– Всё, печенье отменяется.
Гален хлопнул себя по коленям, словно собрался пуститься в пляс:
– Так вот! Глупые люди. Они представляют себе, как в голове умных людей крутятся схемы, невероятные конструкции, длинные цепочки рассуждений и сложные слова, какие-то четырёхмерные абстракции, основанные на мельчайших подробностях, которые обычным людям не видны или не запомнились.
– Угу.
– У тебя в голове крутятся невероятные конструкции из четырёхмерных абстракций, верно?
– Н-нет. Зачем они мне?
– Но как же ты тогда работаешь?
– Я просто сажусь в кресло и думаю.
«В единственное кресло в этом кабинете, кстати», – подумал я, переминаясь с ноги на ногу. Болящие икры подёргивались, словно тоже обрели некоторую дерзость и решили жить отдельно от хозяина.
– Ду-умаешь… – протянул Гален. – Есть такая поговорка. Человек становится мастером в том, что он делает.
– Тогда все в Столпе должны быть настоящими специалистами…
– Очень смело с твоей стороны предполагать, что хоть кто-то в этом здании что-то делает.
– Ха-ха. Ха… Это ведь шутка, верно?
– Мыслить энергетически невыгодно. Мозг требует на свою деятельность энергетические гранты, а тело очень не любит эти гранты выписывать. В отличие от Министерства, у тела очень жёсткий бюджет и ещё более жёсткий аудит.
– И как это связано со мной?
– Ты имеешь дурную привычку думать. Дурную, потому что не умеешь останавливаться. Когда тебе не к чему приложить ум, ты заболеваешь и начинаешь думать лишнее, жуёшь и жуёшь уже пережёванные мысли, не в силах их отпустить. Растрачиваешь бюджет тела.
Я задумался, к чему он ведёт, но тут же насмешливо фыркнул, осознав, что думаю лишнее прямо сейчас. Если Гален к чему-то и ведёт, то он это неизбежно скажет сам.
– Поэтому и нужны мы, начальники, – Гален заметил мою усмешку и улыбнулся в ответ. – Мы нужны, чтобы использовать тебя.
– Звучит не очень приятно.
– Это был ответ на вопрос «почему».
Он встал и ткнул пальцем мне в грудь:
– Ты моя счётная машина. Пора тебя использовать. Пошли.
Я вздохнул и с тоской посмотрел на кресло. Пусть у него и нет подлокотников, но сегодня оно выглядело особенно удобным.
Коридор пуст. Все исправные детали разместились по своим позициям в кабинетах. Разные лица – угрюмые, недовольные, спокойные и равнодушные – уставились в мерцающие экраны. Кто-то щедро растрачивает бюджет тела на размышления; кто-то бессмысленно теребит клавиатуру, имитируя деятельность для систем проверки производительности.
Интересно, кто из них в конечном счёте поступает мудрее.
Гален вышел в холл, но прошёл мимо лестничных пролётов. Он двигался дальше и дальше по коридору, пока не упёрся в очередную безликую дверь – одну из десятков; отойди на пару шагов назад, и ты не сможешь выделить её из остальных. Щелчок замка, скрип засова, и дверь открыла взгляду ещё одну лестницу – тёмную, узкую… Ведущую только вниз.
– Мы спускаемся? – с недоумением спросил я. – Но ты же сказал, что меня повысили.
– Иногда иерархии переворачиваются с ног на голову, – с этими словами Гален принялся шагать по ступеням, крепко держась за перила. Я тоже попытался взяться за поручень, но тут же отдёрнул руку. На пальцах остались пятна ржавчины.
– Что это значит?
– Это значит, что твоё повышение немного… неофициальное.
– Немного?
– Совсем чуть-чуть неофициальное.
– Отлично. Просто отлично.
Гален остановился и повернулся ко мне. В полутьме его лицо было едва различимо – просто чёрный абрис на фоне серых стен.
– Джоз, ты помнишь наш разговор, верно?
Силуэт передо мной даже не шевельнулся, но напряжение в голосе Галена звучало натянутым канатом – того и гляди, он лопнет, и кто-то полетит вниз, бесшумно и необратимо.
По спине неторопливо поползли капли пота, смывая утреннюю самоуверенность. Я тихо спросил:
– Разговор?
