Сказав это, Рауль де Жак резко опустил руку. Кусты по сторонам тропы зашевелились, и оттуда выступили стражники, вооруженные мечами и дубинами. Теперь численный перевес был на стороне прево. Все так же ухмыляясь, он добавил:
— Могу уверить тебя, тамплиер, что в лесу сидят три десятка моих лучших стрелков, и они держат каждого из вас на прицеле. Так что, если не хочешь получить стрелу в глаз, лучше сложи оружие и покорись.
Томас бросил отчаянный взгляд на дядю.
«Он сейчас сдастся, — понял юноша. — Он слишком благоразумен, он не будет вступать в заведомо безнадежный бой. Значит, вот так закончится моя служба — короткая и бесславная…»
Приор поднял голову и прищурился на солнце. Капюшон плаща соскользнул с его головы, обнажив отросшие за две недели пути волосы. Черного цвета в них все еще было больше, чем седины.
— Когда-то, — негромко проговорил приор, — когда я вступал в орден, у вновь посвященных братьев были мечты.
Негромкий голос его четко и ясно разнесся по притихшему лесу. Казалось, даже деревья замерли, прислушиваясь.
— Тогда мы еще удерживали Акру и мечтали о том, что однажды войдем в Иерусалим. Мы мечтали, как восстановим королевство, отнимем у сарацинов Животворящий Крест Господень, как, осененные этим крестом, построим царствие справедливости и добра. Потом, со временем, мечты изменились. Те, кто вступали в орден после нас, мечтали о почестях, о власти, мечтали о том, что будут внушать уважение и даже страх. Некоторые мечтали и о деньгах, хотя устав велит жить в бедности. Что касается нас… наши мечты выцвели, поблекли. Уже не восстановить королевство, а хотя бы удержать Акру. Не удержать Акру, но утвердиться на Кипре. Укрепить командорства. Расширить орден. Угодить сильным мира всего… чтобы они в ответ угодили нам. Но это уже не мечты. Мечты окрашены в особый цвет — не серебра и стали, но золота и солнца.
В рядах стражников раздались смешки.
— Что там проповедует этот еретик? — выкрикнул рослый громила с дубиной. — Заткните ему пасть и свяжите руки, пока он не начал творить ворожбу и не призвал на помощь своего дружка-дьявола.
Прево смотрел, недобро щуря глаза и раздувая ноздри. Так смотрит пес на добычу, выбирая подходящий момент для прыжка.
— Золота и солнца, — невозмутимо договорил тамплиер, — как Крест Господень, горящий над твоей головой в час рождения и в смертный час.
Глаза прево расширились, а рука метнулась к рукояти меча —
но было уже поздно.
— Боссеан! — выкрикнул приор Франции, и одним движением выхватил меч из ножен.
Полоска металла над его головой вспыхнула золотом в солнечных лучах. Ярко сверкнула крестовина меча — и в ответ по лесу разнесся боевой клич ордена Храма: «Боссеан! Боссеан!»
Конники де Вилье сорвались с места и неудержимой лавой врезались в толпу стражников.
Часть вторая. Глава 3. Похищение
Глава 3 Похищение
Приор не зря произнес свою речь. Лучник не может долго держать тетиву натянутой — начинает дрожать рука, рассеивается внимание. Кое-кто из прятавшихся в лесу и вовсе ослабил тетивы и опустил луки.
Полтора десятка стрел, вылетевших из чащи, упали на тропу. Две ранили лошадей, которые метнулись в стороны, стаптывая пеших стражников. Один из тамплиеров свалился с седла. Остальные на полном скаку смешались с воинами короля.
Серый араб приора мчался на полкорпуса впереди. Справа всплыло перекошенное лицо прево. Королевский слуга что-то орал своим людям, но договорить не успел — рухнувший сверху клинок рассек его череп, и прево грохнулся под копыта собственного коня. На де Вилье накинулось сразу трое, и тамплиер с яростным кличем вступил в бой.
Рев. Кровавые брызги, запах конского пота. Лязг и блеск обнаженных клинков. Поднимая и опуская меч, Томас тоже кричал — но вместо тамплиерского клича из глотки рвался боевой призыв древней Дал-Риады [37] : «Aisa! O Aisa!». Ветер в лицо и песня железа — он уже почти забыл это пьянящее чувство, когда страх остается на полкорпуса позади.
Конь Томаса столкнулся грудью с более низкорослым жеребцом стражника. Противник от толчка покачнулся в седле, и клинок его, слегка задев плечо юноши, скользнул по кольчуге. Томас рубанул стражника по горлу и усмехнулся, увидев хлынувшую кровь. Облизнув губы, он пришпорил коня, пробиваясь к приору. С флангов и с тыла набегали припозднившиеся пехотинцы.
