– Ты не обидела меня, Сабина. Просто я считаю, что важно любить людей, пока они с нами. Все время, пока они с нами. – Ее глаза наполнились слезами, и она отвела взгляд.
Сабина расстроилась, подумав, что снова заставила Энни плакать. Почему она не в состоянии постигнуть этих людей? Почему ей все время кажется, что она неправильно истолковывает некий важный сигнал, как это бывало дома, когда она оказывалась среди гостей, не понимая их высказываний и шуток?
– Я ведь пытаюсь быть со всеми приветливой, – тихо произнесла она, желая вернуть расположение Энни.
Та шмыгнула носом, а потом утерлась краем рукава.
– Не сомневаюсь, Сабина. Просто ты еще плохо их знаешь.
– Они не из тех людей, перед которыми хочется раскрыть свои чувства. Они не очень умеют… ну… сочувствовать.
Энни рассмеялась и положила свою ладонь на руку Сабины. Ладонь была прохладной, мягкой и сухой, а вот у Сабины – горячей от волнения.
– Пожалуй, ты права. Заставить эту парочку проявить чувства… наверное, тебе больше повезет, если попросишь Герцога.
Обе дружно рассмеялись, а потом умолкли. Сабине стало легче.
– Серьезно, Сабина, я не шучу. То, что им нелегко проявлять чувства, не значит, что они ничего не чувствуют.
Их разговор прервал резкий стук в дверь. Бросив на Сабину быстрый вопрошающий взгляд – миссис X. и Том входили без стука, – Энни встала и пошла к двери.
Сабина увидела стоящую в дверях Джой, высокую и прямую, с шарфом на голове. Лицо казалось напряженным, руки были неловко прижаты к бокам.
– Извини за беспокойство, Энни. Я хотела поговорить с Сабиной.
– Конечно, миссис Баллантайн. – Энни отступила назад, открыв дверь шире. – Входите, пожалуйста.
– Нет, я не стану входить, большое спасибо. Сабина, пойдем со мной домой.
Сабина уставилась на бабушку, заметив, что та с трудом сдерживает гнев. Она быстро прикинула в уме свои возможные проступки: нет, флаконы с шампунем в ее комнате, сапоги вымыты, дверь спальни закрыта, чтобы Берти не мог войти. Но все же что-то в лице Джой отбило у нее всякую охоту покидать уютный и безопасный дом Энни. Глядя на Джой, Сабина пыталась унять растущее чувство тревоги.
– Я просто пью чай, – сказала она. – Приду немного позже.
Джой слегка вздрогнула. В ее глазах появилось жесткое выражение.
– Сабина, – сказала она, – я бы хотела, чтобы ты пошла прямо сейчас.
Сердце у Сабины глухо колотилось.
– Нет, – повторила она. – Я пью чай.
Энни переводила взгляд с бабушки на внучку и обратно.
– Сабина… – предостерегающе произнесла она.
– Думаю, ничего срочного там нет, – вызывающе сказала Сабина.
Она понимала, что находится не на своей территории, но что-то в ней восставало против того, чтобы ее под конвоем отвели в тот жалкий дом и отругали за какой-то пустячный проступок. С нее довольно.
– Приду, когда буду готова, – добавила она.
Джой вот-вот готова была взорваться. Она прошагала мимо Энни в комнату, внося с собой дуновение прохладного воздуха.
– Как ты смеешь?! – выдохнула она. – Как ты посмела рыться в моих личных вещах? Как ты посмела переворошить мои фотографии, не спросив даже разрешения? Эти мои личные фотографии, понимаешь? Они не предназначены для твоих глаз.
Сабина вдруг вспомнила о фотографиях, и лицо ее порозовело. Она даже не подумала убрать их на место. Это казалось ненужным, потому что никто не заходил в ту комнату. Но реакция бабушки на любую провинность была несоизмеримой. Сабина никогда прежде не видела, чтобы она выходила из себя. Бабушка заговорила надтреснутым голосом, и казалось, даже волосы у нее на голове встали дыбом. Тирада на повышенных тонах все продолжалась, и Сабина поймала себя на том, что кричит в ответ.
– Это всего лишь фотографии! – завопила она, перекрывая голос бабушки. – Я всего-то и сделала, что просмотрела коробку чертовых фотографий! В твоем ящике с нижним бельем я ведь не рылась, правда?
– Они не твои, и ты не должна была их смотреть! Не имела права! – На последнем слове голос Джой поднялся и зазвучал почти по-юношески.
– Права? Права?! – Сабина встала, с ужасным грохотом отодвинув стул назад. – У меня здесь ни одного проклятого права! Без твоего разрешения я ничего не могу сделать. Мне нельзя ходить по дому, нельзя разговаривать с работниками, нельзя даже принять эту дурацкую ванну, не подумав о том, что кто-то может войти и засунуть в ванну линейку, чтобы проверить, не слишком ли много воды я извожу.