– Ты же не забыл, верно? Твоя научная работа.
– Я…
Забыл. Конечно же, я забыл. Свидания с Полианной, регулярная зарплата, которой хватает на всё, смерть Джейми и странные идеи сестры… У мозга тоже есть свой бюджет. Волнения о ресурсах Города были выписаны из сметы, как слишком расходные.
– Я не забыл.
– Хорошо. Потому что сегодня мне нужен тот Кавиани. Тот нервный, напуганный Кавиани, который совершенно случайно узнал, что Город живёт на кредиты, и совершенно непонятно, кто эти кредиты выдал. Тот Кавиани, который понимал, что эта информация может привести в Храм Нежной Смерти.
– Да… Да, я тут. Я помню.
Успокоившись, Гален отвернулся и продолжил спуск. Я выдохнул и последовал за ним, крепко хватаясь за перила. Теперь ржавчина волновала меня меньше всего.
К счастью, спускаться пришлось недолго. Через несколько этажей Гален упёрся в очередную дверь; но на этот раз спутать её с другими было невозможно. Стальная створа на огромных петлях выпирала из стены, словно в подвале Министерства Социального Метаболизма всё-таки была тайная сокровищница.
Гален поскрипел ключом в очередном замке, повернул ручку и с усилием потащил дверь на себя – та с тихим чмоканием резиновых прокладок отпустила косяк. Мне в лицо ударил неожиданно сухой и колючий ветер, который принёс с собой странный горьковатый запах.
– Положительное давление, – Гален словно ответил на чей-то незаданный вопрос. – Чтобы атмосфера снаружи не проникала внутрь.
– Но зачем?
– Если честно, я и сам не знаю. Это помещение тут было ещё до меня. Я нашёл его и начал использовать для… Впрочем, сейчас сам всё увидишь.
С этими словами он щёлкнул выключателем.
Люминолампы медленно наполнялись зелёным свечением, которое начало расползаться по залу, отодвигая темноту всё дальше и дальше. Из-под этого тёмного одеяла появились странные механизмы: множество шестерёнок и колёс самых разных размеров скреплялись в единое целое длинными цепями без видимого порядка или смысла.
Темнота рассеялась почти полностью, но увидеть всю комнату я так и не смог – противоположная стена скрывалась вдали, напомнив простор недавно посещённого парка. Вслед за стеной уходила вдаль и чудовищная мешанина шестерёнок: ряд за рядом, слой за слоем. Сотни, тысячи деталей.
Я обратился было к Галену, но тут же повернулся обратно к структуре – глаз зацепился за что-то… Что-то необычное. Порядок в механическом хаосе.
Мозг привычно выделил паттерн, отмечая закономерности. Общая картина выглядела беспорядочной – но мелкие детали повторялись. Шестерёнки группировались в достаточно простые конструкции, связанные между собой цепями в определённом порядке. Эти группы объединялись в кластеры побольше; их уже было несколько видов, но эти виды располагались явно с каким-то умыслом.
Я обвёл ближайшую группу из нескольких шестерёнок пальцем и спросил:
– Что это? Что она делает?
Гален поражённо уставился на меня; некоторое время он молча подбирал слова.
– Стой здесь, я всё-таки схожу за купоном на бесплатное печенье, – проговорил он. – Как ты догад…
Он прервался и вздохнул. После чего демонстративно покрутил одну из шестерёнок в группе. Из-под зубьев начала сочиться тёмная смазка; уже знакомый горьковатый запах тут же усилился.
Шестерёнка легко крутилась в одну сторону, но отказывалась крутиться в другую. Гален с пыхтением дотянулся второй рукой до ближайшего колеса и крутанул его. Шестерёнка словно по волшебству сменила направление кручения.
– Это, конечно же, логический вентиль, – сказал он, вытирая испачканную в смазке руку платком.
– Ты сошёл с ума?..
Я попятился, уставившись на громоздящееся передо мной чудовище. Словно на картинке-узоре из детской книжки, на поверхности хаоса проступила скрытая суть. Ужасная правда.
– Гален… Это Машина.
– Счётная Машина, если быть точным, – с абсурдной, безумной гордостью ответил он. Словно похвастался.
– МАРКи с нас заживо кожу снимут.
– Как всегда проницателен, Джоз. С нас. С меня и тебя.
