— Внешне сестры были неразличимы, да?
— Почти, но не совсем. У Мэри Энн на носу была маленькая горбинка. А у Мерри более выдающийся подбородок. И выражение глаз тоже разное. Думаю, различия стали более явными, когда они повзрослели. Или это я поумнела с возрастом и стала более наблюдательной. Но они были… — Клэр внезапно умолкла. — Ох, — выдохнула она с печальным изумлением.
— Что с вами?
— Вы заметили, что я всё время говорю о них в прошедшем времени… о моих самых близких подругах?
— Это естественно в данных обстоятельствах, — успокоила я Клэр. — К тому же вы в основном рассказывали о детстве, а оно осталось в прошлом.
Глаза девушки увлажнились. "Так, — подумала я, — готовься, Дезире, утирать слезы". Но Клэр меня удивила.
— Я дала себе слово, что не буду раскисать, — с усилием произнесла она: — Так на чем мы остановились?
— Я собиралась расспросить вас об их брате.
— Эрике? Я его почти не знаю. Он был намного старше нас и уже жил отдельно, когда я приехала в Лондон. Поэтому я редко с ним встречалась в Англии. А здесь, в Нью-Йорке, не видела вообще.
— Вам известно о размолвке между ним и Мередит?
— Конечно. Они разругались вдрызг из-за того, что будущий муж Мередит был наркоманом.
— А что Мередит говорила об этой ссоре?
— Только то, что Эрик пытался их разлучить и что она впредь не желает его видеть. Меня не было с ними, когда всё это происходило, поэтому я не очень в курсе… Постойте, а вы беседовали с Хелен Уорд? — встрепенулась Клэр.
Да я даже имени такого не слышала!
— Кто такая Хелен Уорд?
— Ещё одна подруга Мерри. Актриса. Они участвовали в одном спектакле, когда Мерри только приехала в Нью-Йорк. Пьеса долго не продержалась, но они очень подружились и часто виделись. Мерри была не из болтливых, поэтому я бы ни на что особенно не рассчитывала. Но вдруг она что-нибудь говорила Хелен.
— Вы знаете, как с ней связаться?
— По-моему, она живёт где-то в Верхнем Вест-Сайде, на Девяносто какой-то улице.
— И последний вопрос. — Как всегда, я не очень точно выразилась: до последнего вопроса было ещё далеко. — Вы когда-нибудь встречались с Ларри Шилдсом?
— Лишь однажды. Мерри притащила его к нам на чашку кофе. Он показался мне симпатичным парнем, а Мерри была от него без ума.
— А вам известно, что они расставались на некоторое время?
— Да, но всего на неделю.
— А какова была причина разрыва?
Клэр покачала головой:
— Мерри сказала, что не может говорить об этом, я и не стала допытываться.
— А Роджер Хайер? Что вы о нём можете рассказать?
В этот момент наша мирная беседа была прервана диким пронзительным воплем. Клэр подскочила, словно ей на стул подложили кнопку.
— Извините, — бросила она через плечо, выбегая из кухни.
Вскоре она вернулась с толстым, облачённым в Пижаму Буддой на руках. Божеству было месяцев шесть или того меньше — с детьми я мало имела дело. Но, несмотря на молодость, младенец взирал на мир с исключительным самодовольством.
— Считается, что не стоит брать его на руки, когда он плачет, — призналась Клэр. Она снова села за стол, утёрла слезинки, успевшие набежать на пухлые щеки сыночка, и с вызовом продолжила: — Доктору Финку легко говорить "не нервничайте". Его бы на моё место, Грегги бы ему показал, что такое нервы. — Злорадно подмигнув своему первенцу, она, принялась подбрасывать младенца на коленях. — Так на чем мы остановились?
— На Роджере Хайере, — напомнила я.
— Точно. — И в промежутках между гуканьем и цоканьем Клэр поведала мне то, что я уже знала от других.
— Вы лично встречались с ним?
— Несколько раз. Мне он не понравился, противный малый, но Мэри Энн я, конечно, ничего не сказала. Думаете, Роджер может иметь к этому отношение?
— Пока я совершенно не представляю, кто может. Надеялась, что у вас есть какие-то соображения.
— У меня? О нет! Я всё жду, что проснусь и вся эта история окажется ночным кошмаром. — Предавшись ужасным воспоминаниям, Клэр на мгновение прекратила качать Будду, и он немедленно подал голос.
Самое время было ретироваться.
Глава 15
Поскольку Хелен Уорд (девушка, с которой мне посоветовала встретиться Клэр Джозефс) была актрисой, я располагала неплохими шансами застать её дома а будний день, и уж тем более поутру. Появившись на работе в пятницу, я нашла в справочнике её телефон и выждала до половины одиннадцатого, полагая, что к этому времени даже представители богемы уже просыпаются. Но ошиблась.