Вот двое набросились на рыцаря Энбера Бланка и потащили его с коня. Энбер отчаянно взмахнул мечом, но не удержался и рухнул на землю. Дубина стражника поднялась и опустилась, и Тому почудилось, что он слышит страшный хруст кости. Отвернувшись, юноша продолжал прорываться туда, где приор, Гуго де Шалон и еще двое подоспевших рыцарей отбивались от вражеской конницы.
Слева возник Гуго де Безансон, почему-то с кинжалом в руке. Сержант занес кинжал и рассек одну из переметных сум вьючной лошади. На землю хлынул поток серебра. Пешие стражники, вмиг позабыв о сражении, бросились прямо под копыта — подбирать монеты. Трое или четверо конников прево вырвались из схватки и погнались за остальными вьючными лошадьми. Товарищи возмущенно орали им вслед.
И все же людей короля было больше. Из лесу подоспели лучники. Те пехотинцы, которых не зарубили и не затоптали в схватке, окружили приора. Разъяренные смертью товарищей, солдаты уже забыли про приказ короля. Как почуявшие кровь псы, они хотели лишь вцепиться в горло добыче.
— Туда! — проорал кто-то за плечом Томаса.
Юноша быстро оглянулся. Робер, Жак и Гильом де Букль одной группой пробивались налево, к развилке. Томас рванул левый повод, поворачивая коня, и срубил набежавшего стражника. Робер вонзил шпоры в бока своего нормандца. Боевой конь встал на дыбы, яростно молотя воздух копытами. Еще один солдат короля рухнул с пробитым черепом, и четверка тамплиеров ринулась в образовавшийся просвет.
Сначала Томас не видел ничего, кроме хлещущих веток, не слышал ничего, кроме топота копыт, гула собственной крови и свиста ветра в ушах, и не понимал ничего, кроме того, что они вырвались. Впереди блеснула река. Дорога шла вдоль обрывистого берега к переправе, а за переправой — земли Карла Анжуйского, Марсель и свобода. Томас натянул повод и закричал:
— Стойте!
Его жеребец пронзительно заржал, роняя клочья розовой пены — трензель [38] порвал губу.
Робер и Жак развернули коней. Де Букль продолжал погонять лошадь к переправе.
На развилке ворочался черный клубок человеческих и конских тел. Троица Томаса врезалась в свалку, как стрела, пущенная из доброго английского лука. Четверо стражников сразу были убиты. Остальные конники прево, не ждавшие нападения со спины, бросились врассыпную. Пехотинцам повезло меньше — те, кто не успел вовремя скрыться в лесу, пали под мечами тамплиеров. Добивая последних врагов, Томас не чувствовал уже ничего, кроме смертельной устало-
сти.
В схватке погибли три рыцаря, три сержанта и семь служителей. Де Вилье был ранен в голову и плечо, Гуго де Шалону рассекли щеку, Гильому де Линсу дубиной сломали два ребра, а у Жерара де Шатонефе кровь текла из глубокой раны в бедре. Шарембо де Конфлане и еще трое, оставшиеся позади, были невредимы.
Везучий сержант Гуго де Безансон отделался парой царапин. Жак при виде брата не смог сдержать радости: спрыгнул с коня и обнял Гуго, за что получил подзатыльник. Из сервантов уцелело только двое, а орденская казна удалялась сейчас на север в компании наиболее предприимчивых стражников. Поляна была усеяна трупами их менее удачливых собратьев — около двух дюжин королевских слуг сложили головы в этот день.
Пока Гильом де Линс, знакомый с искусством врачевания, перевязывал раненых, приор бродил среди тел друзей и врагов. Он явно разыскивал что-то на изрытой конскими копытами земле. Разыскав, нагнулся — скрипнув при этом зубами от боли — и перевернул труп прево. Пошарил у него под плащом и вытащил какую-то бумагу.
Томас подошел сзади и заглянул дяде через плечо. Это был список бежавших храмовников и приказ об аресте, скрепленный королевской печатью. Юноша быстро пробежал список глазами и вздрогнул: его имени там не было.
Вероятно, приор подумал о том же. Когда де Вилье обернулся к Томасу, взгляд его ничего хорошего не сулил, однако голос оставался бесстрастным:
— Я вынужден признать, что ошибался насчет тебя. Ты многому научился у Брюса. Сегодня мы обязаны тебе жизнью.
Больше храмовник ничего сказать не успел, потому что Гильом де Линс позвал его на перевязку.
Гильом де Букль утверждал, что лошадь понесла.
Молодой рыцарь встретил их у переправы. Опустив глаза, он трижды повторил, что не справился с лошадью — смирной пегой кобылкой. Кобылка отводила глаза так же пристыженно. Де Букль не отличался особым мастерством в верховой езде, поэтому всегда подбирал лошадей спокойного нрава.