– Это были мои личные вещи! – прокричала Джой. – Тебе понравилось бы, если бы я стала рыться в твоих вещах?
– Знаешь что? Можешь пойти и посмотреть. Потому что у меня нет никаких личных вещей. Мне не разрешается держать в ванной зубную щетку. Не разрешается смотреть мои любимые программы. Я не могу даже воспользоваться телефоном, чтобы позвонить домой! – Тут у Сабины задрожал голос, и она прижала к глазам кулаки, не желая, чтобы пожилая женщина увидела ее слезы.
– Сабина, можешь делать что хочешь, но не надо рыскать по дому, отказываясь участвовать в общих делах.
– Каких делах? Охоте? Скармливании дохлых лошадей собакам? Извини, гончим. Помогать куче людей, занятых приготовлением вареных яиц для деда? – Сабина смутно понимала, что в дверном проеме стоит Патрик.
– Ты в моем доме гостья, – сказала Джой, немного задыхаясь, – и раз уж ты гостья, меньшее, на что я могу рассчитывать, – чтобы ты не рылась в вещах, которые не имеют к тебе отношения.
– Это всего лишь дурацкие фотки! Несколько вонючих фоток! Не считая тех, на которых есть моя мама, они даже не симпатичные! – Сабина расплакалась. – Господи, не могу поверить, что ты из-за них подняла такой шум. Мне стало скучно, понимаешь? Мне стало скучно, все надоело, и я захотела увидеть, какой была моя мама в юности. Знай я, что ты так из-за этого раскипятишься, я и близко не подошла бы к твоим дурацким фоткам. Ненавижу тебя! Ненавижу тебя и хочу домой! – Ее плач перешел в глубокие прерывистые рыдания. Сабина упала на стол и спрятала лицо в скрещенных руках.
Энни, беспомощно стоявшая рядом, закрыла входную дверь и вновь подошла к столу, положив руку на плечо Сабины.
– Послушайте, – проговорила она, – миссис Баллантайн, я уверена, Сабина не хотела сделать ничего дурного.
Патрик молча прошел на середину комнаты.
– У вас тут все в порядке? – спросил он.
– Иди наверх, Патрик. Все в порядке.
– У нас постояльцы. Они спрашивают, что происходит.
– Знаю, милый. Иди наверх, – откликнулась Энни. – Шума больше не будет.
Джой слегка покачала головой, словно вспомнив о присутствии другой женщины. При виде Патрика она смутилась от собственной несдержанности.
– Простите меня, Энни, Патрик, – наконец сказала она. – Я обычно не выхожу из себя.
Патрик настороженно взглянул на Джой и Сабину.
– Правда. Мне очень жаль.
– Я наверху, если понадоблюсь, – сказал он жене и ушел.
На время воцарилось молчание, прерываемое лишь всхлипыванием и сморканием Сабины. Джой приложила ладони к щекам, потом неловко направилась к двери:
– Энни, мне очень жаль. Прими мои извинения. Я… я… Да. Пожалуй, пойду к себе. Сабина, увидимся позже.
Девочка так и не подняла головы.
– Мне жаль, – повторила Джой, открывая дверь.
– Все в порядке, миссис Баллантайн, – сказала Энни. – Нет проблем. Пусть Сабина допьет чай, а потом придет к вам.
Джой сидела на краю мужниной кровати. Он лежал, прислонившись к груде белых подушек и устремив взгляд на камин, который перед ее уходом разожгла миссис X. За окном было темно, и свет исходил только от лампы у кровати да пламени камина, отблески которого плясали на столбиках красного дерева и латунных ручках комода, стоящего у окна.
– Ах, Эдвард, я сделала ужасную вещь, – сказала она.
Слезящиеся глаза Эдварда обратились к жене.
– Сабина совершенно вывела меня из себя. В присутствии Энни и Патрика. Не знаю, что на меня нашло.
Вытирая глаза одной рукой, в другой она сжимала носовой платок. Совсем не в характере Джой было плакать. Она бы даже не вспомнила, когда плакала в последний раз. Но перед глазами у нее стояла тонкая девичья фигурка, разразившаяся детскими слезами. Еще больше ее мучила собственная вспыльчивость.
– Понимаешь, она пробралась в кабинет.
Джой глубоко вздохнула и взяла Эдварда за руку. Рука была костлявая и сухая. Она вспомнила, какой широкой, сильной и загорелой была эта рука прежде.
– Она рылась в старых снимках из Гонконга. Увидев их снова, я… О Эдвард, я совершенно вышла из себя.
Муж не сводил глаз с ее лица. Джой показалось, она почувствовала слабое ответное пожатие.
– Она всего лишь ребенок, правда? И многого не понимает. Почему бы ей не посмотреть фотографии? Господи, она почти ничего не знает о своей семье! Ах, Эдвард, я просто старая дура. Как бы мне хотелось взять свои слова назад.
