— Даже если я попрошу съездить со мной в Левандов на вечер джазовой музыки? — устремился за ней Стах. — В следующие выходные. Подумай, это интересно. Ужин в ресторане, левандовские крыши, вокруг все в цветах. Кажется, даже откуда-то с неба свисают вазоны. А?
— Не люблю джаз. Музыка для пижонов и ботаников.
— А я пижон или ботаник? — умилился Стах ее непосредственности.
— Вы — интеллектуал, уровень «продвинутый», — выпалила в ответ Милана.
— Лестно, но грустно. Может быть, просто тебе нужен проводник в мир джаза? И ты сможешь его хотя бы немного понять… увидеть его многомерность? Полюбить?
— Может быть, — пожала она плечами, — но давайте не сейчас.
И мысленно послала его к черту, чувствуя просто невозможную растерянность. Ясно же, как божий день, чего он добивается. И не просто так вся эта тирада про джаз… многомерец! Многомирец!
Милана давно привыкла к подобным взглядам и интонациям, но от откровенного отпора, когда всё называют своими именами, ее удерживал тот факт, что это все же друг отца. Вдруг она ошибается? Есть же вероятность, наверное. Он к ней как к дочери, которой у него нет, а она его так обидит… еще и унизит подозрениями. Ведь ей тут долго болтаться, каникулы только начались, как ему в глаза после такого смотреть? А не скажешь прямым текстом — в конце окажется, что он все же на что-то рассчитывает. Идиотизм! Спасибо, папочка! Удружил!
Ее, конечно, подмывало провести эксперимент и довести историю с Левандовом до прояснения ситуации, а потом быстро спетлять домой, в Кловск, под папино крылышко, имея к тому уже вполне веские основания. Никто же не осудит, даже еще и пожалеют. И останавливало Милану только одно — отец со Стахом действительно очень давно дружат, всю жизнь практически. И становиться для них причиной разлада… наверное, ей бы не хотелось, если можно подобного избежать. Тут главное, повести себя умно.
Надо отдать Шамраю должное. Прямо сейчас умно поступил именно он.
Никак не отреагировав на ее тон, он вскинул руку и указал прямо перед ними:
— Видишь вон ту полоску впереди? Там речка. Давай наперегонки?
Милана согласилась, лишь потому, что интуитивно чувствовала необходимость некоторой уступки со своей стороны. Заранее зная, что проиграет — слишком плохой наездницей она была для подобных соревнований, она бы отказалась, если бы… Если бы до конца понимала, что происходит.
Вторая половина дня, к некоторому ее облегчению, сюрпризов не принесла. Стах, как и обещал, благодушно кивнул, когда она ткнула пальчиком в белоснежный «БМВ», на котором и отправилась к сестрам Иваненко. Настя и Оля обладали небольшим количеством достоинств, но главное из них заключалось в том, что девушки были мастерицами внезапностей. Под вечер, когда было просмотрено два фильма, съедено три пиццы и Настя с Миланой, устроившись в гамаках под огромной грушей, откровенно скучали, Оля, сморщившая лоб от напряженных раздумий, вдруг выдала:
— А поехали в Друску!
— И что мы там будем делать? — лениво спросила Милана.
— Да какая разница, на месте разберемся, — подхватилась на ноги Настя.
Домой после незамысловатого путешествия Милана вернулась почти под утро. Было еще темно, но в парке соловьиные трели уже перебивали жаворонки. Она протопала босиком, чтобы не стучать каблуками, по дорожке, ведущей от гаража. Бросила быстрый взгляд на террасу, успев заметить, что ярких огоньков сигарет этой ночью было два. И юркнула в дверь.
Ей даже удалось несколько часов поспать. Разбудил ее звонок Ляны Яновны, щебетавшей в трубке без остановки минут десять. Она пожелала доброго утра, выразила легкое беспокойство причиной отсутствия Миланы за завтраком, сообщила пару новостей из жизни Рудослава и завершила свою речь сообщением о том, что Анечка придет к двенадцати.
— Милашечка, ты же помнишь, мы договаривались! Приходи обязательно.
«Сами вы милашечка», — сонно подумала Милана, раздражавшаяся от любых сокращений своего имени, но вслух не менее сонно отозвалась:
— Приду.
