— Мы не слишком шумим? — спросила она в короткую минуту паузы.
— Скоро узнаем, — отозвался он, переворачивая женщину на себя.
— Хорошо… Но лучше бы не так скоро…
А когда все кончилось, она отправилась в сени омыть определенные места, спотыкалась обо все, что там было. Он напросился в сопровождающие, поддерживал ее и искренне недоумевал, как она умудряется водить машину и при этом не биться обо всех встречных и попутных. Он проводил ее обратно до кровати, проконтролировал процесс засыпания, потом натянул штаны и вышел на крыльцо подышать. Улица была пуста, сомнительно, что за оградой засел наблюдатель. Невозможно у каждого двора посадить наблюдателя. Кружилась голова от избытка эмоций, он прижался к перилам, слился со стеной, стоял и не мог надышаться. Над деревней барражировали облака, накрапывал мелкий дождь. В жизни появлялся смысл. И в душу вместе со смыслом забиралось что-то тревожное, грустное, щемящее. От мысли о женщине перехватывало дыхание, тянуло под лопаткой. Он перешагнул порог, заперся, на цыпочках добрался до постели и лег. Женщина томно вздохнула и обернулась вокруг него, прижалась каждой клеточкой…
Он очнулся незадолго до рассвета. Такое состояние, будто он находился внутри колокола, в который бил не очень трезвый звонарь. Мурашки расползались по коже. Тревожное время: ночь еще не кончилась, а новый день еще не наступил. Белесый свет просачивался из-под шторок, растекался по полу, как туман. Катя не спала, сидела рядышком на простыне и пристально на него смотрела. Сжалось сердце. Она напоминала грустную сомнамбулу с нимбом. Фигурку Кати окружала рябящая полоска света. В глазах темнилась вся женская печаль планеты. Он приподнялся, прикоснулся к ее коленке.
— Проснулся маленький ангел… Что-то случилось, Катюша?
— Просто смотрю, Пашенька… — прошептала девушка. — Вот проснулась, решила поглазеть на тебя, пока ты спишь… — Она погладила его щеку теплой ладошкой. — Грустно это все… Не могу понять, что со мной происходит. Никогда такого не было… Ты зэк, ты уголовник. Ты восемнадцать лет жизни отдал МВД. Правда, не служил, а сидел. Пусть и посадили тебя по сфабрикованному обвинению, но все равно ты бывший зэк, ты впитал в себя этот мир, эту культуру, она теперь у тебя в крови…
— Я не бывший зэк, — скромно поправил Павел. — А, если так выразиться, действующий зэк. Я все еще сижу. И сидеть мне, как медному котелку. А если добавить сюда дополнительную пятерку за последний побег, которую я обязательно обрету… Мы не в Германии, Катюша. Ты знаешь, что в Германии за побег из тюрьмы не привлекают к уголовной ответственности? Ловят и отправляют досиживать дальше. Даже штрафов не берут. Немцы мудрые, понимают, что стремление к свободе — главный человеческий инстинкт, бороться с ним глупо. Свободолюбие непобедимо. Это как инстинкт размножения или самосохранения. Возьми животного, которого поймали и посадили в клетку — если не приручишь к неволе, не сломишь психологически, оно всегда будет рваться на свободу…
— О, мы сегодня еще и в эрудированном виде… — Она склонилась и поцеловала его в щеку. — Да, ты не такой, как все, но факт остается фактом. Нельзя любить уголовников, нельзя с ними переписываться, встречаться, какими бы ангелами они себя ни выставляли. Подавляющее большинство женщин на этом сильно обжигаются…
— Это еще полбеды, — вздохнул Павел. — Главная проблема заключается не в моем потенциальном лицемерии и двуличности. Со мной опасно, и ты можешь потерять даже то, что имеешь. Включая жизнь. Ты права, у нас нет перспективы. Но эта ночь — самая неожиданная в жизни, я ее никогда не забуду. Надеюсь, ты тоже. Давай-ка спать. Часа два мы еще можем себе позволить. Потом ты спокойно уедешь. Будем надеяться, что наши дорожки когда-нибудь пересекутся…
Он привлек ее к себе, с нежностью обнял…
Когда он снова проснулся, солнце уже взошло и настойчиво выискивало щели в занавесках. Катюши в объятиях не было. А была ли эта женщина в его жизни? Или он просто сошел с ума, живет в несуществующем мире? Судя по содержимому черепной коробки, эта гипотеза могла иметь основание. На разбросанной кровати ее тоже не было. Павел шагнул к окну, рискнул раздвинуть занавески. Непроходимый бурьян на задворках участка, крапива, символическая ограда между домохозяйствами. Напротив возвышался соседний дом — с нелепой остроконечной крышей, грязным чердачным окном, похожим на иллюминатор. Он задернул шторы и, начиная волноваться, зашагал в горницу. Крышка подпола была отброшена. Он сунулся вниз, осветил колодец лежащим в нише фонарем. Этой растяпе ничто не мешает сверзиться и сломать себе шею. Слава богу, в колодец она не падала! В горнице девушки с приятным именем Катюша тоже не было. Он растерянно озирался, не зная, куда бежать и за что хвататься. Уехала? Он кинулся к окну, опомнился, что нельзя раскрывать шторы, сделал щелочку. Над Нахапетовкой плыли рваные облака, в разрывах между ними сияло лазоревое небо. Старушка в клетчатом переднике гнала корову, похлестывая ее веточкой. Животина покорно семенила, отмахиваясь от хозяйки хвостом. За оградой стояла красная «Хонда» девяносто «лохматого» года выпуска. Значит, женщина была. Не приснилась, не причудилась и из деревни не уехала… Заскрипела в ржавеющих петлях входная дверь! Он в панике задергался. С этой барышней он напрочь забыл об элементарных нормах безопасности. Даже не помнил, куда сунул автомат! Прижался к печке, стиснул кулаки… и заурчал от радости, когда возникла ОНА — заспанная, в потрепанной кофточке до колен, с голыми ногами и в калошах. Катя зевала от уха до уха и обнимала себя за плечи. Он вырос, как сверчок, из-за печки — довольный, сияющий, она сказала «ой» и утонула в его лапах. Он жадно целовал ее глаза, как будто они не виделись долгую вечность, она смеялась, шутливо увертывалась. А потом обняла его за шею, прижалась к щеке, на которой начинала отрастать колючая щетина.
