. И этот огромный глаз медленно вращался, словно перископ подводной лодки.
Прошли секунды, минуты или часы. Время потеряло значение. Исчезло. Остановилось в присутствии этого ужасного глаза, неумолимо приближавшего сектор своего обзора к моей жалкой, распластавшейся на противоположной стене фигуре. И вот это случилось.
Глаз увидел меня. Бесцельное вращение прекратилось, и он застыл в одном положении, уставившись на меня. Сразу же вместе с этим парализующим взглядом от подножия холма в мою сторону потянулись какие-то изогнутые линии. Вначале я не понял, что они собой представляли, но потом увидел жгуты вывернутой наружу земли. Там, в глубине, под поверхностью пола, ко мне тянулись невидимые щупальца, столь мощные, что поверхность каменных плиток крошилась под их напором.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
