После разговора с Навальным Петру Эрастовичу Фандорину захотелось расслабиться. Много лет он гонялся за лидером берлогеров и всегда хитрый лис уходил он него. Но не в этот раз.
Ночной Владибург искрился огнями за окном бронированного Хаммера.
«Куда бы поехать? – размышлял Фандорин. – В бордель?»
Петр Эрастович представил, как шлюхи покрывают его тело засосами и его едва не стошнило. Как же надоели эти мерзкие сосалки!
Сегодня Фандорин хотел чего-то необычного, будоражещего нервы.
– Руслан, – окликнул он шофера. – Давай за город.
За окном мелькнула неоновая вывеска: «Парики и маски».
– Тормози! – заорал Петр Эрастович.
Фандорин примерил византийскую маску – птица с длинным клювом.
– Идеальная вещь, – любезным тоном сообщил продавец-консультант. – Точь-в-точь, как в фильме Кубрика «С широко закрытыми глазами».
– Беру, – глухо из-под маски.
Машина неслась по загородному шоссе. Сбоку показался одиноко стоящий коттедж, в котором светились окна.
Хаммер остановился. Шофер вышел из машины, достал из багажника раздвижную лестницу.
Две тени перемахнули забор и перебежками – к коттеджу. Заскрежетал стеклорез, звякнуло стекло.
Писатель Акунин, попивая кофе, неистово работал над очередной книгой. Главный герой – холеный имперский служака, разоблачив шпиона, думал, как бы отпраздновать сие событие. Молодая жена Акунина читала книгу. Она закричала в голос, когда в залу ворвались два человека в масках с птичьими клювами.
Акунин подскочил на полметра, ноутбук полетел на пол.
– Кто вы и что вам надо? – заорал он.
Фандорин огляделся, наслаждаясь произведенным эффектом. Взгляд опытного извращенца отметил красивые сиськи жены писателя.
– Вопрос не в том, кто мы, – развязным тоном заявил Фандорин. – Вопрос в том, что мы будем с вами делать.
– Подите прочь, негодяи!
Шофер Руслан, смеясь, сбил с ног кинувшегося на него писателя. Ударил. По лицу писателя заструилась кровь.
Фандорин навис над писателем.
– Вы, судя по всему, человек интеллигентный и, конечно, знаете про Заводной Апельсин?
Кун побледнел.
– Пожалуйста, не надо. Господа, пожалуйста. Возьмите все.
– Держи его крепче.
Фандорин поднялся и направился к девушке. На лице бедняжки застыл ужас.
– А ну-ка, что у нас здесь.
Петр Эрастович одним движением выдернул девушку из кресла. Та завизжала, отбиваясь.
– Ира, не сопротивляйся! – заорал писатель. – Ради бога, не сопротивляйся, или он убьет тебя!
Но девушка отчаянно вырывалась из железной хватки Фандорина.
– Ах, ты стерва, – заорал Петр Эрастович, отпустил девушку и, размахнувшись, влепил ей пощечину. Несчастная упала на пол. Фандорин пососал окровавленный палец и снова обратился к своей жертве.
Ухватившись за платье, он рванул. Ткань затрещала, обнажая хорошо просолярийное тело.
– Какая спелая попочка, – прокомментировал Фандорин, – И не носит трусиков, – взглянул на удерживаемого шофером Акунина. – Хорошо вы ее воспитали.
Петр Эрастович расстегнул ширинку, вытащив уд, торчащий книзу.
– Какая попочка, – повторил он, возбуждаясь.
– Постойте, – взмолился Акунин. – Это не честно.
– Не честно? – обратился к нему Фандорин.
– Я расплачиваюсь за чужой грех.
– Вот как. Это интересно.
Девушка пришла в себя, пошевелилась, застонала. Но Фандорина, похоже, она больше не занимала.
– Да-да, за чужой грех, – затарахтел Акунин. – Заводной Апельсин – фантазия другого писателя, Энтони Берджеса. Не моя.
– Так вы писатель, – присвистнул Фандорин. – Мне следовало догадаться. Постойте-постойте, ваша рожа мне смутно знакома. Вы…
– Акунин.
– Ах, Акунин. Да-да. Читал что-то. Постойте.
Петр Эрастович задумался.
– Постойте-ка, но в соответствии с грехом, как вы выразились, вашей фантазии, я должен буду отрезать этой девке руку.
– НЕТ!
Девушка зарыдала.
– Нож, – коротко бросил Фандорин.
Руслан вынул из кармана швейцарский ножик и кинул его шефу.
– Постойте!
– Да?
– Не делайте этого! Лучше вы…
– Лучше мы?
– Изнасилуйте ее.
Петр Эрастович подкинул нож на ладони. Засмеялся. Спрятал нож в карман, застегнул ширинку.
– Идем, Арлекин.
Двое в масках ушли, оставив писателя Акунина в полном недоумении.
Пункт 14
12 сентября 2017 года
Заключенный застонал, сел на холодном полу.
Пискнув, от тарелки с баландой метнулась в угол крыса.
Стукнул засов, дверь камеры отворилась. Вошла молодая белокурая женщина, закованная в кожу, с кобурой для ГШ-18 на поясе, с глубоким вырезом на груди.
– Федеральный комиссар Света Изиванова, – представилась она.
Заключенный шмыгнул носом, отозвался хрипло:
– Адагамов. Рустем.
Комиссар закурила тонкую сигарету. Ярко-красные губы выпустили облачко сизого дыма.
Заключенный смотрел на Изиванову, как затравленный зверь.
– Вас покормили? – осведомилась комиссар.
Адагамов растерянно захлопал глазами, выдавил:
– Да, комиссар.
Изиванова кивнула. Элегантным щелчком швырнула в угол окурок.
Ее глаза стали злыми, как у готовящейся напасть рыси.
– Кормить еще вас, берлогеров ебаных.
Пнула стоящую на полу миску. Расплескивая баланду, миска описала дугу и ударилась о стену. Адагамов вскрикнул от неожиданности.
– На вас, выродков, имперские деньги тратить.
Слегка дрожащими тонкими пальцами с прекрасным маникюром Света достала из пачки новую сигарету. Закурила.
– Хотите?
Рустем кивнул. В глазах его метался страх.
– Послушайте…
– Рустем.
– Да, Рустем. Вы хотите выйти отсюда? Смотреть на небо, на цветочки, ебать девок? Таких красивых, как я. И красивее. Хотите?
Адагамов проглотил возникший в горле комок.
– Хочу.
– Ну, вот, – комиссар улыбнулась и присела на корточки рядом с ним. – Это разумно, Рустем.
Света придвинулась к заключенному, заглянула в изможденное лицо. Ноздри Адагамова уловили запах шанели.
Он отвел глаза.
– Рустем, где прячутся берлогеры?
Если бы она ударила его, или даже поцеловала, он не испытал бы такого шока. Путин все знает.
– Какие берлогеры?
Лицо Изивановой вновь стало жестким. Она резко поднялась. Рустем закрыл лицо, ожидая удара.
– Не притворяйся идиотом, берлогер.
Комиссар заходила по камере. Туда-сюда. Как маятник. Адагамов наблюдал за ней расширенными от страха глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