— Да? Алло? — произнёс сонный женский голос. Следом раздался страшный грохот: очевидно, на том конце провода случилась небольшая катастрофа. — Извините, — после незначительной паузы объяснила девушка, подавив зевок, — уронила телефон.
— Нет, это вы меня простите. Я вас разбудила, правда?
— Ничего, мне всё равно надо было рано вставать, — великодушно ответила она.
Я назвалась и объяснила, почему мне столь необходимо с ней побеседовать. Выслушав, она недоуменно спросила:
— В кого, говорите, стреляли?
— В вашу подругу, Мередит Фостер, и её сестру-близнеца, — рассердилась я, но, в конце концов, речь шла о жизни и смерти.
— Мередит Фостер?
И тут до меня дошло. Да уж, сообразительности мне не занимать.
— Вы Хелен Уорд?
— Нет, я её соседка. — И она объяснила, что Уорд укатила на съёмки куда-то в дикие джунгли и что с ней абсолютно невозможно связаться. Она отсутствовала уже месяц, и о сроке её возвращения оставалось только гадать. — Честно говоря, — продолжала моя собеседница, — я думала, что она не задержится. — И добавила не без ехидства: — Роль-то у неё крошечная.
— Если она даст о себе знать, пожалуйста, попросите её мне перезвонить. — Я продиктовала мои телефоны. — Не забудете? Это очень, очень важно.
— Не забуду, — любезно пообещала девушка. — Я записала оба номера в блокнот Хелен. Но не рассчитывайте, что она позвонит оттуда. Уж сколько времени прошло, а от Хелен ни слуху ни духу.
— Хорошо, но когда приедет, пусть немедленно свяжется со мной. Передадите?
— Конечно.
— Это жизненно необходимо. (Каюсь, есть у меня склонность упорно долбить в одну точку.) И огромное вам спасибо, мисс?..
— Шакира. Просто Шакира. Знаете, как Мадонна. И Кении Джи.
Кто такой Кении Джи?
* * *Старинный дубовый зал отеля «Плаза» завораживал своим несколько обветшалым благородством: панели тёмного дерева и очаровательные неброские росписи над ними, уютные кожаные кресла и истёртый дубовый паркет. Такой атмосферы в Нью-Йорке вы больше нигде не отыщете. Я-то уж точно подобных залов не видывала и потому одобрила выбор-Роджера Хайера.
Из нашего телефонного разговора я уже составила о нём определённое мнение и, думаю, могла бы узнать даже в многолюдной толпе. Синий костюм и галстук в горошек упростили задачу до предела.
Щеголеватый темноволосый мужчина лет под сорок рассеянно пялился на бокал с виски, когда я приблизилась к его столику.
— Вы…
— Роджер Хайер, — закончил он за меня. — А вы, надо понимать, Дезире. — Он осклабился; ровные, зубы сверкнули столь ярко на фоне его аристократического загара, что я едва не зажмурилась.
Поднявшись, он обогнул столик, дабы отодвинуть для меня кресло (излишняя галантность, на мой взгляд), и я обнаружила, что Хайер лишь на два-три сантиметра выше меня. Но сложен он был хорошо, ничего не скажешь, и дорогой костюм смотрелся великолепно на крепкой мускулистой фигуре.
Как только мы оба уселись, тут же подошёл официант.
— Придётся вам меня догонять, — сообщил Хайер и, указал на пустой бокал, стоявший перед ним.
Я заказала перье с лимоном, а Хайер — третий бокал виски, чистого.
— Вы не поверили, когда я сказал вам, что ничем не могу помочь, — начал Хайер. Его губы скривились в лёгкой усмешке. — И настояли на встрече. Что ж, валяйте. О чем вы хотели меня спросить? — ухмыльнулся он с нескрываемым высокомерием. Эрик Фостер был прав: этот человек действительно не смотрел в глаза собеседнику.
Но принимать близко к сердцу его манеры я не собиралась.
— Мне сказали, что в течение полугода вы были помолвлены с Мэри Энн Фостер.
— Точно. Не сомневаюсь, вам также сказали, что мы разорвали помолвку несколько месяцев назад — в августе.
— Да, но все по-разному объясняют причины вашего разрыва, — соврала я.
— Тогда позвольте просветить вас. Истинная причина заключается в том, что мисс Фостер всё ещё сущий ребёнок.
Очевидно, этот малый не из тех, что берут вину на себя.
— В каком отношении?
В этот момент принесли наши напитки, и Хайер немедленно сделал несколько больших глотков. Глядя куда-то поверх моей головы, он с горечью произнёс:
