- Ну, как вы тут без меня? - спрашивает подошедшая Софья. Она, явно, нервничает. Это видно по неровному, рваному румянцу, блестящим глазам, порывистым движениям. Нет, это не нервоз от расставания с Ангелом. Ее что - то напугало, встревожило мою Софи.
- Все хорошо. Мы разговаривали - отвечаю я, - Софья, случилось что - то?
- Нет - смеется она, и в смехе проскакивают истеричные нотки, - что со мной могло случиться в туалете аэропорта? Я просто переживаю скорое расставание с Ангелом.
- Мы не расстаемся Соня, я рядом буду. Вы ко мне ездить будете, я к вам. Правда, ведь, Анатолий? - улыбается Ангел, от чего лицо его покрывается тысячей мелких, добрых морщинок. Я начинаю понимать, почему, так привязана Софья к этому немолодому, уставшему и невероятно доброму человеку. Она, как и он, до сих пор не может отойти от нелюбви женщины, которую они оба любили, но не смогли заставить ее полюбить себя. Телефонный звонок вырывает меня из раздумий.
- Здравствуй, Олег - говорю я. - Да, конечно. Поеду, если нужно
ГЛАВА 17
ГЛАВА20
[Она]
- Ангел, ты счастлив? - спрашиваю я, пока Анатолий разговаривает по телефону
- Да - просто отвечает он, слегка задумавшись. - Теперь, да. После разговора с Анатолием, я многое переосмыслил и сейчас могу сказать, да, я счастлив. Счастлив, что родил свое продолжение, счастлив, что в моей жизни была твоя мама, что теперь, вновь обрел тебя. А ты. Ты счастлива? Я вижу, как ты смотришь на своего избранника, но тебя тревожит, что - то. Я, ведь, прав? Софья, это твое, конечно дело, но лучше расскажи ему, что тебя беспокоит. В отношениях, нет места лжи.
- Знаешь, я рада за тебя - говорю я, уводя разговор в сторону от скользкой темы. Интересно, а был бы он счастлив, когда пелена первой влюбленности спала с его глаз, и он ощутил на себе характер моей матери: властный, нетерпимый к чужим слабостям. Или, когда бы она предала его с очередным своим « фейерверком». На эти вопросы ни у него, ни у меня, нет и уже никогда, не будет ответа. - Не повторяй ее ошибок - шепчет Ангел, и порывисто обняв меня, не оборачиваясь, идет в сторону своего терминала. Я смотрю в его спину и вижу того Ангела, из моего детства. Высокого, с гордо поднятыми, расправленными, словно крылья, плечами и копной вьющихся, как проволока, непослушных волос.
-Ну, как ты? - спрашивает меня, подошедший Анатолий, обняв за плечи.
- Все хорошо - отвечаю я, размазывая по щекам теплые слезы - поехали домой. Кто звонил?
- Олег звонил, отправляет меня в командировку, послезавтра. Да что с тобой Софи, тебе, что плохо? - встревоженно спрашивает меня Анатолий. Я чувствую, как от лица моего отлила вся кровь, как дрожат мои колени, от адреналина шумит в ушах.
- Нет, все хорошо - через себя отвечаю я. - Просто, ты снова оставляешь меня одну.
- Это, всего лишь на два дня - смеется Анатолий.
Целых два дня, два длинных дня во власти человека, который рушит наши жизни - мою и Анатолия. Нет, для меня не стала неожиданностью, эта внеплановая командировка. Олег позвонил мне, когда мы провожали Ангела и весело сообщил, о надвигающемся дне моего персонального ада, восторженно живописуя мне, в мельчайших подробностях, что и как он будет делать со мной. Странно, но сейчас мне уже не страшно, лишь чувство гадливости и странного возбуждения, владеют моими телом и мыслями. Анатолий не ведает, что творится у меня в душе.
- Умираю от желания - шепчет он, и торопливо тянет меня за руку к выходу из аэропорта.
[Он]
Я начинаю срывать с нее одежду еще в подъезде. Когда она впивается в мой рот сухими горячими губами, я просто лишаюсь разума. Руки трясутся как у горького пьяницы, и потому я никак не могу попасть ключом в замочную скважину.
- Да, открой ты, эту чертову дверь - задыхаясь, почти кричит она, словно в горячке.
