– Она в большом напряжении. Надо пожалеть ее, – сказала она.
– Почему все позволяют им делать все это безнаказанно? – спросила Сабина Тома, который спешился и открывал деревянные ворота.
– Кому? Что делать безнаказанно?
– Им. Деду и бабке. Почему вы все продолжаете работать на них, когда они так ужасно со всеми обращаются? Не думаю, что они много вам платят, бабка все время твердит об экономии. – Сабина произнесла эти слова со злостью.
Том распахнул ворота и похлопал лошадь по боку, после чего та неуклюже закружилась вокруг него. Сабина въехала в ворота под звук чавкающих по грязи копыт.
– Она хорошая.
– Нет, не хорошая. Они никогда не благодарят вас за то, что вы делаете. А вчера она грубо обошлась с миссис X. И все же никто из вас и слова ей поперек не скажет.
– В этом нет смысла. Она никого не хочет обидеть.
– Это ее не оправдывает.
– Я и не говорю, что оправдывает. Но все люди разные, и она такая. Какое же холодное утро!
Том сунул ногу в стремя и, приподнявшись, перекинул через лошадь вторую ногу. Сапоги его были облеплены грязью.
– Но это унизительно. Она обращается с вами как со слугами. Словно вы живете в девятнадцатом столетии.
Том потрепал гнедого по мускулистой шее.
– Что ж, наверное, можно сказать, что мы ее слуги.
– Это нелепо. Вы штат служащих.
Том снова заулыбался. Его улыбающийся рот был виден над шарфом, плотно обмотанным вокруг шеи.
– Ну и в чем разница?
– Разница есть.
– Давай дальше.
Сабина уставилась на уши своей лошади. Правое прядало взад-вперед. Том иногда ужасно раздражал.
– В том, как она это делает. Они оба. Разница в том, как они с вами обращаются – на равных или… безо всякого уважения.
Сабина украдкой взглянула на Тома, думая, что зашла слишком далеко, и испугавшись, что обидела его.
Но он только дернул плечами и сорвал с наклонившейся ветки мокрый лист.
– Я смотрю на это по-другому. Они хорошие люди, но немного старомодные. Вспомни, они росли со слугами. Они выросли в колониях. Им нравится все делать по-своему, и они быстро расстраиваются, если так не получается. Ну вот, – Том остановил лошадь и обернулся к Сабине, – если бы они плохо обращались с кем-то одним, то думаю, мы все уволились бы. Здесь нет балбесов, Сабина, что бы ты ни думала. Но мы их понимаем. И их побуждения. Ты, может быть, этого не видишь, но они нас тоже уважают.
Сабина с ним по-прежнему не соглашалась, но что-то в поведении Тома отбило у нее охоту продолжать разговор.
– Что бы ты ни думала о ней сейчас, миссис X. права. Твоей бабушке приходится нелегко. Тебе следует немного перед ней открыться, Сабина. Поговори с ней. Это тебя может удивить.
Сабина пожала плечами, словно ее это не касалось. Но напряжение, в котором находилась бабушка, как она знала, объяснялось болезнью деда. Он уже пять дней не выходил из своей комнаты, и его часто посещал молодой серьезный врач.
Сабине не хотелось спрашивать, что случилось. Как-то миссис X. попросила ее отнести наверх его поднос с ланчем. Он спал, и она, оцепенев, застыла в дверях, с ужасом глядя, как на блестящем восточном покрывале покоится очень худая голова и дед хрипло и натужно дышит, разбрызгивая слюну. Сабина не могла бы сказать, что дед выглядит плохо. Он был слишком стар, чтобы вообще как-то выглядеть, – ну да, очень стар.
– Он скоро умрет? – спросила она Тома.
Повернувшись в седле, он глянул на нее, потом отвел глаза, словно что-то обдумывая.
– Мы все умрем, Сабина.
– Это не ответ.
– Дело в том, что у меня нет ответа. Пошли, погода совсем испортилась. Надо поставить лошадей в конюшню.
Это началось с той ночи с гончими. Примерно неделю назад Сабина проснулась рано утром от приглушенных звуков, напоминающих волчий вой. Этот вой казался не скорбным, а каким-то кровожадным, пробуждая первобытный страх. Испугавшись, она медленно вылезла из постели и босиком подошла к окну, ожидая в своем полусонном состоянии увидеть полную луну. Вместо этого она смогла различить внизу, в голубоватом сумраке, худую фигуру бабушки в плотно запахнутом халате, которая бежала через двор. Она кричала кому-то, чтобы вернулся. Это был не гневный, возбужденный крик человека, преследующего преступника, но отрывистый, почти умоляющий.
– Вернись, дорогой, – говорила она. – Вернись, пожалуйста.
