Внутренне содрогаясь, я перевёл взгляд на её ногу. Вчера я нашёл в себе силы промыть рану и приставить почти оторванную голень на место, выровняв кости в одну линию. С тех пор мне не хватало смелости даже на то, чтобы просто взглянуть в направлении кровавого пятна на одеяле.
Тело сестры справилось. Нога снова была одним целым; последним напоминанием по коже змеился розовый шрам, но скоро и он исчезнет. Насколько я мог судить, даже прямоту кости удалось сохранить. Может быть, Бридж даже не будет хромать.
Со вздохом облегчения я присел на стул, всё ещё передёргиваясь от пережитого напряжения. Хотелось кинуться к унитазу, сунуть два пальца в рот и вывернуться наизнанку, чтобы исторгнуть из себя всё накопившееся – боль, страх, чужие секреты, навалившуюся ответственность. Но я пропустил завтрак, да и вчерашний обед с ужином тоже, а блевать желчью очень неприятно.
От мыслей о еде желудок недовольно зашевелился и распустился из того узла, в который он был скручен последние сутки.
По пути к кухонному раздатчику я подобрал с пола ворох сброшенной второпях одежды. На пол с глухим стуком выпала зелёная пластинка с металлическими прожилками.
Моя?.. Пусть она будет моя, пожалуйста. Я просто зацепил её рукавом на работе и каким-то чудом принёс домой.
Мгновенно вспотев, я принялся лихорадочно обшаривать карманы куртки Бридж. Левый – пуст… Правый тоже пуст… Нагрудный внутренний…
На свет показалась горсть зеленоватых осколков, поблёскивающих сеткой металлических дорожек.
Дура! Какая же дура! Носит их россыпью в кармане, словно какие-то конфетки!
Я раздражённо пихнул старые деньги обратно и проверил второй нагрудный карман – в нём обнаружилась плоская фляжка. Отлично. Немного алкоголя сейчас не помешает, пусть и на пустой желудок. Плюс, зная Бридж, есть ненулевая вероятность, что во фляжке на самом деле бульон.
Губ коснулась вязкая, обжигающая острыми искорками жидкость. Я резко отдёрнулся; но перед глазами уже начали плыть радужные круги.
Сома. Проклятая сома, только её не хватало.
После такого я бы не удивился, обнаружив в куртке сестры голову самого Главкона, но карманы уже кончились. Преступная фляжка одним броском отправилась под кровать, в угол, где уже лежала бутылка, подаренная Бригиттой на день Финальной Сборки. Ещё пара доз, и я начну продавать свои запасы. Почему бы и нет? Сам же и подсчитаю налоги на Теневой Машине, сам и заплачу их старыми деньгами из кармана Бридж. Полное самообеспечение, по образу и подобию Города… Вот только у самого Города с этим как раз проблемы.
Из горла вырвался хриплый смех. Почему-то эта цепочка мыслей показалась очень забавной. Прочие мысли неторопливо крутились в лёгком цветном водовороте – кажется, я всё-таки успел глотнуть немного сомы.
– Простите, господин Кавиани, – вдруг ожил Бомануар, – но Вам стоит смеяться потише, если Вы не хотите разбудить гостью.
– Но ты сам говоришь вслух. Разве ты не боишься разбудить гостью? – с недоумением спросил я.
Некоторое время робо-консьерж молчал, словно переваривая услышанную информацию.
– Но… Но я не могу попросить Вас сохранять тишину, не употребляя слова сам…
Уникальное явление: Бомануар смог выразить неуверенность всё тем же равнодушным и безэмоциональным тоном, которым он объявлял уровень гормонов сна по утрам.
Я принялся недовольно бурчать:
– Своей просьбой сохранять тишину ты только увеличил уровень шума, ведь я бы просто…
– Франк-спаситель, да заткнитесь вы оба наконец!
В меня шмякнулась моя же собственная подушка.
Бридж полусидела на кровати – недовольная, очень бледная и очень, очень растрёпанная.
– Доброе утро! – воскликнул я и кинулся к столу. – Есть хочешь? Может, воды? Как себя чувствуешь? Нога не болит?
– Джоз, не мельтеши. И без тебя голова кругом. Ты мою куртку не видел?