И кто бы мог подумать, что это ее «приду» обернется чинным распитием чая в саду втроем с Ляной Яновной, которая казалась ей местами слишком своеобразной, даже фриковатой обитательницей поместья, и АнечЬкой Слюсаренко, которую она вообще не знала и прекрасно прожила бы, не зная и дальше. Госпожа Шамрай устроила им настоящий пикник на лужайке, разве что не прямо на траве, заварила какой-то удивительно вкусный местный растительный сбор, принесла целую корзинку домашней выпечки и свежесваренное земляничное варенье.
«Мне землянику местные из леса подвозят, с гор, сами собирают, а я на зиму запасаюсь. Часть сушу, часть вот вареньем закрываю. И обязательно немного замораживаю. Милашечка, ты как-нибудь к нам обязательно зимой приезжай, у нас так здорово на Новый год бывает, а я такие пироги пеку с замороженными ягодами!» — вещала она, придерживая красивую фарфоровую чашечку обеими небольшими ручками.
«Я как раз хотела попросить у вас рецепт тех булочек, помните? С черникой и творожным кремом! Лучше ваших нигде не пробовала!» — подхватила Аня, хлопая длинными ресницами и глядя на, очевидно, будущую свекровь какими-то пустыми глазами. Сверху сахарной пудрой присыпано, а внутри — ничего.
«Ну как же… там ведь все просто, дорогая моя. Берешь, значит, 350 грамм муки, два желтка, 50 грамм сахара, 250 миллилитров молока…»
Далее следовало увлекательнейшее описание рецепта булочек, слушая который, Милана, спавшая ночью, точнее, утром, категорически мало, снова едва не начала кунять носом. От позорной дремы ее спасла все та же Ляна Яновна, воскликнув:
— Милашечка, нам с тобой надо будет обязательно тоже такие испечь! Их особенность в том, что я делаю их только летом! И только из лесных ягод! Боже, как же прекрасны, сочны, ароматны Карпаты в эту пору, дорогая, даже под Левандовом, где они совсем невысокие! Кажется, даже мои булочки ими пахнут, когда я пеку их!
— Ну я разве что рядом побыть могу, — без энтузиазма сказала Милана.
— В качестве моральной поддержки? — повернулась к ней Анечка.
— В качестве зрителя.
— Не умеешь, да? — ойкнула Ляна Яновна. — Да я тебя вмиг научу, ничего сложного!
- Зачем? — непонимающе спросила Милана.
— Ну… семью будешь вкусненьким баловать.
— Да родители как-то не очень любят булочки, — пожала плечами Милана.
— А я рецепты собираю, мне будущего мужа кормить, ну или в крайнем случае откроем с Ляной Яновной пекарню, — рассмеялась не в такт Анечка, а потом лицо ее приобрело совершенно восторженное выражение. И глядя за спину Миланы, она подалась вперед и воскликнула: — Назар! Ты чего там стоишь!
От этих Аниных слов Милана автоматически обернулась, потом поняла, что обернулась, потом поздоровалась с Назаром, стоявшим у живой изгороди, и снова повернулась к столу, отпив чаю. Ему же, замеченному на своем пункте наблюдения, ничего не оставалось, кроме как направиться к очаровательной троице панянок посреди цветущего сада и надеяться, что выражение его лица при этом достаточно невозмутимо. Впрочем, его невозмутимость всегда была сродни мрачности, и незнающие — путали.
— Назарчик! — радостно подхватилась Ляна Яновна. — Ты с работы? До вечера уже? Чаю хочешь? Или не обедал еще? А мы с девочками как раз сели чаевничать с пирогами, твоими любимыми!
— Да я как-то… — начал было он, но мать его перебила:
— Погоди, сейчас принесу тебе чашку, чаю на всех хватит!
— Та сидели бы, мам, жара такая — бегать!
— Вредно вам! — закивала Анечка.
Но Ляну Яновну было уже не остановить, она мчалась в их с Назаром домик. За посудой и, наверное, за добавкой в виде выпечки, бутербродов и, возможно, бидона с борщом. Тут Милана предпочитала не задумываться.
Он же вздохнул, обреченно уселся в теперь пустовавшее материно кресло и быстрым, беглым взглядом осмотрел Милану, будто бы после ее вчерашнего несанкционированного исчезновения с его радаров стремился вернуть себе контроль над происходящим.