А потом, рвущиеся с корнем пуговицы на одежде, мои руки на ее груди, разрывающее внутренности, чувство возбуждения и ее широко раскрытые глаза. Я словно умираю и тут же оживаю, качаясь на волнах острого, пряного удовольствия, совсем теряя чувство реальности, связи с этой грешной вселенной. Отрывистыми, резкими движениями я вхожу в ее лоно, снова и снова, пронзая ее, заполняя собой. Дыхание Софи с шипением проталкивается сквозь стиснутые зубы. Я слышу каждый удар ее сердца, чувствую глубокую дрожь, в самой сердцевине ее плоти. И этот трепет передается мне, разносясь с кровью по венам, проникая в каждое нервное окончание. Я чувствую, что готов взорваться. Наслаждение набегает волнами, путая в моей голове мысли. Я вижу, выгнувшуюся в остром удовольствии, спину Софи, и больше не могу сдерживаться. Тело взрывается оргазмом, высвобождая чувство бесконечной неги и невероятной слабости
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Боже, Софи, - шепчу я, упав на ее обмякшее тело, так и не покинув его, не в силах пошевелиться.
- Анатолий, мне тяжело - говорит она, и перекатывается на бок.
- Знаешь, - задумчиво говорит Софья, разглядывая идеально ровный потолок - если бы меня спросили, как я хочу умереть, я бы ответила, вот так, от удовольствия, лежа в постели с тобой, чувствуя твои сильные руки на своей обнаженной коже, колючую твою небритость. Умереть от счастья, правда здорово?
- И, что же хорошего ты видишь в смерти, пусть даже от удовольствия? - удивляюсь я.
- Смерть - это освобождение - задумчиво отвечает на мой вопрос Софья - от боли, неприятностей, нелюбви. От черноты, заполняющей людские души, Анатолий. Я так думаю, так вижу.
- Да, Софи, ты права. Смерть - это освобождение. Освобождение от жизни, в которой помимо боли и неприятностей есть еще любовь, счастье, удовольствие, секс, в конце концов.
- Мне хорошо сейчас, и оспаривать твои доводы, я не буду. Жизнь, смерть - они обе бессмысленны, пока не поймешь, ради чего стоит жить или умирать. Главное понять это, найти смысл. Мать моя, так и не нашла, не поняла. Думала, что жить вечно будет, бездушие свое лелеяла, взращивала, словно ядовитый прекрасный цветок, считая, что неуязвима. Ты видел, какая удивленная маска застыла на ее лице? Интересно, успела она осознать приход « костлявой»? Она тоже мечтала, от удовольствия умереть.
- Нет, Софи, люди не видят ее приход, я так думаю. Чувствуют ее приближение, некоторые, но увидеть смерть, вряд ли кому удавалось - говорю я, всматриваясь в лицо своей любимой. Оно беспечно, не смотря на наш странный разговор.
- Не хочу больше философствовать - говорит Софья - хочу курить, рома и немножечко кофе.- Она легко, словно мотылек, соскальзывает с кровати и направляется в сторону кухни, наступая узкими маленькими ступнями, на разбросанную по полу одежду, сброшенную нами в порыве страсти. Я не могу отвести взгляд от изгиба длинной, белой ее шеи, тонкой линии позвоночника, не по девичьи, узких бедер. Она великолепна, она моя, и от чувства восторга стягивает грудь. Маленький, прекрасный мотылек, полностью затмивший своей красотой, мой бесцветный мир. Я слышу запахи доносящиеся из кухни. Не чувствую, не ощущаю, а именно слышу: тонкий, ванильный запах сигарилл, аромат рома, который, для меня, почему - то, пахнет лимонадом из детства, « Буратино» или «Дюшес», что то сладко - теплое, веселое и очень яркое. Крепкий кофейный запах, перебивает все остальные. Софья пьет черный, словно деготь, кофе, не признавая сахар и прочие глупости. Я уверен, что она сейчас сидит на стуле, подогнув под себя одну ногу, запивает ром крепким кофе и смотрит в окно. В такие моменты я жалею, что бог не дал мне таланта художника или скульптора, дающего возможность нести чудесную красоту любимой мною женщины, миру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
ГЛАВА 18
ГЛАВА21
[Она]
- Ну, что, зая, готова? - слышу я в телефонной трубке, радостный голос моего мучителя.
- Да, - односложно отвечаю я, и открываю входную дверь, сжав в ладони маленькую, перламутровую пуговицу, от рубашки Анатолия, найденную на полу в прихожей.