Бабушка куда-то пропала, и Сабина подняла руку к окну, не зная, что делать. Она рада была бы помочь, но стеснялась вмешиваться в частную жизнь.
Прошло несколько мгновений, и вой прекратился. Она услышала шаги, потом снова бабушкин голос, на этот раз тихий и укоряющий – так она обычно разговаривала с Герцогом. Сабина отодвинула штору и увидела, как бабушка медленно ведет деда к задней двери. Он наклонился вперед и шел прихрамывая. Ветер облепил вокруг него пижаму, из-под которой как будто выпирали кости.
– Я просто проверял гончих. Знаю, что работник плохо их кормит. Просто проверял гончих, – повторял он.
Сабина не обсуждала с бабушкой этот инцидент, она даже сомневалась, что ей вообще надо об этом знать, но с того момента дед не выходил из своей комнаты. А иногда ночью, проснувшись, она слышала отрывистые шаги бабушки по коридору, когда та проверяла, в постели ли ее муж и не отправился ли на очередное ночное задание.
В Сабине проснулось любопытство, и она спросила у бабушки разрешения пойти посмотреть гончих. Она хотела, чтобы ее отвел Том, но бабушка, окинув ее одним из тех недоверчивых взглядов – неужели внучке действительно интересно? – сказала, что сходит с ней чуть позже.
– Они черные с рыжими подпалинами, – бросила она, когда быстро проходила с Сабиной через двор. – Это особая порода гончих. В этом регионе мы разводим их уже на протяжении нескольких поколений. – За последнюю неделю бабушка не произнесла более длинной фразы. – Баллантайны всегда слыли мастерами по выращиванию фоксхаундов. Это лидер охоты. Свора возникла в конце прошлого столетия. Твой дед посвятил поддержанию этой породы лучшую часть своей жизни. Лет десять назад он перестал ездить верхом, а до того времени был мастером. У нас замечательная свора. Слышала бы ты, как они подавали голос на последней охоте. – Бабушка на миг замолчала и улыбнулась, смакуя воспоминания.
Сабина, сдерживаясь, чтобы не захихикать при последних словах бабки, не сказала ей, что у нее свои скрытые мотивы. Она была убеждена, что бедные собаки содержатся в суровых условиях – ни одно довольное животное не издавало бы таких звуков, как они. А мысль о том, что они живут в бетонных сараях, вдали от теплых каминов и уютных подстилок, чуть не вызвала у нее слезы. Сабина толком не знала, что сделает, увидев собак. Пребывая в плохом настроении, она решала выпустить их на волю или связаться с местным обществом защиты животных. Но от этого у всех работников, включая Тома, возникнут неприятности. В хорошие же дни Сабина и не вспоминала про собак.
Гончих держали в пяти минутах ходьбы от дома, во дворике, окруженном бетонными загонами, перед некоторыми были высокие металлические ворота, перед другими – толстая проволока. Похоже на тюрьму, тоскливо подумала Сабина, пытаясь поспеть за бабушкой. Пахло дезинфекцией, собачьими экскрементами и еще чем-то противным. Как она может так бережно ухаживать за лабрадорами и оставлять этих собак на холоде?
– Как дела у Горацио, Найл?
– Немного лучше, миссис Баллантайн, – ответил мужчина средних лет, появившийся с их приближением из загона. На нем был длинный кожаный фартук, как у кузнеца. Лицо его казалось каким-то сплющенным. – Повязку с лапы можно будет скоро снять, рана заживает хорошо.
– Мы посмотрим?
Это был не вопрос. Бабушка решительно подошла к угловому загону и стала вглядываться в полумрак. Стоя у нее за спиной, Сабина смогла различить только лежащую на соломе собаку, которая поджала под себя перевязанную лапу.
– Что с ней случилось? – спросила Сабина у мужчины.
При его приближении собака навострила уши, словно чего-то ожидая, потом поникла, когда он повернулся к Сабине.
– На нее наскочила лошадь. Один из гостей в конном центре не сдержал лошадь, и этот бедняга попал под копыто. – Он неодобрительно покачал головой. – Знаете что, миссис Баллантайн, им не рассказывают даже об основных правилах перед выездкой. Просто берут с них деньги и выталкивают за ворота. Часто даже не спрашивают, умеют ли люди ездить верхом.
– Ты совершенно прав, Найл, – кивнула бабушка, не сводя глаз с собаки. – Совершенно прав.
– С тех пор как они открыли гостиницу, стало гораздо хуже. Раньше, по крайней мере, были в основном местные. Теперь это все отпускники, бизнесмены и тому подобное, всё, что их интересует, – это охота на день. И ничего-то им не скажешь. Старый Макрей из конюшни говорил мне, что сердце кровью обливается, когда видишь, в каком состоянии возвращают некоторых лошадей.
