— Все-таки, как вы думаете, что с нами происходит?
— Это разумные существа, они умеют создавать и действовать целенаправленно. Огоньки, что мы с вами видели…
Он запнулся. Ясно, что и он ничего не понимал. Потом заговорил снова:
— Должен признать, что в конце концов они отнеслись к нам лучше, чем мы вправе были ожидать. Я полагаю…
К моему неудовольствию, он снова запнулся.
— Что?
— Во всяком случае, я полагаю, что на всякой планете, где есть разумные существа, они должны иметь черепную коробку, руки и держаться прямо…
Тут он перескочил на другую тему.
— Мы находимся на какой-то глубине, в несколько тысяч футов или даже больше.
— Почему вы так думаете?
— Здесь холоднее. И наши голоса звучат громче. Ощущение усталости совсем исчезло, пропал и шум в ушах и сухость в горле.
Я сначала этого не замечал, но теперь убедился, что он прав.
— Воздух сделался гуще. Мы находимся, вероятно, на большой глубине — пожалуй, в целую милю — от поверхности Луны.
— А нам и в голову не приходило, что внутри Луны существует целый мир.
— Да.
— Да и как могли это предвидеть мы?
— Могли, но наш ум чересчур консервативен.
Кейвор задумался.
— А теперь это кажется таким естественным!
— Внутри Луны, очевидно, много гигантских пещер, заполненных воздухом, в центре же расположено море.
— Известно было, что Луна имеет меньший удельный вес, чем Земля, что на ней мало воздуха, и воды. Предполагали также, что эта планета родственна Земле, и было бы естественно для нее иметь то же строение. Отсюда легко было сделать вывод, что она полая внутри. Однако же никто не признавал этого факта. Кеплер, правда…
Голос Кейвора звучал теперь увереннее: он нашел логичное объяснение.
— Да, — продолжал он, — предположение Кеплера о подпочвенных пустотах в конце концов оказалось правильным.
— Хорошо было бы, если бы вы удосужились подумать об этом раньше, — сказал я.
Он ничего не ответил и зажужжал, отдавшись, по-видимому, течению своих мыслей. Я раздражался все больше и больше.
— Что же все-таки, по-вашему, произошло с шаром? — спросил я.
— Потерялся, — равнодушно ответил он, как будто это его совсем не интересовало.
— Среди зарослей?
— Если только они его не нашли.
— Что тогда?
— Почем я знаю!
— Кейвор, — истерически заговорил я, — дела моей компании идут просто блестяще…
Он ничего не ответил.
— Черт возьми! — воскликнул я. — Вспомните, сколько лишений мы перенесли для того, чтобы попасть в эту яму! Зачем мы здесь? И что теперь с нами будет? Что нам была Луна и что были мы для нее? Мы захотели слишком многого, слишком рискнули. Нам следовало бы начать с меньшего. Это вы предложили лететь на Луну! Эти заслонки из кейворита! Я уверен, мы могли бы применить их и на Земле. Совершенно уверен! Вы просто не поняли, чего я хотел… Стальной цилиндр…
— Ерунда! — отрезал Кейвор.
Разговор прервался.
Но скоро Кейвор возобновил свой прерванный монолог без всякого поощрения с моей стороны.
— Если они найдут шар, — начал он, — если найдут… что они с ним сделают? Вот в чем вопрос! И, может быть, основной вопрос. Как бы то ни было, они не поймут, что это такое. Если бы они знали толк в таких вещах, то уж давно прилетели бы к нам на Землю. Полетели бы они? А почему бы и нет? Или послали бы что-нибудь к нам? Они бы не удержались, нет! Но они станут разглядывать шар. Несомненно, это разумные и любознательные существа: они начнут его рассматривать, войдут внутрь, станут дергать заслонки… И шар улетит… То есть мы останемся на Луне до конца наших дней. Странные существа, странные знания…
— Что касается странных знаний… — начал я, и язык отказал мне.
— Послушайте, Бедфорд, — сказал Кейвор, — вы ведь отправились в эту экспедицию по доброй воле.
— Вы убеждали меня и называли это исследованием.
— Всякое научное исследование сопряжено с некоторым риском.
— В особенности, когда его предпринимают, ничем не вооружившись и ничего не предусмотрев.
— Я был всецело занят мыслью о шаре. События вынудили нас…
— Вынудили «меня», хотите вы сказать?
— И меня точно так же. Разве я знал, принимаясь за исследования по молекулярной физике, что судьба забросит меня в такую даль?
— Во всем виновата проклятая наука! — разозлился я. — В ней вся дьявольщина! Средневековые проповедники и инквизиторы были правы, а современные искатели ошибаются. Вы суетесь в дела науки, и она преподносит вам подарочек, который разрывает вас на куски или уносит к черту на кулички самым неожиданным образом. Древние страсти и новейшее оружие — это переворачивает вверх тормашками ваши верования, ваши социальные идеи и ввергает вас в пучину одиночества и горя!
— Ссориться бесполезно. Эти существа, селениты — или называйте их как хотите — поймали нас и сковали по рукам и ногам. В каком бы настроении вы ни были при этом, вам придется это пережить… Нам еще предстоят серьезные испытания, и это потребует от нас максимума хладнокровия.
Кейвор остановился, как бы ожидая от меня поддержки, но я сидел насупившись.
— Черт бы побрал вашу науку! — буркнул я.
— Главная проблема сейчас — найти с ними общий язык, попытаться заговорить. Жесты их, боюсь, совсем не будут похожи на наши. Например, показывание пальцем. Ни одно существо, кроме человека и обезьяны, не показывает пальцем.
Мне это показалось совсем неверным.
— Почти каждое животное указывает глазами или носом, — возразил я.
Кейвор задумался.
— Да, — согласился он наконец, — но мы так не делаем. Тут столько различий, столько различий…
Можно было бы… Но ничего нельзя сказать заранее. У них свой язык, они издают звуки вроде писка или визга. Как мы можем этому обучиться? Да и язык ли это? Но у них могут быть совсем иные чувства, иные средства общения. Несомненно, у селенитов есть разум, и у нас должно найтись хоть что-нибудь общее. Но сможем ли мы понять друг друга?
— Это невозможно, — проговорил я. — Они отличаются от нас больше, чем самые далекие земные животные. Они совсем из другого теста. Об этом и говорить нечего.
Кейвор снова задумался.
— Я этого не нахожу. Раз у них есть разум, то, наверное, найдется что-нибудь общее с нами, хоть разум этот и развился на другой планете. Конечно, если бы мы или они были только животными и обладали одними инстинктами…
— А разве они не животные? Они гораздо более походят на муравьев на задних лапах, чем на человеческие существа, а разве можно сговориться с муравьями?
— А машины и одежда? Нет, я не согласен с вами, Бедфорд. Разница, конечно, велика…
— Непреодолима.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