Упоминание куртки вызвало неожиданный прилив гнева. Хотелось схватить сестру за плечи и хорошенько встряхнуть; но вместо этого удалось перенаправить это чувство в слова:
– Какого чёрта ты затеяла?! Почему я обнаруживаю тебя на месте катастрофы, битком набитую нелегальными вещами? Ты чуть не умерла, и я не про взрыв говорю!
– Я взрослый человек. Сама решаю, где мне…
– Вот именно, взрослый! Тебе больше двадцати лет! Ты прожила больше половины жизни, отпущенной тебе Машинами, и что же ты…
Я осёкся.
Нам всем отмерена полновесная жизнь – не больше, и не меньше. Именно так я сказал Полианне. Таков наш уклад.
Верю ли я, или просто повторяю слова, которым меня научили?
Некоторое время мы сидели молча, погружённые каждый в свои мысли. С каждой секундой тишина всё больше и больше вонзалась в уши, раздражая, не давая спокойно сидеть на месте, выпрашивая звуковую подачку: хотя бы кашель, хотя бы скрип стула.
Первой не выдержала Бридж:
– Я просто начала задавать вопросы.
– Что тебе мешало жить спокойной жизнью? Ну, знаешь, как все, просто не задавая вопросов.
– На себя посмотри, господин чиновник из Министерства! – вместо обороны Бридж тут же перешла в наступление. – Я же вижу, какой ты стал! Чем ты там занимаешься?
В комнате снова повисло молчание – никто из нас отвечать на претензии не собирался.
Бридж вздохнула и сжала ладони в кулаки так сильно, что я почти услышал скрип кожи. Посидев так немного, она разжала пальцы и уставилась на побелевшие подушечки – они медленно темнели, наполняясь обратно выжатой из них кровью. Это зрелище словно привело её к какому-то решению; она посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
– Ладно, засранец, слушай. Сначала объяснюсь я, после чего обо всём расскажешь ты. Договорились?
– Конечно, – незамедлительно соврал я.
Некоторое время Бридж внимательно разглядывала моё лицо.
– Вот видишь, как ты изменился, – сказала она. – Я уже не могу отличить, врёшь ты или говоришь правду.
– Эй! Конечно, я говорю правду.
– Но для этого нам придётся выйти. У тебя на крыше есть стулья?
Вдруг в разговор вмешался бесплотный голос Бомануара:
– Если Вы хотите поговорить в приватной обстановке, то всегда можете подать голосовую команду на выключение моих микрофонов. После окончания разговора Вы можете включить микрофоны обратно также голосовой командой.
– Но как ты услышишь команду, если… – начал было я; Бридж скорчила сложнейшую физиономию, одним только выражением лица передав целый спектр эмоций в адрес подлого робо-консьержа. Я не стал договаривать и вместо этого спросил сестру:
– Разве ты можешь ходить?
В качестве ответа Бридж встала и с размаху пнула раненой ногой дверцу шкафа. Я зажмурился, ожидая услышать омерзительный треск, с которым сломается едва зажившая кость. Вместо этого захрустел пластик дверцы – он прогнулся, после чего с громким «поп!» выпрямился обратно.
– Ладно, ты можешь ходить, – я недовольно поморщился и отправился к входной двери.
Похоже, поддерживать сестру под руку не нужно – если только ты не хочешь получить подзатыльник вместо благодарности.
Стульев на крыше не оказалось. Да и откуда бы им взяться в доме для молодых деталей, едва получивших взрослое имя. Некому приходить на крышу в поисках одиночества: каждый из нас наедается одиночеством досыта в границах своей квартиры.
Бридж по-хозяйски прошлась вдоль парапета, уперев руки в бока.
– У меня вид лучше.
В ответ я только фыркнул. Она могла бы просто сказать, что с её крыши есть хоть какой-то вид. Здесь же перед глазами только мельтешили бесконечные полосы этажей соседних домов. Бетонные плиты собирались в тяжёлый гофрированный занавес, испещрённый дырами-окнами; но сквозь эти дыры видна не сцена Города, а одна лишь темнота.
Я скрестил руки на груди и уставился на сестру:
– Ладно, говори. Почему ты носишь с собой сому? Первый же случайный обыск на улице, и патруль тебя заберёт.
– У всех есть свои слабости, – ответила Бридж, не глядя на меня; она обходила крышу по кругу снова и снова, словно в поисках отсутствующего кресла.