— Я думал, ты уехала, — бормотал он. — Просыпаюсь, а ты пропала… Не делай так больше, так можно и до инфаркта довести ранимого зэка…
— Я так осмелела этим утром, — хихикала Катя. — Решила испытать туалет на улице. Не век же в бак ходить… Это было незабываемо… Я подружилась со здоровенным пауком — он там живет. Чуть не провалилась в выгребную яму вместе с досками. Там тоже, кажется, кто-то живет… пришлось схватиться за что-то над головой и провести несколько незабываемых минут в интересном положении. Больше я в этот сортир ни ногой, и тебе не советую. Это так бодрит и ужасает…
— Ты должна быть осторожна.
— Знаю… Я запнулась только раз, а еще палец прищемила дверью, когда хотела ее закрыть. Боялась, что чудовище, живущее в выгребной яме, станет меня преследовать…
— То есть на обстановку извне ты внимания не обратила?
— Еще как обратила, Пашенька. Я даже поздоровалась с соседкой из дома напротив — она лаяла на своего хромого пса, притащившего в дом дохлую крысу. Она спросила, как меня зовут, что я здесь делаю, собираюсь ли продавать этот дом…
— Она ничего не заподозрила? — насторожился Павел.
— Не думаю. Сообщила ей, что вчера немного выпила, и это подняло мой престиж в ее глазах. Я воздержалась от расспросов — по поводу спецназа, облавы, их планов на отъезд, не поймали ли особо опасного преступника…
— Ты должна уехать, — насупившись, заметил Павел. — Преступника вряд ли поймали, будут новые зачистки, и полный караул — если с собаками. Удивляюсь, что их еще не подтянули. Глотов и Плакун пойдут на все: устроят повальную чистку деревни. Сквозь кольцо я не выходил, значит, остаюсь в деревне. Тебе опасно быть рядом.
— Но я не хочу, — задрожала Катя. — Я уеду, а тебя поймают…
— Пойми, дурочка, — убеждал он. — Без тебя мне будет проще просочиться и пропасть. Если узнают, что ты мне помогала, то в лучшем случае привлекут. Давай по-быстрому позавтракаем и простимся. Я не хочу с тобой расставаться, но если ты пострадаешь из-за меня, то весь остаток жизни буду себя пилить. Деньги брать не советую — могут шмонать на выезде. Оставь их в банке, никто туда не полезет. Вернешься через неделю, заберешь.
Она льнула к нему, шептала, что при такой постановке вопроса ей кусок в горло не полезет, нужно придумать что-то другое.
— Я знаю. — Она сделала круглые глаза. — Есть выход проще. Схожу в магазин. Я знаю, где он находится, это на соседней улице. Во-первых, надо купить продукты — завтракать нечем, кто-то съел вчера всю провизию, включая коньяк. Во-вторых, в магазине узнаю, в какой стадии твои поиски и где полиция. Там люди, там продавщица, и что-то мне подсказывает, что деревенские жители любят посплетничать. Что плохого в том, что хозяйка одного из домов, выпив накануне, решила прогуляться в магазин? НИ-ЧЕ-ГО. Мало того — она ОБЯЗАНА это сделать.
В ее словах имелась львиная доля смысла. Эта женщина была умна и сообразительна. Она уже переодевалась, взяла с него слово, что он никуда не уйдет, а Павла вдруг обуяли предчувствия. Возможно, это не было связано с предстоящим визитом Кати в сельпо, зрело что-то другое — он окончательно запутался. Он не хотел ее отпускать, пусть лучше садится в машину и уматывает в город! Он взволнованно ходил кругами. А знает ли она, что отвечать в случае внезапной проверки? А продумала ли Катя свою походку? Ей стоит взять паспорт… Нет, брать паспорт не стоит, это подозрительно, деревенские люди с паспортом за хлебом не ходят…
